Макар Троичанин - Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 2
Он достал второй кувшин и протянул Сашке, но тот вежливо отказался.
- Сначала ты, я немного остыну.
Сергей Иванович не стал настаивать и, жадно заглатывая, выпил не меньше половины, с сожалением оторвался, вдохнул воздух и передал кувшин соседу.
Потом они поочерёдно опорожнили оба кувшина и умиротворённо успокоились, не в силах ни двигаться, ни говорить. Первым нарушил молчание старший.
- Ничего не скажешь – хорошо русское изобретение. Некоторым ярым приверженцам белорусской культуры и то нравится.
Сашка улыбнулся, приняв камень в свой огород.
- Оно давно уже не русское, а всеобщее.
- Не скажи, - не согласился страстный любитель русской бани. - Бань много, и у каждого народа своя: русская, финская, турецкая, римская, японская, есть и другие, наверное, я не знаю. Вот сколько, выбирай по вкусу. А кому-то нравятся чаны с тёплой водой, в которых моются всей семьёй по порядку, начиная с главы семьи, - он лукаво посмотрел на оппонента.
- Да разве бани относятся к настоящей культуре? Ты бы ещё сортиры вспомнил.
- Относятся, - убеждённо сказал затеявший спор, - ещё как относятся. Сортиры, между прочим, тоже. В наших сёлах да на хуторах до сих пор в огороды бегают и под дверью мочатся. Кто побогаче, вспомнив панские обычаи, горшками обзавелись, всю ночь с вонью спят. А вот в новых посёлках и городах уже везде деревянные уборные, в больших новых домах – вообще целые санузлы. Тепло, чисто, вода, одним словом – гигиена, разве это не культура? Спроси у любой женщины, она тебе лучше объяснит. Наш отрядный командир разведки, бывший бухгалтер МТС и мудрый мужик, вообще считал, что хорошую жену надо выбирать не по лицу и фигуре, а по тому, какие у них в семье баня и сортир.
Сашка фыркнул.
- Что-то новенькое в сватовстве.
- Тебе не пригодится. Может, Владимиру? – дядя Серёжа лукаво посмотрел на молчавшего соседа.
А тот жалел, что на родине нет банного обычая собираться вот так и мирно беседовать, отдыхая с друзьями душой и телом. Баню там заменяет пивная, но это не то: одежда сдерживает, а хмель туманит мысли.
- Потерянное национальное самосознание через баню и сортир не возродишь, - убеждённо сказал Сашка, переходя на серьёзную тему. – Нам не о банях и сортирах надо думать, а учиться не стыдиться быть белорусом, не тянуться за старшим братом.
- Не возражаю, - согласился Сергей Иванович, - надо. Только почему бы и не тянуться, если старший брат лучше умеет и не отказывает в помощи? Что мы без русских? Беззащитная маленькая республика без нефти, угля, железа, цветных металлов и больших энергоёмких рек. Что мы умеем? Бульбу растить да леса сводить под корень. Русский брат делится своими богатствами, научает их использовать с толком, помогает развивать промышленность…
- А сельское хозяйство губит колхозами, - вставил, не утерпев, ярый представитель младшего брата.
- Колхозам жить вечно, - как отрезал Сергей Иванович, рассерженный тем, что его перебили. – Сейчас они – яркий пример, как можно извратить и испоганить прекрасную идею. Наши селяне издревле объединялись в страду и на большие постройки. Теперешние же колхозы – не коллективные хозяйства, производящие и пользующиеся плодами своих трудов, а коллективные каторги, которые только производят, отдавая всё на развитие индустрии. Считается – не бесспорно – что без опережающего развития промышленности не может быть эффективного сельского хозяйства. К сожалению, тупые чинуши, радетели глупой идеи, укоренились на всех уровнях, их не переспоришь, они-то уж точно национальности не имеют. Первые годы войны показали, что и промышленность, выстроенная на колхозном рабстве и каторжном труде зэков, оказалась непрочной. Силой можно заставить сделать, но никогда не заставишь сделать хорошо, качественно. Спадёт послевоенная напряжённость, придёте на смену нам, с церковно-партийным образованием, вы – молодые, энергичные, образованные, и колхозы тоже изменятся, встав по значимости в уровень с промышленностью.
- Насмотрелся я, мотаясь за продуктами, - не сдавался Сашка, - что-то не верится в их светлое будущее.
- Жаль, - искренне посетовал Сергей Иванович. – Жаль, что не умеешь видеть перспективы. Придётся мне, инвалиду, за тебя думать, пока не созреешь.
- Да не сердись ты, дядя Серёжа, - ответил иждивенец. – Я не со зла, мне понять хочется.
- Вот это хорошо, - похвалил дядя Серёжа, - значит, не всё потеряно. Пошли, погреемся, помоемся и ужинать. Что-то я от твоего пессимизма подмёрз. – Он взял стоявшие рядом короткие опорные палки с набалдашниками для рук, тяжело поднялся, и все трое, со старшим и увечным впереди, снова вошли в уже спавший жар парилки, забрались на верхнюю полку и, уткнувшись в пять коленок, замерли, поглощая остывшим телом приятные теплоту и истому.
- Война всех подкосила, - продолжил свои раздумья Сергей Иванович, - особенно нас, белорусов, прокатившись по нашей земле дважды. Потеряв самых производительных работников, нам ещё лет пятьдесят не оклематься, пока не вырастет здоровое третье поколение, избавленное от преобладающих генов недоедания и рождения от больных, стариков и малолеток. Как же тут обойтись без братской помощи? Сейчас бы самое время облегчить истощавшим и похмурневшим людям тяжёлую работу – построить жильё и накормить вдоволь, а у нас опять торопятся с возведением заводских махин и военных комплексов.
- Не за эту ли крамолу тебя из горкома выперли? – спросил Сашка.
- В том числе.
- А всё потому, что приезжие русские заправляют, им мало дела до нашей земли и до нашего народа.
- Проголосовали единогласно, - опроверг хулу на русских уволенный партработник, - и русские, и белорусы. А выпер – еврей, Цареградский, скользкий тип. Ему-то уж точно ни до кого, кроме себя, нет дела.
- Зачем же выбирали?
- Узнаешь ещё. Партийная дисциплина: прислали, рекомендовали, куда денешься? Сразу не раскусишь, на лбу у него не написано, надеешься, что вверху не ошибаются. – Сергей Иванович улыбнулся, давно переварив несправедливую отставку. – А я на него не в обиде. Мне, инвалиду, их нервная работа с оглядкой не под силу и не по нутру. В отряде комиссарить было проще: враг – вот он, свои – вот они, рядом. А там не поймёшь, на кого напорешься, всё время бредёшь наощупь, как по минному полю.
- Что русские, что евреи, для нас одна статья – поработители, - неуступчиво гнул свою национальную линию Сашка.
- Уж больно ты крут и скор на ярлыки, - опять рассердился на дубоумного оппонента Сергей Иванович. – Куда проще найти врага и обвинить в своих несчастьях, чем исправить самому. Извини, но ты повторяешь Гитлера. У того во всём были виноваты евреи, хотя благодаря их мозгам и деньгам он встал на ноги,- Сергей Иванович недовольно пошевелился, вытягивая уставшую ногу и опершись спиной на стену, а Владимир подивился неожиданным корням нацизма. – Тебя самого не пугает твоя слепая антирусская направленность?
Сашка молчал, не поднимая опущенной на колени головы.
- Мы вместе войну выстояли, победили, вместе и разруху одолеем, не так уж и различны, чтобы делиться.
- Вместе, если не считать, что они командуют, а мы вкалываем, да ещё и под братьев рядимся, чтобы достался кусок с барского стола, - не успокаивался белорусский националист.
- Мне кажется, что тебя больше беспокоит, кто руководит, а не как сделать, - уколол приверженец славянского союза. – Сам-то справишься?
- Научусь, - парировал Сашка, - да я не о себе.
- Пока ты да другие научатся, мы, остальные, ноги протянем, ожидаючи. Ты сейчас, если можешь, подтянись до русских, встань вровень, обгони, тогда и претендуй на командование. Учиться – это хорошо. Да некогда. Надо бы вообще позакрывать лет этак на пяток все гуманитарные вузы, а в технические ограничить приём, и только с двух-трёхлетним рабочим стажем, пока не станем на довоенные ноги. Отдыхать некогда, хватит бабам горбатиться. Война была – понимать надо. Сейчас достаточно краткосрочного профессионально-технического образования, курсов специалистов и мастеров. Русские инженеры и техники подучат на их технике работать. Потом хоть все учись, даже заставлять придётся.
- Всеобщее крепостное право, - прокомментировал Сашка идею всенародного физического труда, не осмелясь добавить «большевиков», чтобы получилась полная аббревиатура партии.
- Пусть так, - согласился душитель образования. – Главное – накормить и обустроить намордовавшихся людей. Пока у них не будет достаточно еды и жилья, не будет и твоего национального самосознания.
- Почему это моего, твоего – тоже.
- Согласен. А раз пришли к согласию, то пошли мыться. Воевал, а ни одного шрама, - повернулся Сергей Иванович к Владимиру.
Если бы не полумрак, было бы видно, как зарозовели даже сквозь парной жар щёки Владимира.
- Повезло, - ответил он и добавил легенду: - В конце войны тяжело контузило в голову, до сих пор иногда теряю сознание, и речь нарушена.
