Николай Плахотный - Вид с больничной койки

В параллельном корпусе заскрипели ворота. Немного погодя в узкую створку протиснулась не то тетка, не то школьница. На плечах ее топорщился спортивный блузон, со спины украшенный офигенной лейбой в сочетании с башкой молодого бычка из далекого штата Айова. Обута «топ-модель» была в литые сапожищи на босу ногу. На сгибе локтя смешно болталось пластмассовое ведро.

— Здрассьте вам, — явно с испуга вякнула тетка-девочка.

— И вы тоже здравствуйте, — отозвалась Шумилова, не зная, как обращаться: на «ты» или «вы».

Через минуту они уже болтали как давнишние приятельницы.

— После дождичка в леску шампиньоны высыпали, — выложила новость работница. — По пути домой наберу свеженьких, еще тепленьких… Пшли за компанию.

«Хорошо б вернуться в Москву с пакетом некупленных грибков», — подумала Марина Петровна. С языка ж сорвалось другое:

— Да у вас тут Мамай прошел, что ли.

— Он самый… который из Екатеринбурга.

И сразу ж как будто нечего обсуждать: везде одно и тоже. Как и у них, на «Шарике» и в других местах, повсюду гниль, разруха. Даже руины по форме одинаковые, только смердят по-разному… Здесь стоял тяжелый дух разлагающейся органики.

Снова голос подала животноводка. Не понятно, однако, было: жаловалась или протестовала.

— Поначалу они людям красивые виды рисовали, посулы яркие сулили. Мы же, дурни, уши поразвесили, рты поразевали да слюною исходили. А ведь бабушка наша, помню, предупреждала: «Сулиха недати родная сестра». Все сбылось! Что имели, все потеряли. Абсолютно все.

Вдруг спохватилась: «Один момент». Вернулась со скамеечкой, какие обыкновенно имеются у всех профессионалов МТФ, у доярок, разумеется, в первую очередь.

— Садись вот, я на ведерке примощусь.

У Шумиловой было ощущение, будто после долгого перерыва встретила душевную подругу.

— Поконкретнее… Что тут у вас случилось? — спросила она напрямик.

— Что случилось? Подлянка — вот что! — и принялась раскладывать все, как по полочкам.

Сперва совхоз для чего-то преобразовали в акционерное общество открытого типа.

Каждый пайщик, согласно уставу, получил персональную членскую книжку, где ежегодно (по итогам работы) корректировалась величина пая в денежном выражении. Сумма росла… Таким образом как бы обеспечивалась гласность хозяйственной деятельности, заодно и персональная подотчетность всех руководителей, от и до. Вот только те книжки в руках никто еще не держал… Вскоре ближнее начальство объявило (а местная пресса попугайски провякала!), будто бы имела место ошибочка неких очень загадочных персон… На самом же деле то был на компьютерах рассчитанный воровской ход. Теперь уже и ежам понятно: перестройка нашей внутренней жизни шла под присмотром заморских консультантов, явившихся в Россию по персональному приглашению теневого Политбюро ЦК КПСС.

В этой словесной мешанине, несмотря на ее наивную абсурдность, была заключена своего рода кондовая правда. Причем логики в ней было больше, чем в гнусных мемуарах стратегов и тактиков кошмарной перестройки.

Если в крупных городах народное хозяйство разваливали плавно, по лекальным схемам, в аграрном секторе творился погром и разбой. В девяносто четвертом году сельским трудовым коллективам вообще перекрыли кислород: перестали выдавать мизерную зарплату. Пообещав всем и каждому — твердо, плотно, однозначно! — вскоре вер путь долги с лихвой, с просроченными процентами. (Вот тут-то у селян и потекли слюнки, как заметила совхозница Нюся.) Но то была бесстыжая и наглая СУЛИХА. В действительности же — круглосуточно — шла на всех уровнях бесшабашная растащиловка основных и прочих фондов в недавнем прошлом народного хозяйства. А черный нал от реализации свежей сельхозпродукции, минуя банковские счета, оседал в бездонных карманах управленцев и их ненасытной челяди.

Это был неслыханный со дня сотворения мира дерзкий развал, наглейший грабеж.

Шумилова ушам своим не верила: то же самое у них и на «Шарике» творилось. А за разбоем наблюдала консалтинговая фирма, корректировала, как говорят артиллеристы, огонь при потворстве дирекции и с согласия заводского профкома.

— За десять лет, что существует наше, прости господи, АОЗТ, нам ни единого раза не плотили еще… алименты, — подвела черту под своим отчетом селянка.

— Какие там еще алименты? — удивилась Марина Петровна.

— Ой, я хотела сказать… ди-ви-денды, — поправилась егоза и прыснула в кулачок. Затем уже вполне серьезно прибавила: — Да и алименты от бывшего муженька на дитя не получала.

— Ну, это уж особая статья.

— Да это так, к слову… По части ж выдач людям на земельные паи расклад такой. Выдают по два мешка пшеницы прямо из-под комбайна, вперемешку с сором, сырую. Особо отличившимся в прошлом колхозникам-ударникам привозят во двор тележку коровьего говна… Ну к тому индивидуально имеем даровые грибочки из лесу.

— Не густо, однако.

— Зарплата наша и компенсация за паи уходят вроде б на погашения прежних долгов разным организациям и лицам… Наподобие того, как наши государственные деятели возвращают старые займы в международные банки. Недавно по радио слышала, что Россия не рассчиталась еще по старым счетам Наполеона Бонапарта… Вон оно что! Потому нашим бабам и мужикам терпеть еще да терпеть. Многие уже и не выдержали, переселились на тот свет… А тут откуда ни возьмись бунтарь-одиночка объявился. Бывалый человек, много кой-чего в жизни повидавший. Короче, мужика зло взяло, накатал он иск в районный суд. И что вы думаете. Канцелярия бумагу регистрировать отказалась из-за… недостатка аргументов. Смельчак, глазом не моргнув, обжаловал отказ, подал апелляцию в область… Полгода уже минуло… Тишина, как на кладбище.

Шумилова подумала: селяне, однако, не так уж просты, как горожанам кажется… Терпение — признак великой внутренней силы, как у стальной пружины из ванадиевого сплава. Рано или поздно распрямится — и вдарит!

Следом догадка явилась: «Коноводом тут у них кабы не Аркадий ли?».

— Дак айда за грибками-то? — сказала бойко Аннушка.

— Спасибо. Домой пора.

— Вы будете из Голицыно?

— Из Москвы.

— Понимаю. Профсоюзница, значит.

— Что вы, что вы! Я такая же, как и вы, только заводская.

— Отдыхаете, дачница?

— Опять не то… Кошечку свою ищу. Сбежала проказница.

— Да у нас этой твари — батальон. Выбирай любую, даже копейки не взыщем.

— Чужая мне не нужна, — ответила Марина Петровна, подымаясь со скамеечки. Вдруг почувствовала, что ее кинуло в жар и окатила с ног до головы гулкая пустота. Видимо, немощь отразилась на лице.

— Да не переживайте, — засуетилась животноводка, одновременно тараторя, как сорока. — Слушайте сюда. К нам одна мурка забрела, не иначе как из хорошего дома. Вся из себя. В бытовке ее поселили. Да вдруг наша красавица тройню принесла, сама же вскоре исчезла. Два варианта: либо дачникам приглянулась, либо псы растерзали. Они у нас ровно аспиды, весною пацаненка до смерти загрызли.

Марина Петровна вновь опустилась на край скамейки. Подумала: «Сейчас бы снотворное принять и забыться». Вслух молвила:

— Добрая душа, как же ваше-то имячко?

— По паспорту Анна, а кличут все Алисою.

Марина Петровна опешила. Не знала, что делать: смеяться или сердиться?

— Вы меня разыгрываете? Вам уже кто-то доложил, да? — Вдруг осеклась и виноватым голосом сказала: — Нервы уже ни к черту не годятся, как мочало. Три часа назад из Омска прилетела.

— С приездом вас.

— Спасибо.

— А пошли-ка я вам от той кошечки котяток покажу.

Переступили порог из мягкой подстилки, вошли внутрь длиннющего помещения, похожего на цех крупногабаритных подшипников. Будто эти объекты один и тот же архитектор проектировал.

— Где же ваши буренки-рекордистки? — полюбопытствовала заводчанка.

— Тама, — ответствовала совхозница, двинув ладошкой сначала влево, потом почему-то вправо.

Миновали, похоже, машинное отделение. По стальным рифленым ступенькам взобрались на второй этаж. У входа с табличкой «Посторонним вход воспрещен» остановились. Алиса ногой несильно толкнула дверь, та со скрипом распахнулась.

Судя по всему, тут размещалась лаборатория. Никелем и лаком сверкали приборы непонятного назначения. Было много стекла. Бросился в глаза изящный микроскоп, прикрытый нечистой марлевой накидкой. Кроме грязи было множество мух. Они облепили оконные переплеты, жужжали в паутине, нагло ползали по стенам и столам, норовили сесть на лицо.

— Нет на вас, паразитов, красного… субботника, — беззлобно молвила вожатая и в добавленье пригрозила пальцем.

Из-за ширмы раздался веселый голосок:

— Ну-ка гляньте сюда.

Алиса сидела на корточках перед коробом из-под пива «Балтика», бормоча что-то нечленораздельное, детским голосом: