Игорь Губерман - Закатные гарики. Вечерний звон (сборник)
Краткая ода на 70-летие доктора Файвишевского (кличка – профессор)
Повсюду – совпадений светотень,поскольку неслучайно все в природе:ты с Лениным в один родился день,и ты, конечно, назван в честь Володи.
Как молот, был безжалостен Ильич,безжалостна, как серп, его эпоха;его разбил кошмарный паралич,а ты – мудрец, ебун и выпивоха.
Он тоже, как и ты, талантлив был,однако же вы разны чрезвычайно:он – много миллионов погубил,а ты – немногих вылечил случайно.
Психованность весьма разнообразна,общаться с сумасшедшими опасно,душевная поломка так заразна,что тронулся и ты – но как прекрасно!
Свихнувшись, не жалеешь ты об этом,душой о человечестве скорбя,и каждый, кто пришел к тебе с приветом,излечится приветом от тебя.
Еще не все в России хорошо,еще от ваших жизней длится эхо,того – клянут, что некогда пришел,тебя – благословляют, что уехал.
Перо мое от радости дрожит,и ты меня, конечно, понимаешь:он, всеми проклинаемый, лежит,а ты, любимый нами, – выпиваешь.
Сейчас вокруг тебя клубится пир,и ты обязан помнить непременно,что в этот день родился и Шекспир,а ты к Вильяму ближе несравненно.
Аркадий Горенштейн – хирург и по призванию, и по профессии (а это совпадает вовсе не всегда). Притом хирург он детский, и легко себе представить уникальность этого занятия. Наши дни рождения расходятся всего лишь на день, и поэтому мы часто празднуем их вместе. А что на пять лет я старше – тут уж не попишешь ничего.
Ода на 60-летие Аркадия Горенштейна
Готов на все я правды ради,варю на правде свой бульон;однажды жил хирург Аркадий,любил кромсать и резать он.
Людей он резал самых разных,но малышей – предпочитал,и в этих играх безобразныхон жил, работал и мечтал.
Мечтал о воздухе он свежем,хотел в Израиль много лет,поскольку мы младенцев режем —едва появятся на свет.
Не всех! Аркадий жил в Херсоне,и словом «хер» я все сказал:он резал Хайма, но у Сонион ничего не отрезал.
Потом он в Питер жить уехал,лечил у пьяных стыд и срам,его работы плод и эхо —у тех – обрез, у этих – шрам.
Разрезав, надо приглядеться,чтоб ясно было, что лечить,а он умел яйцо от сердцалегко на ощупь отличить.
Жена его звалась Татьяна,писала краской на холстах,и без единого изъянабыла она во всех местах.
Он резал всех, как красный конник,ища ножом к болезни дверь,но был аидолопоклонник,и вот – в Израиле теперь.
И тут Аркадий не скучает,он на архангела похожи Божью благость излучает,когда младенец есть и нож.
Не только режа, но и клея,Аркадий грамотен и лих,и плачут бабы, сожалея,что резать нечего у них.
Он за людей переживает,живя с больными очень дружно,и многим даже пришивает,поскольку многим это нужно.
Ему сегодня шестьдесят,и пациентам лет немало,труды Аркадия висяту них, у бедных, как попало.
А сам Аркадий – о-го-го,и, забежав домой однажды,он сотворил из ничегосебе детей, что было дважды.
Прибоем в отпуске ласкаем,любил поесть, но голодал:женой по выставкам таскаем,он у холстов с едой – рыдал.
Живи, Аркадий, много лет,пою хвалу твоим руками завещаю свой скелет —уже твоим ученикам.
О Лидии Борисовне Либединской, моей теще, говорил я и писал уже несчетно. Много лет подряд она к нам приезжает, чтобы в Иерусалиме праздновать очередной Новый год. А некий дивный юбилей она решила тоже отмечать в нашем великом городе. Тогда-то я и сочинил —
Трактат на 80-летие Лидии Либединской
Чтоб так арабов не любить,графиней русской надо быть!
Когда бы наша теща Лидия,по женской щедрости своей,была любовницей Овидия, —он был бы римский, но еврей.Когда б она во время оно,танцуя лучший в мире танец,взяла в постель Наполеона —евреем был бы корсиканец.В те легкомысленные дниона любила развлечения,евреи были все они,почти не зная исключения.К ней вечно в дом текли друзья,весьма талантливые лица,и было попросту нельзяв их пятом пункте усомниться.У дочек в ходе лет житейскихкогда любовь заколосилась,то на зятьев она еврейскихбез колебаний согласилась.Когда порой у дочерейв мужьях замена приключалась,она ничуть не огорчалась —ведь новый тоже был еврей!Пишу трактат я, а не оду,и сделать вывод надлежит,что теща к нашему народууже давно принадлежит.Галдит вокруг потомков роща,и во главе любого пьянствавсегда сидит хмельная теща —удача русского дворянства.
В каждой порядочной семье, как известно, должен быть хоть один приличный и удавшийся потомок. И моим родителям такое счастье выпало – мой старший брат Давид.
Геолог (доктор соответственных наук и академик), он на Кольском полуострове за несколько десятков лет пробурил самую глубокую в мире скважину.
Об этом и была сочинена —
Маленькая ода про большого Дода (на его 75-летие)
Он был бурильным однолюбом:вставая рано поутру,во вдохновении сугубомвесь век бурил одну дыру.Жить очень тяжко довелось,но если б Доду не мешали,дыра зияла бы насквозь,пройдя сквозь толщу полушарий.Просек бы землю напрямикбур Губермана исполинский,и в Белом доме бы возник —на радость Монике Левински.Он жил в холодном темном крае,всегда обветренном и хмуром,хотя давно уже в Израильон мог приехать вместе с буром.Пройдя сквозь камень и песок,минуя место, где граница,он бы сумел наискосокк арабской нефти пробуриться.Он и другие знал заботы,не в небесах Давид парил,и, как-то раз придя с работы,жене он сына набурил.Советский строй слегка помер,явилась мразь иного вида;но, как вращающийся хер,бурил планету бур Давида!Дод посвятил свою судьбуигре высокой и прекрасной,и Дон Жуан сопел в гробу,терзаем завистью напрасной.Труды Давида не пропалив шумихе века изобильного,и в Книгу Гиннесса попалирекорды пениса бурильного.Сегодня Дод наш – академик,и льется славы сок густой,а что касаемо до денег,то все они – в дыре пустой.Горжусь тобой и очень радсказать тебе под звон бокальный:ты совершил, мой старший брат,мужицкий подвиг уникальный!
А Гриша Миценгендлер – родственник моих друзей (точнее, родственница – Жанна, но она – его жена). Все остальное вам расскажет
Панегирик в честь 60-летия Григория, человека и железнодорожника
Гремели российские грозы,хозяйки пекли пироги,неслись по Руси паровозы,горячие, как битюги.А следом вагоны катились,железом бренча многотонным,и разные люди ютилисьна полках по этим вагонам.И в чай они хлеб окунали,мечтая доехать скорей,того эти люди не знали,что чинит вагоны – еврей.Поэтому прочны вагоны,для дальних выносливы рейсов,в любые идут перегоны,о стыки стуча между рельсов.Еврей тот по имени Гриша —сметлив удивительно был,легко бы в министры он вышел,но очень вагоны любил.И плелся с работы устало,и в голову лезли дела,но Жанна его ожидалаи двух сыновей родила.(А нынче – крушенья дорожные,и скажет любой вам носильщик:вагоны теперь ненадежные,уехал в Израиль чинильщик!)Меняют любовники позы,ползут на Израиль враги,но мчат по нему тепловозы,горячие, как утюги.А сзади вагоны трясутся,евреи в вагонах сидят,куда-то с азартом несутсяи сало украдкой едят.За весь этот транспорт в ответе —Григорий, кипучий, как чайник,теперь он сидит в кабинете,большой и солидный начальник.В субботу он землю копает,монет наискал миллион,мудреные книги читает,хлебая куриный бульон.И едут вагоны, колышаеврейских шумливых людей,хранит их невидимый Гриша,великий простой иудей.
Леночка Рабинер – диктор и редактор нашего израильского радио на русском языке. Муж ее, весьма любимый ею (и весьма ответно), – Женя Шацкий, он контрабасист в филармоническом оркестре. Оба они много пережили до поры, пока друг друга повстречали. А ода, сочиненная на их свадьбу, так и называлась —
На бракосочетание музыканта Жени и Леночки из радиовещания
Он был контрабас разведенный,она – выходила в эфир.И горек был путь их пройденный,и пуст окружающий мир.
Они не мечтали о встрече,страшил их любовный обман,однако клубился под вечерв их душах надежды туман.
Они повстречались случайно,о чем-то пустом шелестели,над чем-то смеялись печальнои вдруг оказались в постели.
И поняли – не без испуга —по стуку взаимных сердец,что именно их друг для другакогда-то назначил Творец.
И все начиналось с начала,и обнял невесту жених,и музыка с неба звучала —играл ее ангел для них.
А Женя по миру мотался,в узде свои страсти держа,и весь его волос осталсяв гостиницах разных держав.
Себя он отравливал водкой,лишь музыкой в жизни гордясь,а Лена – роскошной красоткойи рыжей была отродясь.
Но с радостью рыжая Леназа лысого Женю пошла,в уюте семейного пленаона свое счастье нашла.
И пушки сегодня палятв честь этих израильских жителей,и взрослые дети шалят,завидуя счастью родителей.
Мы не успели оглянуться – пролетело восемь лет их замечательной совместной жизни. И наступил у Леночки весьма округлый юбилей. Описанный сюжет мне приходилось повторить. Но подвернулась свежая идея.
