Игорь Губерман - Гарики предпоследние. Штрихи к портрету

Игорь Губерман

Гарики предпоследние. Штрихи к портрету

Гарики предпоследние

Друзьям, которые уже ушли

Залог душевного спокойствия —

цветы и фрукты удовольствия

Я глупо жил и опрометчиво,был раб любого побуждения,зато порой с утра до вечераизнемогал от наслаждения.

На нас огромное влияние(и на победы, и на бедствия)оказывает возлияние,включая все его последствия.

В деньгах есть тоже благодать,зависит жизнь от них,и чем их тупо проедать —я пропиваю их.

Свой век я прогулял на карнавале,где много было женщин и мужчин,потери мне веселья придавали,находки добавляли мне морщин.

Багрово, лилово и красно,и даже порой фиолетовоалеют носы не напрасно,а лишь от того и от этого.

Ценя покой в душе и нервах,я пребываю в людях средних,и хоть последний между первых,зато я первый из последних.

Попался я, как рыбка на крючок,мне страсть моя, как бабочке — сачок,а кролику — охотничий зрачок,но сладок наживленный червячок,и счастлив загулявший старичок.

Ушел наплыв похмельной грусти,оставил душу змей зеленый:меня родители в капустенашли, мне кажется, в соленой.

Вот чудо века: после пьянкисреди таких же дураковлететь в большой консервной банкенад белой пеной облаков.

Блаженство витает шальное,стихают надрыв и надлом,когда закипает хмельноевампиршество душ за столом.

Глаза не прикрыл я рукой,а занял закуской на блюде,и жизнь принимаю такой,какой ее нет и не будет.

Я пленник любых искушений,все планы успехов — просрочены,я шел по дороге свершений,но лег отдохнуть у обочины.

От выпивки душа нежней и пористей,и видно сквозь ледок житейской стужи,что корни наших радостей и горестейветвятся изнутри, а не снаружи.

К искушениям холодно стоек,воздержанье не числя бедой,между ежевечерних попоекобхожусь я водой и едой.

Бутылка без повода круче всегокалечит и губит мужчину,дурак может питьни с того ни с сего,а умный — находит причину.

Загадочная русская душавселяется в отзывчивое тело:душа как только выпить захотела,так тело тащит выпивку спеша.

Внезапно понял я сегодня,каким высоким занят деломжелудок наш — лихая своднядуши с умом и мысли с телом.

Мы не глупы, не злы, не спесивы,любим женщин, азарт и винои всегда будем так же красивы,как мы были когда-то давно.

Закончив шумную попойку,игру идей и мыслей пир,зови к себе подругу в койкуи смело плюй на Божий мир.

Отнюдь я, выпив, не пою,а учиняю праздник духа,плетя мелодию своюдушой без голоса и слуха.

Черной зависти жар —горячее огня,и душа моя стонет больная,если знаю, что где-тосейчас без менязатевается песня хмельная.

Не было у выпивки причин,в песне пьяной не было резона,каждый ощутимо получилпорцию душевного озона.

Снова пьянка тянется шальная,в мире всюду — ясная погода,радость в каждом госте мне двойная —от его прихода и ухода.

Смотрю, садясь попить-поесть,на пятки дней мелькающих,у пьянства тоже много естьпоследствий вытекающих.

Не зря на склоне летя пить люблю и есть:на свете счастья нет,но вместе с тем и есть.

А если где-то ждет попойкаи штоф морозится большой,то я лечу, как птица-тройка,хотя еврейская душой.

Пускай расходятся в улетпоследние гроши:Бог дал нам душу — Он пошлети на пропой души.

Меж нас гуляет бес похмелья,вступая с душами в игру:он после пьяного весельяих тянет выпить поутру.

С радостью по жизни я гуляюв мире, лютой злобой поврежденном,жажду выпить — водкой утоляю,жажду просто — пивом охлажденным.

Ценю я в игре винопития —помимо иных услаждений —возможность подергать мыслителяза яйца его убеждений.

Живу я славно и безбедно,поскольку мыслю государственно:народу в целом — пьянство вредно,а каждой личности — лекарственно.

Курить, конечно, бросить надо бы,загвоздка — в бедах совокупных,а корни этой мелкой пагубырастут во мне из дурей крупных.

В цепи причин и соответствий,несущих беды, хворь и срам,я не нашел дурных последствийот пития по вечерам.

Люблю я проследить, как возлияние,просачиваясь в мироощущение,оказывает веское влияниена духа и ума раскрепощение.

Забавный знаю феномен:от генерала до портногоу нас химический обменустроен так, что ждет спиртного.

Пока еще в душе чадит огарокпечалей, интереса, наслаждения,я жизнь воспринимаю как подарок,мне посланный от Бога в день рождения.

Сокрыта в разных фазах опьянениятаинственная сила врачевания,играющая ноты упоения,текущие до самобичевания.

Когда бы век я начал заново,то к людям был бы я внимательней,а гул и чад гулянья пьяного —любил сильнее и сознательней.

Я злоупотребляю возлиянием,здоровье подрывая наслаждением,под личным растлевающим влияниеми с жалостливым самоосуждением.

Душа, мягчея от вина,вступает с миром в компромисс,и благ любой, сидящий на,идущий по и пьющий из.

Мне грустно думать в час ночной,что подлежу я избавлениюи чашу горечи земнойзакончу пить я, к сожалению.

Экклезиаст еще заметил:соблазну как ни прекословь,но где подует шалый ветер,туда он дуть вернется вновь.

Хоть пили мы, как пить не стоит, —за это вряд ли ждет нас кара,в нас только будущий историкучует запах перегара.

Ко мне по ходу выпивания —о чем бы рядом ни кричали —приходит радость понимания,что дух наш соткан из печали.

Верный путь, на самом деле,различим по двум местам:то во храме, то в борделевьется он то здесь, то там.

Виднее в нас после бутылки,как истрепались в жизни бывшей;мы не обломки, мы обмылкиэпохи, нас употребившей.

Наш путь извилист и неровен,а жребий — тёмен и превратен,и только жирный чад жаровенвезде всегда надежно внятен.

В года весны мы все грешили,но интересен ход явления:те, кто продолжил, — дольше жили,Бог ожидал их исправления.

Каким ни вырос любомудроми даже просто будь мудрец,а все равно охота утромк похмельной рюмке огурец.

Смотрю без тени раздраженияна огнедышащий вулкан,и сразу после изверженияготов налить ему стакан.

После пьянствалихие творятся делав ошалело бессонных ночах:мрак женился на тьме,згу она родила,мы сидим вчетвером при свечах.

Живя весьма благообразнопри нашем опыте и стаже,мы не бежим на зов соблазна,а просто надо нам туда же.

Ленив, лукав и невынослив,я предан выпивке и блуду,перенося дела на послетого, как я о них забуду.

Хвала Творцу, что время длится,что мы благих не ждем вестей,и хорошеют наши лицаот зова низменных страстей.

В виду кладбищенского склепа,где замер времени поток,вдруг понимаешь, как нелепоне выпить лишнего глоток.

В основном из житейского опытамной усвоено важное то,что пока еще столько не допито,глупо брать в гардеробе пальто.

Я думал всегда, что соблазны,которые всем нам являются,хоть как-то годам сообразны,но бесы, увы, не меняются.

От вида ландшафта, пейзажа(и речки чтоб вилась тесьма)хочу сразу выпить, и дажене просто хочу, а весьма.

Угас дурак, тачая жалобына мир жестокий и тупой,а для здоровья не мешало быменять занудство на запой.

У Бога я ни льготы, ни поблажкини разу не просил, терпя убытки,за это у меня всегда во фляжкебожественные булькают напитки.

Моя душа передо мнойбыла душою ясновидца —я мигом чувствую спиной,что сзади выпивка струится.

Ко мне явилось откровениео смысле жизни и нирване,но было выпить настроение,и я забыл его по пьяни.

Еще я на радость имею талоны,но пристально если взглянуть —питейной бутыли покатые склонырисуют мой жизненный путь.

Спешу с утра опохмелиться я,чтоб горем не была беда,если начнется репетицияпремьеры Страшного суда.

А в чем действительно я грешен,и это мне припомнит Бог, —я в этой жизни баб утешилнамного менее, чем мог.

Пока не позвала в себя кровать,которая навеки нас уложит,на кладбище должны мы выпиватьза тех, кто выпивать уже не может.

Не с горечью влачу я жизнь мою,а круто благоденствую, доколевсе видимое ясно сознаюи черпаю блаженство в алкоголе.

Первую без чоканья нередкопьем теперь, собравшись за столом:некто близкий выдернут, как репка,и исчез у жизни за углом.

Плывя со всеми к райским кущам,я только с теми теплю связь,кто видит вечное в текущеми плавно пьет, не торопясь.

Растает в шуме похоронпоследних слов пустая лесть,и тихо мне шепнет Харон:— А фляжка где? Стаканы есть.

Есть мысли — ходят по векам,