Кейт Мортон - Когда рассеется туман
У города — возможно, но не у реки. Во всяком случае, тех глаз и ушей, которых следует бояться. Темза тогда была совсем другой. Река-труженица, переполненная судами, торопящимися по разным делам: грузовыми — с углем, идущими на фабрики и заводы, или с товарами, рыбацкими лодками, везущими улов на рынки. А по берегу шли лошади-тяжеловозы клейдесдальской породы[26] и тянули разноцветные баржи, стараясь не обращать внимания на нахальные крики чаек.
Ханне нравилось на реке. Она не могла поверить, что столько лет жила в Лондоне и до сих пор не бывала в самом его сердце. Разумеется, она ездила через мосты, во всяком случае, через некоторые из них; шофер возил ее туда-сюда в автомобиле. Но она почти не обращала внимания, что творилось внизу. Если бы ее спросили про Темзу, она бы ответила, что это такая река, которую надо пересечь по дороге в оперу, музей или картинную галерею.
И вот, наконец, они встретились. Ханна покидала дом номер семнадцать и бежала к мосту, указанному в записке Робби. Иногда она попадала в знакомый район, иногда—в совсем чужую часть Лондона. Находила мост, спускалась на берег и искала глазами его голубое суденышко.
И всегда находила. Когда Ханна подбегала поближе, Робби выходил навстречу, брал ее за руку и помогал перепрыгнуть на борт. Они спускались в каюту — прочь от шумного, суматошного мира, в свой собственный.
Иногда, впрочем, они сначала оставались на палубе. Робби крепко обнимал Ханну и целовал ее, не давая говорить.
— Я еле дождался, — говорил он, прижимаясь лбом к ее лбу. — Думал уже, ты никогда не придешь.
И они спускались вниз.
* * *После они лежали рядом, их баюкало мерное покачивание судна. Каждый рассказывал другому про свою жизнь. Говорили, как все влюбленные, о поэзии и музыке, о местах, где побывал Робби и куда мечтала попасть Ханна.
Однажды хмурым ветреным днем, когда солнце низко висело в небе, они поднялись на верхнюю палубу и забрались в рубку. Вокруг висел туман, было таинственно и уютно. Вдалеке, у противоположного берега, что-то горело. Ханна и Робби сидели рядом, вдыхая запах дыма и наблюдая, как пламя становится все выше и ярче.
— Наверное, баржа, — предположил Робби. Что-то взорвалось, он вздрогнул. В воздух полетели яркие искры.
Ханна глядела, как сноп золотистых точек разгоняет туман.
— Как ужасно, — поежилась она. — И как красиво. Как на картинах Тернера, подумала она.
Робби словно прочел ее мысли.
— Уистлер любил жить на Темзе, — сказал он. — Ему нравилось рисовать туман, игру света. И Моне тоже.
— Хорошая у тебя компания, — улыбнулась Ханна.
— Кстати, «Дульси» раньше тоже принадлежала художнику, — сказал Робби.
— Правда? А как его зовут? Я видела его картины?
— Ее. Ее зовут Мари Сера.
Ханна почувствовала зависть к незнакомой девушке, которая жила на собственной лодке, писала картины и знала Робби, когда она, Ханна, еще понятия о нем не имела.
— Ты любил ее? — спросила она, готовясь услышать любой ответ.
— Мари? Она мне нравилась, — признался Робби. — Но увы, она была слишком привязана к своей любовнице — Жоржетте. — Он засмеялся, увидев как вытянулось лицо Ханны. — Париж — особый мир.
— Я бы хотела снова там побывать, — сказала Ханна.
— Мы побываем, — пообещал Робби, беря ее за руку. — Однажды мы обязательно туда попадем.
* * *Зима сменилась весной, и Ханна с Робби стали играть, будто живут вместе, в собственном домике. Однажды Ханна взялась приготовить чай, и Робби с изумлением наблюдал, как она трогает пальцем сухую заварку и гадает вслух, получится ли чай из таких пересохших, хрустящих листиков.
— Если бы мы жили вместе, — сказала Ханна, — я бы научилась готовить. Пекла бы что-нибудь…
Робби только поднял брови: совсем недавно он наблюдал, что она умудрилась сотворить с обычным тостом.
— А ты бы писал чудесные стихи — целый день, — продолжала Ханна. — Сидел бы вот тут, под окном, а потом читал бы их мне. Мы бы ели устриц и яблоки, пили вино…
— И поплыли бы в Испанию, чтобы сбежать от зимы, — подхватил Робби.
— Я бы стала там тореадором. В маске. Самым великим тореадором за всю историю страны. — Ханна поставила чашку с жидким чаем, в котором плавали листики заварки, на маленькую полку и села рядом с Робби. — И все испанцы гадали бы, кто я такая.
— А мы бы им не сказали.
— Да, это был бы наш секрет.
* * *Как-то, сырым апрельским днем они лежали, тесно прижавшись друг к другу, и слушали, как в обшивку мягко бьется вода. Ханна глядела на настенные часы, прикидывая, когда ей уходить. Когда безжалостная минутная стрелка достигла назначенного часа, она села. Нашарила в ногах койки чулки и начала надевать левый. Пальцы Робби пробежались по ее спине.
— Не уходи.
Ханна собрала в ладонь правый чулок и натянула его на ногу.
— Останься.
Она уже встала. Накинула через голову комбинацию, одернула ее на бедрах.
— Ты же знаешь, если бы я могла, я осталась бы насовсем.
— В нашем с тобой мире.
— Да, — улыбнулась Ханна, встала коленями на край кровати и погладила Робби по лицу. — Мне нравится наш собственный мир. Тайный мир. Я вообще люблю секреты. — Она набрала воздуху, словно собираясь нырнуть — так давно ей хотелось с ним поделиться. — Знаешь, когда мы были детьми, мы придумали одну интересную игру.
— Знаю, — ответил Робби. — Дэвид мне говорил.
— Дэвид?! Робби кивнул.
— Но ведь Игра — это секрет! — невольно вырвалось у Ханны. — Зачем он выдал его тебе?
— Ты ведь сама только что хотела мне рассказать.
— Нет, это другое. Мы с тобой… у нас все по-другому.
— Тогда расскажи мне про Игру, — сказал он. — Просто забудь, что я уже про нее знаю.
Ханна посмотрела на часы.
— Мне и впрямь пора бежать.
— А ты вкратце.
— Ладно.
И она рассказала. Про Нефертити и Чарльза Дарвина, про королеву Викторию — Эммелин, и про приключения — одно другого занимательней.
— Тебе надо было стать писателем, — сказал Робби, поглаживая Ханну по руке.
— Да, — серьезно согласилась она. — Я бы переживала приключения и подвиги с пером в руке.
— Еще не поздно. Попробуй, напиши что-нибудь.
— Теперь мне это не нужно, — улыбнулась Ханна. — У меня есть ты. Ты — мое приключение.
* * *Иногда Робби покупал вино, и они пили его из старых стеклянных стаканов. Ели сыр с хлебом, слушали на старом граммофоне романтические пластинки, которые Робби привез из Парижа. Иногда задергивали занавески и танцевали, насколько позволяли крошечные размеры каюты.
В один из таких дней Робби заснул. Ханна допила вино и полежала с ним, пытаясь дышать в том же ритме. Наконец ей это удалось, но заснуть она не смогла — слишком ново и волнующе было лежать вот так, рядом. Ханна сползла на пол, села на колени и стала рассматривать его лицо. Никогда раньше она не видела Робби спящим.
Он видел сон. Мускулы вокруг закрытых век сильно напряглись и начали подрагивать под взглядом Ханны. Она заколебалась, не стоит ли его разбудить. Слишком тяжело было смотреть, как исказились любимые черты.
И тут Робби закричал. Ханна испугалась, что кто-нибудь на берегу может услышать. Прибежать на помощь. Или, не дай бог, вызвать полицию.
Она положила ладонь на лоб Робби, провела пальцами по знакомому шраму. Он не проснулся и кричал все так же. Ханна легонько потрясла его.
— Робби, проснись.
Он распахнул глаза — огромные, черные, и не успела Ханна сообразить, что происходит, как оказалась на полу, Робби упал на нее, сжал руками шею. Сдавил так, что она едва дышала. Ханна пыталась позвать его по имени, образумить — и не могла. Робби душил ее несколько секунд, а потом в нем как будто что-то щелкнуло, он узнал Ханну и отпустил ее. Отшатнулся.
Ханна медленно села, откинулась назад, прислонилась к стене. Непонимающими глазами посмотрела на Робби, гадая, что же на него нашло. С кем он ее перепутал.
Он уже стоял у противоположной стены, закрыв глаза ладонями и вжав голову в плечи.
— Как ты? Ничего? — спросил он, не отнимая рук от лица.
Ханна кивнула, сама пока не зная — как.
— Ничего, — выдохнула она наконец.
Только тогда Робби подошел и опустился перед ней на колени. Наверное, она вздрогнула, потому что он отдернул руки и попросил:
— Не бойся.
Взял ее за подбородок и осмотрел шею.
— О господи.
— Ничего страшного, — уже спокойней произнесла Ханна. — А ты…
Робби прижал палец к ее губам и почувствовал, как часто она дышит. Он покачал головой, и Ханна поняла, что он и рад бы объяснить, да не может.
Робби погладил ее по щеке, и она прижалась к его ладони, поглядела в глаза. Такие темные глаза, полные тайн, которые Ханна никогда не узнает. А ей так хотелось знать о нем все, заслужить его доверие. Робби поцеловал ее в шею — так легко, так нежно! — и у нее, как всегда, закружилась голова.
