Бернардо Ачага - Сын аккордеониста
Мы открыли окна в комнате и курили, обсуждая все это, пока не погасли огни в домах. В конце концов мы решили воспользоваться грузовиком и выбрали тот, который загружали в достаточно безлюдной промышленной зоне. Следующий день мы посвятим подготовке, а послезавтра ранним утром осуществим акцию: мы с Хосебой останемся с водителем, a Трику проедет на грузовике на верфь.
В ту ночь около четырех часов загудело какое-то судно. «Какой-нибудь матрос не вернулся», – сказал я. Гудок проникал до самой последней извилины мозга. Невозможно было спать, Хосеба зажег свет и начал перелистывать газету. «Конечно, в половине пятого полная вода Поэтому он и гудит так настойчиво». Чтобы по лиману можно было пройти до моря, уровень воды должен был достичь самой высокой точки. Судно давало два длинных гудка, а потом еще один через несколько минут. Вначале промежуток тишины воспринимался как отдых; но вскоре, после девятого или десятого раза, он стал еще более томительным, чем сам гудок. «Если этот матрос не вернется сию же минуту, я сам пойду его искать!» – воскликнул Хосеба. Была половина пятого утра, мы встали с постелей и открыли окна. В квартале виднелось много зажженных огней. «А что случается с матросами, если они не успевают на судно? Они лишаются гражданства?» – спросил Трику. «У этого выбора не будет. Его в конце концов линчуют. Посмотрите, он вытащил из постели полгорода». Зажженных окон становилось все больше. Многие люди сочли, что их отдых закончился.
Я направился по коридору в туалет, но, проходя мимо комнаты, выходившей во двор, увидел сквозь щелочку в двери нечто, что заставило меня остановиться. Тоширо стоял на коленях на каменных плитках пола, в одних коротких штанах, со скрещенными руками. Внезапно руки и голова его упали вниз. Он с болезненным стоном попытался подняться, но в результате рухнул на пол. «Что с тобой, Тоширо?» – спросил я, подходя к нему. С ним ничего не происходило. Он спал глубоким сном, размеренно дыша. Его не смогли бы разбудить гудки и ста судов.
В коридоре я столкнулся с Марибель. «Боже мой! Вот бедняга!» – воскликнула она. Появились Хосеба с Трику. «Посмотрите, что у него с коленями», – жалостливо сказала Марибель. С них слезла кожа, видны были кровоподтеки, струпья. «Что с ним происходит? Скажи нам правду, Марибель», – сказал Хосеба Женщина поднесла указательный палец к губам, чтобы мы говорили тише, и жестом предложила нам пройти на кухню. Кофе уже был готов.
«Я расскажу вам, что с ним происходит». Марибель разлила кофе по чашкам. Она была довольна, что хранила тайну; но не менее довольна и тем, что у нее появилась возможность раскрыть ее, не испытывая угрызений совести. «Он очень влюблен в свою невесту, – сказала она. – Очень красивая женщина, достаточно взглянуть на фотографии. Ее зовут Масако. Вначале все свое свободное время он посвящал ей. Писал ей письма или ходил на переговорный пункт звонить ей. Но однажды, когда он возвращался с верфи, ему, к несчастью, пришла в голову мысль зайти на эту дискотеку, «Кайолу». И случилось то, что должно было случиться. Он связался с дурной женщиной. И разумеется, она вытащила из него все деньги. Когда я увидела, как он входит в дом, я просто глазам своим не поверила. Он был пьяный, грязный. Совсем не похож на того Тоширо, которого я знала». Марибель замолчала. По другую сторону окна не слышно было никаких звуков. Судно перестало гудеть. «Продолжай, Марибель», – сказал ей Хосеба.
Однако женщина продолжила свой рассказ не сразу. Она повернула голову в сторону своей комнаты. «Извините, мне показалось, я слышала шум, – сказала она, вновь поворачиваясь к нам. – Не хочу, чтобы мой муж знал об этом. Он несколько нетерпимый и может даже выставить Тоширо на улицу». Мы трое переглянулись. Подумали, что из-за такой мелочи Антонио не откажется от денег постояльца. Марибель переоценивала его.
«Так вот, Тоширо сильно раскаялся в том, что сделал, – продолжала она. – Почти плача, он признался мне, что предал Масако. Что теперь он грязен и должен очиститься, прежде чем вернется в Осаку». – «Через страдания», – заметил я. «Вот именно. В первые дни он наносил себе удары ремнем. Но я запретила ему это. В качестве предлога использовала Антонио, сказала, что, услышав удары, тот все поймет и у парня будут проблемы. Но на самом деле я сделала это, потому что мне было жаль его. И вот с тех пор вы видели, что он делает. Встанет на колени в своей комнате и так стоит, пока не валится от усталости. Это не жизнь: весь день среди судовых винтов, а по ночам на коленях со скрещенными руками». – «И до каких пор он собирается это делать?» – спросил Трику. «До того самого дня, пока не уедет в Осаку. Ему кажется, что это слишком малое наказание. Он все время говорит мне, что ему следовало бы заплатить больше и чтобы я позволила ему не ужинать. Но я ему не разрешаю. И никогда не разрешу! В моем доме никто не ложится спать без ужина!» Хосеба слегка похлопал ее по спине: «Чего бы я только не дал, Марибель, чтобы у меня была мать, которая заботилась бы обо мне так, как ты заботишься о Тоширо!»
Мы налили себе еще кофе и проговорили до рассвета. Трику рассказал Марибель о харакири, а Марибель показала нам фотографии Масако. Она была красивой, и желто-зеленое кимоно очень ей шло. В руке у нее была хризантема, и она улыбалась в объектив.
Мы наблюдали за грузовиками, въезжавшими и выезжавшими с верфи. За рулем того, что мы выбрали, сидел парень нашего возраста («Вы мне доставляете хлопоты, но я вас понимаю», – говорили нам почти все молодые водители, к которым мы «подбирались»; старшие по возрасту начинали нервничать). Но меня этот план не устраивал. «Ты не уверен, правда?» – сказал мне Хосеба. Он тотчас же угадывал мои мысли.
И тогда я высказал ему идею, которая с самого утра вертелась у меня в голове. Нашим человеком мог бы стать Тоширо, который вместо нас пронес бы пропагандистский материал. «Разве он не думает – это сказала Марибель, – что мало заплатил? Почему бы нам не попросить его о большей жертве?» – «Надо сказать ему, что мы боремся за дело рабочих и что если он нам поможет, то полностью очистится». Хосеба саркастически улыбнулся. «Особенно если попадет в руки полиции. Его так отдубасят, что он не только заплатит за свой грех, но и получит кредит для следующего». – «Я бы предпочел грузовик, – сказал Трику. – Тоширо не захочет полностью взять на себя риск, и мы будем раскрыты». Но Хосеба был «за»; с каждой минутой идея все больше ему нравилась. «Он из страны, где люди делают себе харакири, Трику. Ты же сам объяснял это Мирабель. Он не испугается». – «Давайте попробуем, – сказал я. – И если не получится, вернемся к варианту с грузовиком», – «Кто поговорит с человеком из Осаки?» – спросил Хосеба. «Ты!» – одновременно воскликнули мы с Трику. Хосеба обладал даром слова Папи часто говорил: очень жалко, что организация не ведет дипломатической работы, располагая человеком, обладающим таким даром убеждения.
Как потом нам рассказывал Хосеба, Тоширо прочел листовку до конца и попросил у него десять минут, сидя все это время на полу в позе йоги, получившей название «цветок лотоса». Затем, поднявшись на ноги, он сказал, склонив голову: «Думаю, я сделаю это с огромным удовольствием, товарищ». – «Он назвал тебя товарищем?» – удивились мы с Трику. Хосеба горячо подтвердил: «Именно так он мне и сказал, слово в слово: «Думаю, я сделаю это с огромным удовольствием, товарищ. Я тоже питаю ненависть к ревизионистам Третьего интернационала. Я троцкист и горжусь этим».
Чтобы переварить эту неожиданность, нам понадобилось выкурить много сигарет у окна нашей комнаты. Я отметил, что случившееся подтверждало правоту положений нашей организации, а именно: не существует сторонников Ленина или Троцкого, чуждых своей национальной культуре; но невозможно себе представить, чтобы троцкист из Ондарроа или Эрнани проводил ночь, стоя на коленях. «Ну, из-за Масаки, кто знает…» – сыронизировал Хосеба. «Прекрасная сегодня ночь», – сказал Трику. Несмотря на уличное освещение, были хорошо видны звезды.
Мы посвятили утро следующего дня прогулке по городу, съели комбинированный обед в кафе. Я позвонил нашему человеку около трех часов. Он был в полном восторге. «Artistak sariel» – «Вы настоящие мастера!» – восхищенно воскликнул он. «Мы не пошли на экзамен, – сказал я ему. – Мы послали другого человека». – «Ну, так значит, он мастер». – «Он положил все в нужное место в нужный час?» – «И не только это, он сам взял на себя распространение. Прошел дождь». Я попросил, чтобы он более детально все объяснил. И тогда он поведал мне с помощью полуслов и намеков, что посланный нами мастер использовал гребные винты судна, благодаря чему листовки кружились в воздухе и опускались на головы рабочих. «Eurixa les, barriro esanda» – «Я же говорю вам, словно дождь прошел». – «Все закончилось хорошо?» – «Великолепно! – воскликнул наш человек. – Вот только одного японского монтажника задержали». Я стал покрываться потом. «Ну, ладно, наше дело сделано, – сказал я. – Посмотрим, как получится со следующим экзаменом, он непростой». И повесил трубку.
