Вадим Белоцерковский - ПУТЕШЕСТВИЕ В БУДУЩЕЕ И ОБРАТНО
Продукты питания удивляли своей безвкусностью. Курятину, например, было трудно отличить от свинины, свинину от говядины. Особенно безвкусен был хлеб, мягкий — как вата, какой-то искусственный. Черный отличался от белого только цветом. Кофе и чай, подаваемые в кафе, представляли собой ужасную бурду. «Гарбичем», мусором, назвали сами американцы гамбургеры в бесчисленных закусочных. Вот фрукты и соки были очень хорошими, лучше европейских. Как и сигареты. (Я тогда курил.) Причина безвкусности продуктов в США объясняется, видимо, относительной малочисленностью фермеров. Лишь 1,5% населения занято в сельском хозяйстве. Чтобы прокормить огромную страну, да еще и на экспорт производить продукцию, фермерам приходится применять такие методы интенсификации, которые выхолащивают вкусовые качества продуктов, да и делают иные из них небезопасными для здоровья. Не случайно в США неимоверно много сверх-толстых людей! А относительно низкое качество американского «ширпотреба» — результат, на мой взгляд, приглушения рыночной конкуренции засильем монополий. (Возникающих в ходе агрессивной конкуренции — в накоплении капиталов.) Помню, как я был удивлен, когда услышал от американцев, что товары надо покупать в маленьких «частных» магазинах, где выше их качество.
— Что значит — в частных? А остальные что — государственные? — ошарашенно спросил я.
— Нет, но они — «сетевые», акционерные, принадлежат крупным фирмам... — отвечали мне. — Это примерно то же самое, что и государственные!
Транспорт. Когда мы в первый раз с дочерью на руках попали в нью-йоркское метро, я испугался, что с ней может что-нибудь случиться, такой грохот там возникал при приближении поезда. Хотелось руками затыкать уши. Метро было сделано в начале века и почти не изменилось с тех пор. Своды потолков поддерживались чугунными клепаными конструкциями, которые резонировали при прохождении поездов. И большинство вагонов тоже были сделаны в начале века. В пригородных поездах мне часто приходилось сидеть на пружинах, продирающихся через расползающееся покрытие скамей. Изводил в метро и перепад температур. В современном вагоне, оснащенном кондиционером, мог стоять ледяной холод, а на станциях вас встречала дикая жара и духота. (В Нью-Йорке летом жарко и сыро, как в бане!) Я два раза тяжело простужался из-за этих контрастов, пока не научился всегда брать с собой (летом) свитер или кофту, чтобы накидывать их при входе в вагон.
Поражал и вид, открывавшийся из вагонов метро. Нью-Йорк разбросан на гигантской территории, и чаще всего линии метро при переходе из одного района в другой пролегают по эстакадам, и в этих переходах обычно сосредоточены заводы, которые очень напоминают советские: огромные грязные корпуса, грязные побитые окна, свалки во дворах. И непонятно, работают ли эти заводы, или они — брошенные?
Но особенно гнетущее впечатление оставляли городские трущобы. Впервые я увидел трущобы во всю ширь, когда ехал на поезде из Нью-Йорка в Вашингтон через Питсбург и Балтимору. Трущобные районы там были огромными. Улицы уходили аж за горизонт. Двух- и трехэтажные кирпичные или цементные дома, построенные впритык друг к другу, стояли черными от грязи, с черными стеклами окон. Многие дома, целые группы домов выглядели брошенными, разваливающимися.. На улицах лежали горы мусора. И ни клочка зелени! Короче, вид был апокалипсический. Потом такие же районы я видел и в Нью-Йорке и однажды попал в такой район. На улицах, кроме мусора, лежали и наркоманы. Рад был, что выбрался оттуда невредимым. Нищие деревни в России — зрелище тоже, конечно, очень тяжелое, но там дома, избы — из дерева, и вокруг хоть какая-то растительность, и это смягчает впечатление. Нищета, но не апокалипсис!
Трущобы часто примыкают вплотную к шикарным улицам. Как-то мы с женой гуляли вечером по богатым авеню Манхеттена и вдруг оказались на темной трущобной улице. На тротуарах там лежали большие картонные коробки, в которые залезали или ворочались в них, укладываясь спать, бродяги — мужчины, женщины. Стало жутковато. Я схватил жену за руку и почти бегом повлек ее обратно на освещенную авеню, застроенную роскошными небоскребами.
Трущобы в Америке удивительно напоминают и тамошние кладбища — огромные, необъятные территории, густо «застроенные» почти одинаковыми и примитивными памятниками в виде торчком стоящих плит. Ровные их ряды тянутся до горизонта, и — никакой зелени. Первое такое кладбище открывается, когда едешь в Нью-Йорк на автобусе из аэропорта «Кеннеди». Пассажиры стараются на кладбище не смотреть. Какая суета должна владеть людьми, чтобы они так относились к погребению своих близких! Удивляет и ранжирная «застройка» кладбищ в государстве процветающего индивидуализма. Ни в одной другой западной стране я не видел таких кладбищ. Кладбища в Германии, особенно новые, это настоящие произведения искусства — в выборе места, планировке, в подборе сортов деревьев и кустарников.
Двадцать лет проработал я на «Свободе», до октября 93-го, много раз за это время бывал в Америке, и ничего существенно не изменилось там в отношении трущоб и уж тем более — кладбищ. Для ликвидации трущоб необходимы, конечно, очень большие средства. И для того, чтобы застроить их нормальными домами, и хорошие рабочие места создать для их жителей, и подготовить жителей для работы на этих местах.
Львиная же доля капиталов находится в частно-акционерных руках, между владельцами идет ожесточенная агрессивная конкуренция в накоплении капиталов, и деньги вкладываются лишь туда, где можно получить максимальную прибыль. В Атлантик-Сити на берегу океана высится цепь игорных небоскребов (на всех этажах играют, выпивают и закусывают!), и тут же за небоскребами, вплотную — трущобные дома и улицы! В игорные дома деньги вкладывать выгодно!
Наряду с трущобами не удается в США ликвидировать и высокую преступность, и наркоманию. Даже в прекрасном Центральном парке Нью-Йорка опасно находиться после шести вечера. А в такие районы, как Гарлем, Бруклин, Бронкс, опасно заглядывать в любое время дня.
В целом все это называется: крайности сходятся. США — страна радикального капитализма без социал-демократического намордника, как я это в шутку обозначаю, а Советский Союз был страной радикального государственного социализма. В США рыночная конкуренция придавлена монополиями, в СССР таковая вообще отсутствовала. В США профсоюзы (ограничивающие агрессивную конкуренцию и поднимающие уровень жизни народа) охватывают менее 20% работающего по найму населения. Работодатели в Америке до сих пор борются против создания новых профсоюзов. В СССР профсоюзы были (и в «новой России» остались) фиктивными, подчиненными властям, а сейчас еще и олигархам.
Но в Америке я увидел, конечно и много хорошего. Прежде всего, приятно поражала благожелательность американцев. Прихожу в управление иммиграции и натурализации. Небоскреб, толпы посетителей, настроение сразу падает. Но удобная, понятная даже для людей, плохо знающих английский, система указателей приводит вас в нужное место. Там в зале ожидания вы отрываете из специального автомата номерок с порядковым номером в очереди и садитесь ждать. (Весь зал уставлен стульями, мест хватает.) Подходит очередь, и в бюро вас встречает простая, спокойная служащая или служащий и как-то по-домашнему, по-доброму начинает с вами «выяснение отношения», всячески стараясь вам помочь, облегчить задачу. Не ленится, если надо за вас куда-нибудь позвонить, справку получить. Потом я бывал в американских консульствах в Мюнхене, во Франкфурте, и там встречал такую же добрую, домашнюю атмосферу.
Возвращаюсь поездом из Вашингтона в Нью-Йорк. Подходит контролер, и я обнаруживаю, что потерял билет. Объясняю ему, что потерял, и спрашиваю, сколько я должен дать ему денег, чтобы купить новый билет. У меня был билет в оба конца, что значительно дешевле, чем в один, но что поделаешь. И вдруг контролер, порывшись у себя в сумке, дает мне обратный билет — бесплатно. Он поверил мне!
Одиозный случай произошел со мной, когда я в один из прилетов в Нью-Йорк из Мюнхена для смены временного дорожного паспорта не взял с собой «грин-карту», документ, дающий право на получение со временем гражданства. Я не знал, что ее надо было взять с собой. В аэропорту «Кеннеди» пограничник объяснил мне, что «грин-карта» нужна для въезда в США. «Но я не знал этого! — повторяю я. — Что же мне теперь делать?». И вдруг пограничник говорит: «Проходите».
Сотрудница в отделе кадров в нью-йоркском бюро «Свободы» была поражена: «Вы понимаете, что вас впустили без документов, фактически нелегально?!». Она тут же связалась с Мюнхеном и договорилась, что мою «грин-карту» пришлют с военно-транспортным самолетом через день-другой. Кроме всего прочего, она нужна, чтобы продлить временный паспорт. «Звоните домой, чтобы ваша жена подвезла карту на «Либерти»», — улыбается сотрудница, протягивая мне телефон.
