Оксана Робски - Casual-2: Пляска головой и ногами
Он не взял трубку.
– Мне сделали предложение, представляете? – сообщила моя домработница. – И он сказал, что тоже хочет иметь от меня детей!
– Поздравляю, – ответила я.
– Я видела вас по телевизору. Что это у вас на голове-то было?
– Прическа, Ира, прическа. Хочешь сделать себе такую на свадьбу?
– Да не дай бог! Лучше уж в девках ходить…
– После свадьбы ты увольняешься?
– Что это вдруг? – Ира сделала обиженное лицо и остановилась, раздувая ноздри.
– Ну, просто. Может, он не хочет, чтобы ты работала.
– Это у вас: хочет не хочет. А у нас: надо. У следователей зарплата-то, представляете?
– Не представляю.
– А за SMS спасибо. Ну и крику было!
Так спешила выйти из дома, что забыла кошелек.
Ладно.
Телевидение снимало меня на выставке «Мир искусства».
С двух камер.
Я смотрела на «Элизиум» Бакста.
Такая неброская красота, такие размытые очертания. Как будто я была там. Или кто-то мне рассказывал.
И мне это нравилось.
– Скажите, чтобы стать известной писательницей, обязательно жить на Рублевке?
– Не обязательно. – По замыслу режиссера, я смотрела на картину.
– А какая отличительная черта рублевских девушек?
– Я вам отвечу, если вы мне назовете отличительную черту девушек из Бирюлева.
Это сон. Точно. Это мои сны. Эти цвета, эти линии похожи на мои сны. Так легко и спокойно.
– А говорят, что эту книжку написали не вы? – Микрофон длинный, как нос оператора. Но я не кусаюсь.
Пожимаю плечами. Как объяснить?
Над пропастью письменного стола я страдаю галлюцинациями. С детства. Улыбаюсь:
– Я.
Он не звонит. Я отдавала телефон оператору – ни одного пропущенного звонка.
Я – эксперт на съемке «Шоу рекордов Гиннесса». Российских.
Мне так удобнее: целый день или телевидение, или газеты. Не смешивать и не сбалтывать, как говорил Джеймс Бонд.
Человек с накачанными мышцами спины сожрал 37 тараканов.
Они сыпались с его руки, разбегались в разные стороны, он преграждал им дорогу ботинком, ловко подхватывал с пола и засовывал в рот.
По-моему, он их не жевал.
Надеюсь, что я улыбалась. В камеру крупным планом.
Мировой рекорд был – 36 тараканов. Мы его побили.
Наверное, я должна была испытывать гордость. Меня подташнивало. После съемки мне дали кофе. Тараканы активно шевелились у меня во рту.
В ресторане НТВ снимало мой обед с подружкой. Подружкой была Катя.
В каждой ложке супа, который я гламурно отправляла в рот на крупном плане, жирно плавал, перебирая ножками, черный усатый таракан.
– Звук не пишем? – интересуюсь я.
– Нет! – кричит режиссер. – Но вы разговаривайте о чем-нибудь, мы потом интервью подложим. И жестикулируйте! И иногда – официанта в кадр.
– Я влюбилась! – Катя зажмурила глаза.
– Отлично! – похвалил режиссер.
– В кого? – негромко спросила я.
– Не поверишь! – Она снова зажмурилась.
– Хватит! – не одобрил режиссер. – Давайте другие эмоции!
– Кто? – настаивала я, активно размешивая суп ложкой и улыбаясь.
Катя захихикала.
– Стриптизер. Ну, стриптизер он.
– Да ладно!
– Ему 26.
– Ух ты!
– Отлично, девушки, еще поживей!
– И прямо влюбилась?
– Ага. Я думала, со мной уже такого никогда не случится.
– Ну, ты даешь. А он?
– Он без ума от меня. Я сейчас к нему еду.
– Симпатичный?
– Бот такой огромный! – она взмахнула руками.
– Эту эмоцию еще раз! Повторяем! Катя снова взмахнула руками.
– Вот такой большой! Я так счастлива!
– Познакомишь?
– Попозже. А то он сейчас всех стесняется.
– Все, девушки, спасибо!
Я с удовольствием отодвинула тарелку с супом.
Занялась аутотренингом – представила себе, что таракан, которого я сейчас проглочу, – последний.
Проглотила.
Вроде все.
Максимум – усики остались. Я их выплюнула. Они неприятно щекотали щеку.
Припарковалась в Крылатском, возле магазина звукозаписи.
Раньше я в таких только в Америке бывала.
– Чем могу помочь? – Менеджер.
– Мне песня одна нужна, но я только несколько строк помню.
– Кто исполняет?
– Не знаю.
– Ну, напойте! – Менеджер был похож на Серого Волка.
Игрушечного.
Его хотелось щелкнуть по носу.
– Ой, – я застенчиво опустила глаза.
– Ну же! – Мне казалось, что он сейчас проскандирует, ударяя барабанными палочками друг о друга: «Раз-два-три, и!..»
Мне бы помогло.
– У меня голоса нет.
– Не важно.
– Дождик плачет, листья шуршат, – проговорила я вялым речитативом, – что-то там, и плачет душа.
– Не знаю. – Он нахмурился.
Я покраснела.
Взял какой-то диск, Надел на голову наушники, послушал.
– Нет, – покачал головой. – Как там? Еще раз?
Будь что будет, я отчаянно пропела:
– Плачет дождик, в листьях шурша-а-а,И, как дождик, плачет душа-а-а-а.
– Так-так. – Он с ловкостью практикующего фокусника менял диск один за другим и вдруг воскликнул: – Я понял! Это группа «Премьер-министр»! – и передал мне наушники.
Я стояла в наушниках и радостно улыбалась.
– Она?
Я кивнула.
– Случайно вспомнил.
– Спасибо, – сказала одними губами.
Дослушала до конца.
Отдала ему наушники.
– До свидания. – Улыбнулась.
– Так вы брать будете?
– Нет. – Опять улыбнулась.
– А я вашу книгу читал! – крикнул он мне вдогонку.
– Спасибо! – обернулась и улыбнулась в третий раз.
Такое пронзительное ночное небо! Так необычно для поздней осени.» Звезды кажутся золотыми рыбками, пойманными небосводом. Хочется загадывать желания.
Я вернулась и купила диск.
Было в этих отношениях что-то такое, что и пугало, и притягивало.
Как чужое горе. Как дверь, за которой кто-то застрелился.
Радуйтесь, Александр. Мне захотелось слушать группу «Премьер-министр».
Радуйтесь, если хотите.
Мне в общем-то все равно.
Такой странный номер: 755-55-55. Ответила. «Алло» из первой группы. Тем не менее. С надеждой.
– Ну что, соскучилась?
Незнакомый голос.
– С кем я говорю? – Уже поняла, что явно не с тем, с кем хотелось бы.
– Не узнаешь меня? Это плохо. Ты лучше меня не расстраивай. Вот так сразу.
– Что вы хотите?
– То, что я хочу, я – получу. Можешь не сомневаться, сучка…
Я выключила телефон.
Идиот какой-то.
Неприятно.
У меня есть его номер. Попрошу кого-нибудь перезвонить.
Неприятно. Неприятно. Неприятно.
Сидела в машине и в четвертый раз слушала песню про дождик.
Мне приснилось смертельно бледное небо.
4
Когда журналист улыбался, его лицо было похоже на тыкву во время Хеллоуина. Я даю интервью во «Fresco»?
– Вы такая хорошая, я, честно говорю, ожидал увидеть вульгарную особу с Рублевки!
– Спасибо.
Через 20 минут должна была приехать Регина.
– Ну, вот, скажите: а вы бы могли выйти замуж за бедного? Или он обязательно должен быть миллионером?
– Миллионер – это как симпатичная девушка. Вы ведь не женитесь на ней только потому, что она симпатичная?
– О! О! О! Как вас недооценивает мой главный редактор!
В тыкве, наверное, стояла свечка. Его мозг кипел. Но – все равно! – приятно. Хотелось умничать. Я даже пожалела, что Регина не опоздала
– Извините, у меня следующая встреча, – сказала я.
– Конечно, конечно! – Он подскочил. – Вы только разрешите мне поцеловать вас?
Я даже не успела ответить, как он звонко чмокнул меня в щечку.
– Что это было? – поинтересовалась Регина, глядя вслед пружинистому журналисту.
Я махнула рукой.
– Ну, у тебя как, Регина? Опять влюбилась?
Никогда не прощу ее предыдущему того, что он не разрешал Регине читать мою книгу. Не потому, что опасался морального воздействия на ее неокрепшую психику, а просто так. Ревновал. Он ей и журналы не давал листать, если они вдвоем в машине ехали. Ничто и никто не должен был отвлекать Регину от него, любимого.
Разрыв был ярок и стремителен.
Как и все предыдущие ее разрывы.
– Не знаю. Но он мне очень нравится. – Регина листала меню.
– С подружками пока не запрещает общаться? – поинтересовалась я.
Регина развелась с мужем года четыре назад.
С мужем они тоже прожили недолго, даже детей не успели завести.
Бывший муж ей помогал. Материально. Потому что Регина никогда не работала. Потому что ничего не умела.
Она закончила библиотечный факультет Института культуры.
Она говорила, что после того, как снова выйдет замуж и родит ребенка, она станет основателем общественной библиотеки. Как меценатка Варвара Алексеевна Морозова. Или как Путин теперь – в Питере.
Регина заказала буратто с помидорами и вино «Barolo Zonchera» от Ceretto. Регина была гурманкой. Она говорила, что вкусно есть и не пить при этом хорошее вино – значит предаваться греху чревоугодия. А так – это удовольствие чисто эстетическое.
