Элис Петерсон - Спустя десять счастливых лет
– А вот насчет хрусталя он прав, – говорит мама. – Свадебный подарок…
Затем она вручает мне список, говоря, что я окажу ей огромную услугу, если сумею купить продукты для ее званого ужина сегодня вечером, куда я тоже, кстати, приглашена. После клиники лед между нами тронулся, однако про Олли мы так и не поговорили. Мама и папа спрашивают, как я себя чувствую, как мне спалось, какие планы на день, но никто не может заставить себя упомянуть его имя. Еще я заметила, как наши с Олли фотографии исчезли или оказались в других местах. Свадебный снимок, где мы режем торт и смеемся, переехал с каминной полки на подоконник и теперь наполовину прячется за шторой. Фото с нашей помолвки, сделанное на «Лондонском глазе»[2], теперь скрыто за снимком Тодда с близнецами в небольшой лодочке.
– Бекка?
– Да? – отзываюсь я рассеянно.
Мама берет ракетку и жестяную банку со старыми мячиками.
– Мне пора. Занесешь белье в дом, если начнется дождь, ладно?
– Ага, конечно.
Она по-прежнему на меня смотрит.
– Увидимся, – произношу я, наливая очередную чашку чая, а потом сажусь за стол и беру в руки папину газету.
– Осторожно с кружкой, – замечает мама. – Останутся следы на деревянном столе.
Когда за ней закрывается входная дверь, я с облегчением выдыхаю. Наконец-то я одна, и никто меня не отчитывает. Звонит мобильный. Отвечать не хочется, но это Глитц.
– Ну, пока что никто никого не убил, – сообщаю я, когда он спрашивает, как дела. – Как там с Марти?
– Дело идет к разводу. Из-за нее сработала сигнализация. Знаешь, полиция приехала просто невероятно быстро.
Сходив за покупками в супермаркет «Сэинсбериз», где я в основном пряталась между рядами, чтобы не наткнуться на родительских знакомых, я иду в сторону «Мезо Джо». Он располагается на площади, неподалеку от собора. Встречусь с Джо сегодня, покончу с этой необходимостью. Он имеет право знать про Олли.
Я не видела его больше десяти лет. Почему он уехал из Бристоля и ничего не сказал? «Друзья так просто не исчезают, – с болью поделился со мной Олли. – Наверняка что-то случилось».
Почему Джо вернулся сюда? Как он теперь выглядит? Представляю его густые темные волосы, цепляющие серые глаза. Олли был спокойным и разговорчивым; Джо заговаривал только тогда, когда считал нужным, и мог заткнуть одним лишь взглядом. Улыбался он редко, зато тогда выражение его лица менялось настолько, что всех будто озаряло светом.
Чем ближе Площадь, тем становится страшнее. Лет пять назад Джо позвонил. Мне было двадцать шесть, я работала на дому иллюстратором. Как раз выбежала в магазин за молоком, а когда вернулась, увидела красный огонек автоответчика. Сообщение Джо записал странное. Говорил, что нашел нас, оставил несколько своих номеров. Он работал в Лондоне в каком-то винном магазине. Я очень сильно удивилась – и удалила сообщение. Решение далось мне нелегко. Я весь день думала, но в конце концов поступила как трусиха. Боялась, что Джо вернется в нашу жизнь, что это будет напоминать мне о прошлом. Чувствовала себя ужасно виноватой, что не рассказала Олли про звонок Джо, но мы только год как поженились и жили счастливо; я эгоистично хотела избавиться от малейших угроз этому счастью.
У перекрестка Баттер-Кросс вижу группу разодетых в шорты и сарафаны туристов, которые фотографируют все вокруг.
– Был возведен в пятнадцатом веке… – вещает пухлая и кудрявая женщина-экскурсовод. – Как видите, он установлен на постаменте, состоящем из пяти восьмиугольных ступеней…
Чем ближе «Мезо Джо», тем сильнее мне хочется убежать прочь, однако что-то побуждает двигаться вперед.
Часть улицы у банка «Ллойдс» отгорожена.
– Выше нос, милая! Может, все и обойдется! – машет мне одетый в ярко-желтый жилет и такую же каску строитель, перекрикивая шум, а потом подмигивает.
«А может, и нет, – произносит голос в моей голове, ясный как божий день. – Может, я только что свалился в выгребную яму или обнаружил, что застрял рядом с тобой во время двадцатичетырехчасового перелета, недоумок».
Я замираю как вкопанная. Из всех моих знакомых только Олли использовал слово «недоумок». Осторожно свернув за угол, я прохожу мимо парня с дворнягой, которые расположились у булочной. Прибавляю шаг.
«Поговори с ним, Бекка. Он же не прокаженный. Бедняга умирает от голода».
Мимо меня спешат люди. Конечно, мне все это кажется. Господи, ну я и дура.
«Ничего тебе не кажется. Иди и поговори с ним», – настаивает знакомый голос.
Я мешкаю, проверяю в сумочке кошелек. Нервно оглядываюсь.
Бездомный парень сидит на спальном мешке. Грязные волосы, небритое лицо, развязанные шнурки…
«Он нормальный, Бекка, ему просто нужна ванна, – продолжает голос, – хорошенько отмыться».
Олли действительно так сказал бы. Мне страшно. Я схожу с ума. Так и стою, оцепеневшая, посреди тротуара, мешаю прохожим.
Невозможно. Это не Олли.
И вдруг я понимаю, что иду обратно к бродяге с собакой. Опасливо на него поглядываю. Под грязью скрывается красивый голубоглазый парень, наверное, ровесник.
– Все норм? – говорит он. – Доброго дня.
Денег не просит.
Я интересуюсь, как зовут собаку. Парень поднимает на меня потеплевший взгляд.
– Нудл. Его можно погладить. Он не кусается.
Я глажу Нудла. Не знаю, что еще сказать.
– Вы голодны?
– Убил бы за бифштекс.
Смотрю на него, отчаянно желая узнать, как он оказался на улице. Говорю, что сейчас вернусь.
– Вот, – протягиваю ему пару корнуоллских пирогов с мясом, которые купила в булочной. – Не бифштекс, конечно, но я попросила девушку их подогреть.
Парень с благодарностью принимает угощение и первым делом дает кусочек Нудлу. Сдачу с пятифунтовой банкноты я кладу в его пластиковый стаканчик.
– Он сказал, что вы ангел, мировая девчонка.
Наверное, мне послышалось.
– Простите? Кто сказал?
– Как грубо, я же не представился. Джеймс. Вы можете звать меня Джим, – добавляет он, словно это огромный комплимент. – Не бойтесь. Вы недавно кого-то потеряли, так?
Взгляд Джима меня пугает.
– Откуда вы з-наете? – заикаюсь я.
– Потому что он сидит рядом со мной.
– Он хочет с вами поговорить, – произносит Джим, когда я возвращаюсь.
Я минут пять бродила туда-сюда по главной улице и уговаривала себя убраться подальше. Да я же первая доказываю, что призраков не бывает. И ангелов-хранителей тоже. Конечно, приятнее думать, что за нами кто-то приглядывает, но это неправда. Бред. И все же… вот она я, топчусь на месте.
– Он спрашивает, почему вы не верите, что он здесь.
Это странно. Уходи, Бекка.
– Потому что он умер! Он мертв…
Парня эта «мелочь» будто бы и не волнует.
– Он в порядке. С ним все хорошо. Он скучает.
Я заливаюсь слезами.
Присаживаюсь на корточки рядом с Нудлом, а Джим продолжает:
– Он говорит что-то про ребенка. Что извиняется, и что вам необходимо беречь себя… Вы понимаете, о чем он?
Я кусаю ноготь. В груди гулко колотится сердце. Джим наверняка просто видит, что я беременная.
– Мне пора, – бросаю я, не желая больше слушать.
Парень смотрит на меня с усмешкой.
– Что смешного?
– Олли говорит, что вы всегда кусаете ногти, когда нервничаете.
– Пока.
Собираю пакеты с покупками, твердо намеренная уйти и уже не возвращаться. Это же полное безумие. Я на такое не поведусь. А потом вдруг замираю. Откуда он узнал имя Олли?
– Он просит вас купить себе новое платье или типа того, – крикнул мне Джим. – Не то джинсы скоро лопнут.
Опускаю взгляд. Пуговица вот-вот отлетит.
– Он сказал, что вы мне не поверите, решите, что это все бред.
Губ касается слабая улыбка. Я размашисто шагаю обратно.
– Не надо мне морочить голову.
– Я не морочу, клянусь.
– Все это очень странно.
– Добро пожаловать в мой мир, – улыбается Джим. – Я не просил о способности слышать голоса, никогда не верил в подобную фигню и, если хотите знать правду, вполне бы без этого обошелся. Но такова жизнь. – Он смиренно пожимает плечами, словно судьба ему досталась не из легких. – Никогда не был в этом городе. Нам с Нудлом захотелось сменить обстановку, да, старичок? – Джим вгрызается во второй пирог. – Теперь ясно: вы – причина, по которой я здесь.
– Скажите ему, что я его люблю, – шепчу я. – И скучаю.
– Не-а, никак, – говорит Джим, проглотив кусок.
– Почему? Почему нет?
– Скажите ему сами.
В полушоковом состоянии я тупо гляжу на тарелку с банановым сплитом. Словно зачарованная, оглядываю кафе. Как я сюда попала?.. Не помню, что заказывала этот сплит. Мне же даже бананы не нравятся.
– Простите, – произносит официантка, как только я направляюсь к выходу. – Вы не заплатили.
– Ох, точно. – Иду к кассе и выуживаю мелочь дрожащей рукой. – Извините. Сколько?
– Четыре девяносто пять.
«Обдираловка», – произносит голос у меня в голове.
