Дмитрий Бавильский - Ангелы на первом месте

Старость начинается со страхов. Молодость беспечна, только зрелый человек способен думать о завтрашнем дне и отдалённых итогах. И хотя большинство ужасов связано с нескорым будущим, взрослый человек понимает: да, беды эти, увы, неотвратимы.

Болезни, немощь и одиночество, переносимые по отдельности, вместе составляют букет убойной силы. Спрятаться от него можно только в детстве, где возле подушки дежурит мама со стаканом кипячёного молока, а в душе тлеет надежда на чудо. Взросление и есть избывание этого чувства, сужение горизонтов, окончательное сведение их к бытовой эмпирике.

Только в детстве человек никогда не бывает одиноким. Детство заканчивается в момент, когда ты впервые начинаешь понимать, что такое быть одному. "Кто смерть твою, как смерть твою разделит…"

Основная жизнь в "ЖЖ" проистекала ночью. Народ, тут заседавший, по способу производства делился на тех, кто записывал посты на работе, и тех, кто занимался этим дома. Макарова же могла позволить себе передышку только заполночь, когда все основные писатели дневников крепко спали, а на "ЖЖ" всей мощью наваливалась Америка. Из-за чего переполненный посетителями сервер работал плохо, часто зависал, долго загружался.

Но Макарова стоически переносила трудности, ибо была фантастически терпелива: судьба научила её стойкости. Зато именно ночью, когда всё вокруг погружалось в тишину, бодрствование казалось особенно сладостным и приятным.

Люди, называвшие друг друга в "ЖЖ" странными кличками (обязательное условие это оказалось вынужденным: иначе электронные адреса не читались), существовали здесь в жанре самодоноса и приступов бескорыстного творчества.

Макарова порхала со странички на страничку, ахала, узнавая события и мысли людей, встречи с которыми никогда не произойдут в реальной жизни.

Сейчас, когда она читала их сообщения, накопившиеся за день, жизнь её снова казалась такой же полной и насыщенной, как когда-то. Как всегда.

Ну, да, тараканы. С чужими странностями Макарова научилась справляться быстро и легко, более того, вот уже некоторое время она с этого жила. И, кстати, содержала мужа-инвалида.

Раньше, если старые пьесы посмотреть, существовали всякие знахарки, сватьи, повитухи – неформальные профессионалки, занимающиеся необходимыми в жизни вещами по причине природной к ним склонности.

Интересно, а как в купеческих пьесах Островского называлась бы девица без специального права или образования, практикующая психоанализ?

Всё получилось само собой. В университете у Макаровой сформировалась компания подружек, с которыми всегда вместе табунились, так уж повелось. После получения диплома пути их, разумеется, разошлись,

Макарова в семью погрузилась, в работу грошовую, на время упустив девчонок из виду. А те, не будь воронами, разными, конечно, способами сделали состояния и нешуточные карьеры.

Это они потом, на новом витке жизни, заработав первые миллионы, снова стали друг к другу тянуться, собираться, искреннего общения опять возжелали, а пока, только возможность выдавалась, хапали, хапали, хапали, сколько могли.

Вот и заработали помимо богатств серьёзные психологические проблемы – получив, на сдачу от капиталов, кризис семьи, тяжкие депрессии, дурновкусие и плохие манеры. Когда, после долгого перерыва, первый раз собрались (одна девчонка в свой ресторан пригласила), Макарова даже ахнула, как все они сильно изменились: огрубели, стали вульгарными, неестественно яркими и громкими, уши закладывало от их крикливой манеры общаться.

Так чайки кричат на пустом берегу, перед бурей, когда купальщики разошлись и можно никого не стесняться.

Она эти ресторанные посиделки долго потом вспоминала. Как перед зеркалом в вестибюле крутились, причёски поправляли, мобильники из шуб вытаскивали, шоферов отпускали. Пока трезвыми были, то и не общались вовсе, хвастались друг перед дружкой. Оказывается, в

Эмиратах тоже "Санта-Барбара" идёт, да только намного наш показ опережает, у них там Мейсон уже давно пластическую операцию сделал и превратился в Джину. А ещё в Эмиратах тепло круглый год… Хотя на самом деле Эмираты – это полный отстой, потому что есть курорты и покруче.

Зато там можно купить такую люстру… Впрочем, главное не путешествия

(если деньги есть – мир везде одинаков), а драгоценности – бриллианты всякие, рубины-изумруды. Нет-нет, куда важнее здоровье, экстерьер, петтинг-маркетинг.

Одна Макарова сидела не хвасталась, курила молча, улыбалась, если кто глядел. Позже девочки водочки подвыпили, расслабились, обмякли – потекли, как снегурочки на Пасху, про любовь разговоры затеяли. Так вышло, что ни одной счастливой судьбы не обнаружилось, просто заговор чувств. По всему выходило, что Макарова лучше всех устроилась. С мужем никудышным и зарплатой в сто сорок долларов.

Но и это ещё не все. Когда девки напились, с них начала слезать позолота и наигранная отчуждённость, которой они пытались соответствовать своим дорогим цацкам.

Водка выступала у девочек горючими слезами, лица их сделались мокрыми, рыхлыми. Каждой нашлось что рассказать, о чём пожалиться.

Одну в офисе поставила раком налоговая полиция, ворвавшаяся в омоновских масках, другую кинул партнёр, деловой, он же любовный; третья вот уже третий год судится с этим кобелем и уже извела целое состояние на ненужную армию ненужных адвокатов.

Все они стояли на границе детородного возраста, в пылу страстей так и не озаботившись заведением потомства. А там и климакс на горизонте…

Маленькие дети – малые проблемы; большие деньги – чудовищная головная боль. Русский человек, целенаправленно отучаемый от

незалежности , в том числе и экономической, теперь не умеет распорядиться, нет, не деньгами, но собой – в компании приличных денег. Когда состояние рулит хозяином, а не хозяин своим собственным состоянием. Богатство, видимо, противопоказано нам так же, как

"огненная вода" чукчам, решила Макарова.

Несмотря на всю видимую удачливость и недоступный обычному обывателю опыт, по уму, делавший девчонок не по годам умными, прожжёнными деловарками, Макарова чувствовала над ними странное превосходство.

Будто бы она давно и безнадёжно старше их, всех вместе взятых.

Отсутствие денег и постоянная нищета обостряли ощущение прожитого времени как пережитого. Макарова точно знала, отдавала себе отчёт, что точно уже опоздала на паровозик из Ромашкова. Вот и не суетилась.

Несмотря на то, что положение Макаровой из всех присутствующих на вечеринке выглядело самым незавидным, именно она, кажется, единственная из честной кампании знала, как жить.

Или со стороны виделось, что знала… Хладнокровная, немногословная, она внушила доверие и уважение, хотя никак не работала на репутацию, не давила на авторитет.

Девки это почувствовали. Подсаживались к ней, глядя в тарелку, размазывали тушь и помаду по лицу, каялись непонятно в чём, чтоб назавтра, вечность спустя, проснуться с ощущением катарсиса.

Выполненной программы. Одна даже на прощание руку поцеловала…

И ведь звонили, благодарили потом непонятно за что, говорили про дар убеждения и ясность мышления кристальную, хотя Макарова, напившись под конец до холодного студня внутри, почти ничего не помнила.

Для неё это было большой новостью – похмельные излияния университетских подруг и их желание встретиться вновь, чтобы получить очередную порцию уверенности в завтрашнем дне.

С этого "профессиональная" деятельность Макаровой и началась. После пьянки в ресторане какое-то время регулярные встречи их продолжались в сауне. Подруги откупали банный мирок на пару часов и сидели за пластиковым столом, завёрнутые в большие махровые полотенца, – поначалу это было в кайф, как нечто новенькое: ожидания, сборы, телефонные звонки накануне… долгие разъезды по домам… плавные разговоры… сухой пар… ледяной бассейн, визги-писки…

Вскоре монотонность сценария стала надоедать Макаровой, но не всем остальным, ничего другого и не знавшим. Вот она и начала отлынивать, пропускать собрания, сначала робко, придумывая уважительные причины – муж, семья, работа , потом – более уверенно, нет настроения или месячные. Бывшие однокурсницы использовали её внаглую, пили душевное здоровье, отсасывали мёд драгоценной энергии…

Так почему ж она тогда не имеет право от этого защититься?

А подруги тоже, не будь дурами, подсели на "контакт" – штучный, эксклюзивный товар умного общения, который ни за какие деньги не купишь.

Купишь! Завязалась с тех пор между ними игра – не игра, война – не война, состязание. Я убегаю, ты догоняешь. Макарова сочиняла уважительные причины, а девчонки, нуждавшиеся в совете, а то и в обыкновенном внимании – противопоставляли этому поводы, от которых нельзя отказываться.