Андрей Ангелов - Театр мистера Фэйса
Ярко-красный атласный занавес. Настолько длинный, что тяжелые оборки плотной скользкой ткани изрядно лежат на синем ковролине. Электрический свет с синевой ярко освещает стол и неярко лица Игроков. Особенность освещения заполняет диспозицию холодным гротеском. И уже не разглядеть толком, где ковролин, а где занавес — причудливый свет погасил разницу между цветами.
До начала спектакля минута или около того. Ты вот-вот должен выйти на театральную сцену. Рядом толпятся другие персонажи, но ты на них не смотришь. Ты в себе. Настраиваешься на контакт со зрителем. Волнуясь, повторяешь текст… Здесь нет зрителей, и актеров нет. А есть Игроки, которые сами и актеры, и сами же и зрители! Что ни хрена не важно в плане мандража… Лучше не смотреть ни на кого, а побыть в себе. Почертыхаться или помолиться… Беспонтово: когда последняя минута превращается в несколько последних — нервы уж не успокоить…
— Где же режиссер?
— Пора бы начинать!
— Смотрите, занавес дрогнул!
— О, наконец-то!..
— Увы, это лишь Бог…
Специфический табачный запах, здесь не ошибешься! Притащил с собой своё кресло, сейчас сядет в сторонке и будет строить из себя «независимого наблюдателя»…
— Джентльмены, какие мысли?..
— Выход один — берём пушки и наполняем их свинцом!..
— А дальше?..
— Дальше по обстоятельствам…
— Без сценария всё порожняк!
— OK, где у нас сценарий?
— Сценарий у меня, — занавес раздвинули сильные руки, и на театральной сцене возник Арлекин. Клоун прошел к столу, встал против Данте — с другого торцевого конца. На лице — печать страдания. Надо компенсировать отсутствие этого чувства у Игроков! На одном наслаждении достойную Игру не сделать, хорошая драматургия не терпит половинчатых чувств!
Арлекин церемонно наклонил голову. Выдержал паузу. Когда убедился, что все взгляды направлены на его лицо, то положил пальцы на карты. Снова пауза. Взгляды Игроков сместились на кисти режиссера. Forward, director! Forward![8]
Миг — и! — Пальцы клоуна шулерски сложили-разложили пять игральных карт, сдвинули, тасанули. Раскатали на столе картинками вверх. Демонстрация.
— Как видите, здесь лежат пять карт. Это три ангела, чёрт и джокер. Тот, кто вытянет джокер, в следующем спектакле получит иммунитет. Тот, кто вскроет чёрта — обречён.
Руки Арлекина одним движением собрали карты… молниеносная тасовка. Вновь раскатили по столу, на этот раз вверх «рубашками». Приглашение к Игре.
— Всё очень просто. Игроки заряжают оружие и стреляют в обречённого сколько хотят. Я думаю, никто не пожалеет тот миллион, что заплатил за вход. За то чувство, когда в руках оказывается оружие, а перед тобой беззащитная жертва!
Глаза клоуна вспыхнули дьявольским огнём.
— Тянем жребий в обратном порядке от порядка знакомства. Мистер Принц, прошу!
Поэт без колебаний протянул руку к картам. И задумался… Шершавые «рубашки», а вот сукно стола гладкое. Атлас, без сомнения. Как там делают колдуны, экстрасенсы, маги и прочие хитрецы?.. Закрывают глаза, приставляя пальцы к конкретной карте… концентрируют волю и… видят карточное наименование сквозь «рубашку»!
— Так, — зажмурился Данте. — Ни хрена не видно так. Хитрецы, что и требовалось доказать…
Поэт на ощупь взял первую попавшуюся карту и резко перевернул.
Вздох. Коллективный и шумный! Это бесы. Их позыв на жребий Данте!
— Мистер Принц! — послышался твёрдый голос Арлекина.
— Либо вы так дороги Господу, что ему не терпится вас забрать к себе, либо вы страшный грешник и этот чёрт — ваше Возмездие за прегрешения!
Данте открыл глаза. Увидел карту, с нарисованным на ней чертом, единственно вскрытую. Она сразу бросается в глаза… Придется вытерпеть несколько неприятных мгновений. От неприятностей не умирают. От холостых патронов тоже…
Игроки мгновенно разобрали револьверы. Пришел их час — Час кровавой Похоти! Картонная коробка с патронами была тут же разломана. Заряжай!
— Мужайтесь, мистер Принц. И умрите, как мужчина! — заключил клоун отчасти грустно. Жребий сделан, никто не мухлевал и твою руку не подталкивал. Всё честно.
— Что значит — умрите!? — удивился Данте. И сам поразился глубине своего горя.
Нет ничего слаще, чем смотреть в глаза жертвы! Понимая, что жертва невероятно напугана и она — твоя, только твоя — и удрать не получится!
— Это значит, что вы сейчас умрёте! — взвыл толстый Папа.
— Это значит, что вас изрешетят пулями! — пропел жирный Доу-Джонс.
— Это значит, что вам нужно стоять к нам лицом! — предупредил сухопарый Спирт.
— Потому что настоящие мужчины встречают смерть лицом, а не жопой! — подчеркнул смугляк Мечта.
— Патроны разве… боевые?! — вместо возгласа вырвался стон. — Эй, клоун, мы так не договаривались!
Игроки закончили с зарядкой. Однако надо дать возможность режиссёру произнести Напутственное Слово! Перед отправкой поэта на тот свет. Иначе не по-джентльменски получится…
— Вы сказали, что это театр! — возопил Данте. Дикие глаза. Бывают у загнанной дичи и у поэтов под прицелом. — Патроны все-таки боевые! Чёрт! Чёрт! Чёрт!
— Театр, где ставка — собственная жизнь. Вы приняли это условие, подтвердив согласие приходом… Молитесь, мистер Принц! — умиротворение на грани с сочувствием. Но. Как часто встречается в нашей жизни «но»! Иногда за минуту до смерти. Арлекин бесстрастно скрестил руки на груди.
Пора! Всё сказано и всё сделано. Кульминация. Она — вот она! Игроки направили револьверы на поэта, стоя на месте — «плечом к плечу» — примериваясь. Данте у торца стола, бесы — по его сторонам. Режиссер — против поэта, у другого торца. Стволы почти что уперлись Данте в грудь.
— Нас четверо.
— На счёт «четыре» его мочим!
— Я буду считать!
— Я буду считать!
Не время спорить. И смысла нет. Мочилово на мази. Такт убийц по отношению к другим бесам — непременное условие всестороннего кайфа!
— Считаем по очереди! — воззвал один из Игроков. В конце концов, поэт не индейская целка, а бесы не ковбои, что требуют у племени виниту «право первой брачной ночи». Воззвание больше почувствовали, чем услышали. И то ладно.
Данте, как под гипнозом, всё всматривался в Арлекина. На лице клоуна — безразличие. Щелк! Щелк! Щелк! Щелк! Бесы взвели курки. До собственных похорон отрезок меньше, чем из чрева матери до выхода в руки акушера!.. Надо смотреть в глаза смерти и пытаться с нею разговаривать!
— Так, ОК!.. Закончим театр! Я… я не мистер Принц! — поэт выставил руки вперед. Одновременно сделав шаг назад. Когда видишь направленные на тебя четыре ствола, то шаг назад — самое малое, что требует от тебя твой инстинкт самосохранения. И самый мужественный характер помешать не сможет. А рассказы о помехе со стороны такого характера — это либо фанатизм, либо байки. Фанаты, к слову — больные люди, психически. Не смешно.
На лице клоуна возникло любопытство. Кто же ты, поэт?
— Раз! — грянула многоголосая команда.
Бесы сделали по синхронному шагу к Данте. В глазах — жажда убийства. Врешь — не удерешь!
— Ээй! — поэт мощным рывком разодрал на себе хламиду, явивши чужим глазам парадную (белую) двойку-костюм, суетливо залез в карман пиджака… — Ээй! Во…от! — Данте выхватил из кармана перстенёк… стиснув его пальцами, выбросил руку вперёд — показывая Игрокам. — Я Принц Эндрю — наследник Короны! Божий помазанник, чёрт возьми!..
На лице клоуна возникла усмешка. От Арлекина до Данте — десятка футов. Если прищурить глаза и чуть наклониться — то можно увидеть вензель на печатке…
— BG.
Кукловод не стареющая дева из кадрового агентства, знает толк в подлинниках!
— Наследник королевского дома Бирмингемов!.. Только это не повод, чтобы не умирать, Ваше Высочество, — коротко рассмеялся театрал.
— Два! — крикнули бесы.
Второй шаг назад, поэт! Жажда убийства — та вещь, что не слышит никого, кроме себя. Нет больше бесов, а есть их жажда убийства. Одна на всех! Поглотившая разум и душу!
— Три! — Игроки замерли на местах, прицеливаясь.
Третий шаг назад, поэт! Разговаривать надо с тем, кто тебя слышит, по крайней мере.
— Я не хочу умирать так и здесь! — полетел в Арлекина отчаянный вопль. — Слышишь, ты — режиссер хренов!
На лице клоуна усмешку сменило — презрение. Детский сад. Если невыполнимое желание ребенка надо гасить лаской, то такое желание от взрослого дяди — это признак того, что дядя не повзрослел. Даже став дядей. Идиот, — по науке. Как вы смотрите на идиотов? Жалость или презрение. Третьего не дано.
— Че-ты…! — четыре пальца двинули спуски четырех револьверов. Нажать на спусковой крючок не так-то просто. И тот, кто ни разу на спуск не давил — с первой попытки вряд ли это осуществит. Тот же, кто стрелял продолжительное время назад — не вспомнит свой навык мгновенно.
