Петер Штамм - Ночь светла
Маттиас перевернулся на бок. Джиллиан тихонько встала, вышла на балкон. Несмотря на прохладу, она не зябла. Светало, птичий галдеж звучал громко, как будто в закрытом пространстве. Издалека тоже доносились шумы – редкого в этот час движения на автостраде, да еще поездов, которые сортируют на железной дороге.
* * *Спустя немного времени Хуберт и Джиллиан стали переписываться каждый день. Маттиас не уставал интересоваться, отчего она по десять раз на дню заходит в почту. Она только плечами пожимала. Джиллиан – под псевдонимом – отважилась спросить Хуберта, зачем его моделям обнажаться догола, если, как он утверждает, тело само по себе его не интересует. Он ответил почти теми же словами, что в интервью, оттого она ему не поверила. Написал про встречу как часть процесса, про единственно верную минуту – разве такое запланируешь? Настойчиво просил ее прислать фотографию, но она ответила, что фотографий у нее нет.
«Мы встречались когда-нибудь?»
Джиллиан прочитала этот мейл лишь на следующее утро. Она улетала на несколько дней в Гамбург снимать репортаж о старике-писателе, выпустившем нечто вроде автобиографии. Рейс только в полдень, так что она еще лежала в постели, когда Маттиас собрался на работу. Поцеловал ее на прощание.
Ночью она плохо спала, с утра настроение было какое-то подавленное, хотя и без всяких причин. Даже не глотнув утреннего кофе, Джиллиан села за компьютер. Написала Хуберту, что у нее нет никакого желания поработать для него моделью. Только представит себе, как он заявится с фотоаппаратом к ней в квартиру, и уже противно. Не из-за собственной наготы, а из-за вторжения в ее дом, да как он будет тут все оглядывать, да какое впечатление составит о ее жизни. Не в обиду ему будь сказано.
Выпила кофе, выкурила сигарету. Стоя под душем, воображала, как Хуберт станет писать ее портрет. Она осматривается в мастерской. Он указывает на старый кожаный диван. Не скинув плаща, она садится. Он берет стул, усаживается напротив и принимается за работу. Через некоторое время он, отложив блокнот, явно хочет сказать ей что-то важное, но колеблется. Наконец, понизив голос так, что она едва разбирает слова, предлагает ей пойти за ширму и раздеться. Когда Джиллиан нагишом выходит из-за ширмы, Хуберт как раз вставляет пленку в большой фотоаппарат. Не поднимая глаз, он просит ее прилечь с книгой на диван. Смотрит в видоискатель, так что глаз его опять не видно, но все равно она ощущает его беззастенчивый и холодный взгляд.
Джиллиан складывала дорожную сумку. Времени еще хоть отбавляй, можно проверить почту. От Хуберта уже пришел ответ. Дескать, если ей неприятно фотографироваться в собственной квартире, то можно встретиться в его мастерской. «Ты себя выдал, – подумала она, – ты меняешь правила посреди игры».
Мейлы летели в ту и другую сторону с минутным интервалом.
«Вы одна?»
«Вам бы только того и хотелось».
«Значит, одна».
«Все-таки вы стараетесь меня использовать!»
«Почему же?»
«Стараетесь меня себе представить, вообразить».
«Вы не показываетесь, вот я и вынужден стараться».
«Почему вы пишете только женщин? Почему только обнаженных?»
На сей раз ответ заставил себя ждать. И разочаровал Джиллиан. Поразмыслив, она отстучала другой вопрос, но тут же его стерла. И снова написала.
«Вы спите со своими моделями?»
Только успела отправить, как от Хуберта пришел еще один мейл. Мол, благодаря наготе между художником и моделью возникает эротическое напряжение, тяга друг к другу. Искусство состоит в том, чтобы использовать эту энергию для создания картины.
Тут уж Джиллиан пожалела, что задала тот вопрос. Ответ, снова заставивший себя ждать, звучал так:
«Предлагаю встретиться».
«Это непрофессионально».
«Предлагаю встретиться».
«Вы повторяетесь!»
«Все в жизни повторяется».
«Нет».
«Тогда чего же вы добиваетесь?»
Джиллиан призадумалась. Написала ответ, перечитала, улыбнулась и кликнула «отправить». Ответа дожидаться не стала, выключила компьютер. Когда шум вентилятора окончательно смолк, ей показалось, что в квартире как-то очень уж тихо.
В Гамбурге шел дождь. В аэропорту Джиллиан взяла такси и поехала домой к писателю. Съемочная группа уже находилась там, и писатель страшно волновался, потому что оператор хотел переставить мебель в гостиной. Еще писатель отказывался гримироваться, хотя ведь ясно, что на протяжении жизни его уже сто раз гримировали. Джиллиан вмешалась с объяснениями: все ради того, чтобы он выглядел совершенно естественно. Во всяком случае, она ему вроде бы понравилась, постепенно он чуточку расслабился и даже неуверенно пытался с нею пофлиртовать. Засняли его за письменным столом и на фоне книжных стеллажей, на прогулке по району портовых складов, в шикарном кафе, куда, по его словам, он добровольно ни за что бы не пошел. Джиллиан попросила его попутно что-нибудь записывать, делать заметки, но он не прихватил из дому ни листка бумаги. Пришлось ей одолжить писателю черный блокнотик-молескин, и какую-то запись он сделал. Потом вернулись в его дом, чтобы записать интервью. Джиллиан разместилась поближе к камере. Открыв блокнотик со списком вопросов, она углядела следующие строчки: «Именно таким читатели представляют себе писателя. Телевидение полностью оправдало мои ожидания». Не моргнув глазом она задала первый вопрос.
Писателя, видимо, задевало, что автобиография привлекла больше внимания и имела больший успех, нежели его амбициозные эксперименты в прозе.
– Между тем и эта книга – вымысел! – заявил он.
– Но где же тогда реальность? – удивилась Джиллиан.
– Тому, кто жаждет познать реальность, достаточно просто выглянуть в окно.
– Зачем же вы пишете свои книги?
Писатель поглядел на нее с сочувственной улыбкой:
– Из профессиональных соображений – так ответил на данный вопрос один мой коллега. А другой сказал: из жадности, похоти и тщеславия. Вероятно, в моем случае…
Тут беседу прервал звукооператор, он поймал посторонние шумы и поэтому попросил их повторить последние фразы. Но писатель не соглашался:
– Вот оно, бремя реальности! Ее нельзя ни повторить, ни исправить. Возможно, мы именно поэтому читаем книги.
– Что изменили бы вы в своей жизни, если бы могли прожить ее снова? – выступила с вопросом Джиллиан.
Писатель как будто рассердился, вдруг заявил, что очень устал, и с большой неохотой отвечал на все последующие вопросы. Спустя четыре часа Джиллиан наконец с ним распрощалась. Уж как-нибудь она сумеет слепить из всего этого материала сюжет на четыре минуты, но с реальностью он будет связан еще меньше, чем триста пятьдесят страниц упомянутой биографии.
* * *Находясь в Гамбурге, она не проверяла почту на аккаунте Фрекен Жюли. Собственная роль в этой электронной переписке ей разонравилась.
Однако, вернувшись через четыре дня домой, она все-таки заглянула в ящик. Хуберт послал два мейла, один сразу после того, как она выключила компьютер, другой – на следующий день. В первом он подробно описывал, как будет ее целовать. Составил для себя довольно точный ее портрет, упоминал короткую стрижку и тонкую талию. Во втором мейле он принес извинения за первый. Он, дескать, увлекся и теперь сожалеет об этом. Джиллиан так и не сумела разобраться, которое из посланий больше ее разозлило. И она решила встретиться с Хубертом. Написала, что не намерена ни позировать ему, ни целоваться, зато согласна с ним просто немножко выпить. Для встречи предложила одно кафе в стороне от центра, где как-то раз бывала. Взглянула на часы.
Написала: «Буду там в семь вечера. Вы легко меня узнаете. Жюли».
Хуберт быстро прислал любезный, но сдержанный ответ.
Обычно Маттиас приходил домой поздно. Она оставила ему записку на крошечном листочке: надо, мол, заехать на работу, когда вернусь, тогда и вернусь. Долго размышляла, как ей одеться, и выбрала наконец самые неприметные вещи, какие нашла в своем гардеробе. Вельветовые брюки цвета беж, белая маечка с кружевной вставкой на груди. Набросила на плечи серый свитерок. Краситься не стала, хотя вообще-то и носа не казала на улицу без пудры, без туши для ресниц.
В кафе Джиллиан заявилась слишком рано. Помимо нее, там находились лишь две женщины, да еще юная парочка. Эти были заняты друг другом, зато женщины с любопытством ее разглядывали – может быть, узнали. Она села за столик в самой глубине зала и заказала мятный чай.
Хуберт пришел в начале седьмого. Увидев Джиллиан, он испытал явное облегчение. Подошел к ее столику, широко улыбаясь:
– Ах, так это вы! Как же я не догадался.
Джиллиан не привстала, Хуберт протянул ей руку. Выглядел он совсем не таким самоуверенным, как в студии, и оттого сразу показался Джиллиан намного симпатичнее. Он молчал, она тоже не знала, что сказать. Наконец он поинтересовался, отчего она назвала себя фрекен Жюли.
