Эльмира Нетесова - Я обязательно вернусь

— Прости, Аннушка, опять я к тебе. Помоги! Спина проклятая достала, вконец извела! Ни сесть, ни лечь не могу, выручи, — встал у стены Прохор.

— Нога твоя зажила? — спросила Анна.

— Уж и забыл о ней. А вот спина изводит. Ну, а теперь время весеннее, работы много, как некстати эта болезнь, — жаловался мужик.

— Ты раздевайся, чего стенку подпираешь, не теряй время даром, проходи в комнату, ложись, мне тебя глянуть надо, — предложила Анна.

Едва Прохор лег, женщина надавила пальцами на две точки, человек взвыл от боли.

— Потерпи, голубчик, дай проверю, что с тобой, где болезнь застряла, где корни пустила? Причин много, а нужно понять твою, единую, — стучала по спине пальцами, мяла ее, потом проверила ноги.

— Они не болят, — сказал Прошка.

— Не мешай, лежи молча. Я сама вижу все. Нынче не болят, а завтра прихватят, — осекла человека и попросила внучку:

— Подай скипидар. Он в кладовке стоит на полке, в темной бутылке. Принеси живей…

Вскоре она натерла спину человека скипидаром, обмотала шерстяным платком, велела полежать и растопила печь. Прохор сам не заметил, как отпустила боль, и он мгновенно уснул.

— Во храпит, аж изба трясется, — засмеялась Юля.

— Боль утихла, но не прошла, затаилась змеей в теле. А я ее горячими углями изгоню из мужика. Просквозило его где-то, вот и скрючило. Конечно, боль адская. Но этому надо помочь! — подкинула в печку сухие березовые дрова. Подождала, пока они прогорят. И как только дрова рассыпались в угли, разбудила Прохора, посадила спиной к открытой топке, из какой шел жар.

— Теперь сиди и грейся сухим теплом, — сняла со спины человека платок, дала кружку горячего малинового отвара:

— Пей, голубь! — велела Анна.

— А спина уже не болит, прошла. Кудесница ты, Аннушка. Как быстро со мной справилась! Я уж сколько таблеток, мазей перепробовал, ничего не помогло! — признался человек.

— Что ж сразу не пришел? — удивилась баба.

— Неловко на халяву надоедать. А деньги не берешь. Я же мужик, совестно. Да деваться некуда. Пришлось опять к тебе свернуть, — сознался человек.

— Проша, вот когда спину наладим, вспашешь мой огород. Знаю, у тебя есть трактор. Вот и рассчитаешься.

— О чем речь, Аннушка? И вспашу, и прокультивирую, и размаркерую, даже картошку посажу. У меня сажалка есть. В один день справлюсь! — пообещал, повеселев, вытирал со лба пот, бежавший ручьями.

— Вот и договорились! — улыбалась женщина. И заметила, как Прошка внимательно наблюдает за Юлькой. А потом спросил:

— Эта девчушка тоже лечится у тебя?

— Она моя внучка, — ответила тихо.

— Счастливая!

— Почему так думаешь?

— Родная кровь — великое дело! Ни то, что у меня. Один в целом свете, как барбос без цепи. А ведь все было. В один день никого не стало. Землетрясение отняло семью, всех до единого. И дом развалило. Вернулся с моря, а на берегу уже никто не ждет. Никому не нужен. Думал, свихнусь. Дом, где двое детей родились и росли, одной могилой стал для всех. Никто не уцелел. Вытащили моих из-под завалов. Я как увидел могилы, с катушек улетел. Об одном пожалел, что меня в то время с ним не было. К чему мне теперь жизнь? — закрыл лицо руками.

— Крепись, Прохор! Все мы в этой жизни кого-то теряем. Но коль Бог уберег от погибели, значит, ты еще нужен. И не греши, не зови смерть. На тот свет не спеши, туда не опоздаешь. Слышишь меня? — подошла вплотную.

— Конечно, слышу! — ответил глухо.

— Держись, ведь ты мужчина! Да еще какой сокол! Не падай духом.

— Стараюсь держаться. Но плохо получается. Детей очень жаль. Им бы жить. А они умерли. Лучше б я вместо них не проснулся, — сетовал человек.

— Ты где теперь живешь? — спросила Анна.

— Дом здесь купил, у стариков, они в город к детям уехали насовсем. Я этим летом отремонтирую свои хоромы, а на будущий год сад посажу, может, даже грядки посею. Тут, говорят, никогда землетрясений не было. Значит, спокойно можно жить. На Север никогда не вернусь. Там мое сердце навсегда осталось. Вместе с моими, в одной могиле, — обвисли плечи человека.

— Успокойся, Проша! Не трави себя, — подошла Анна, пощупала спину, сгребла угли в кучку и предложила:

— Блинов со сметаной поешь! Юлька жарила, они у ней всегда вкусные! — поставила перед Прошкой блины, сметану.

— Юль, а сколько тебе лет? — спросил внезапно.

— Много! Целых двадцать пять! — ответила, покраснев, сама не зная от чего.

— Это много? Я думал лет семнадцать. Выглядишь совсем девчонкой-школьницей.

— Я уже колледж закончила и три года проработала медсестрой в больнице.

— И что с того? Смотришься ребенком! Вот мне уже тридцать семь. А все считают, что полтину разменял. Иные даже дедом зовут. Не верят, что до сорока не дотянул. Суть не в возрасте. Я когда в морге побывал, оттуда седым вышел. Как не свихнулся там…

— Прохор! У каждого в жизни свои землетрясения. Не зацикливайся на них, держи в руках память и нервы. Иначе из хворей не вылезешь, — посоветовала Анна.

— Прости, голубушка! Я не всегда такой сопливый как сейчас. Наверное, надо было раскрыться, поделиться, ведь я здесь никому о себе не говорил. Никто не знает, зачем сюда переехал, почему один живу. Не со всеми разговоришься, да и ни к чему, — глянул на Юлю и спросил:

— А у тебя кроме Аннушки кто-нибудь имеется?

— Нет, не обзавелась, не успела, — опустила голову.

Прошка, услышав ответ, заметно повеселел, оживился:

— Выходит, ты тоже одиночка, как и я?

Юля не ответила. Глянула на бабку, та, загадочно улыбнувшись, сказала:

— Знахаркой ее сделаю. А нам семьями нельзя обрастать. Так положено, что живем в свете для человеков, не для себя. Будет семья, появится корысть, жадность. Это во вред делу. У таких Божий дар лекаря отнимается. Наши руки и души должны всегда быть чистыми, как родники и не болеть алчностью. Велик дар Господа каждому травнику, но еще больше спрашивается со всех, кто стал на наш путь. Потому, внучка моя нынче слуга Божья. Перед Ним в ответе за будущее свое.

— Но знахарка не монахиня. Обет на одиночество и безбрачие не дает. Лишь сердце и помыслы должны быть чистыми. А они не могут отрицать семью. Ведь знахари не сектанты, как я понимаю. И лечат в меру своих способностей и дара Божьего, отпущенного всякому. Хотя, не хочу спорить, не имею права. Лишь сказал, как сам думаю. Вмешиваться в вашу жизнь не собираюсь. Одно скажу от души! Дай Бог, твоей внучке стать такою, как ты!

Уходя, Прохор посмотрел на Юльку долгим, пронизывающим взглядом, обговорил с Анной, когда он приедет на огород, и вышел в дверь, не оглядываясь.

— Странный он какой-то. То по семье плачет, то ко мне начал клеиться сходу как кобель! — пожала плечами Юлька.

— Мужик он! Это, прежде всего. Как бы не болела душа, плоть свое берет и не дает ему покоя. Он в том не виноват. Натура у человека открытая. Врать и рисоваться не умеет. И не хвастун, не бездельник. Как бы он не скрывал, вся Сосновка о нем знает, и о беде наслышаны. Не сам, Никитка растрепался деревенским о Прошкиной жизни. Он у Прохора в шоферах состоит. Иногда ездит в город по его поручениям. Так вот и тебя на дороге подобрал и домой привез. А вечером уже вся Сосновка знала, что ты ко мне приехала. Так оно всегда бывает. У Никиты вода в заднице не держится, секретов хранить человек не умеет. Именно за это били его в деревне многократно мужики и бабы. Не случайно при нем даже в очереди в сельпо, ни бабы, ни старухи ни о чем не говорят. Так и считают, если при Никите кто-то перднет, тот обязательно сочинит, что вся очередь обосралась.

— Как же Прохор его терпит? Или не знает?

— Еще как знает! Но ему скрывать и бояться нечего. Все что о нем можно сказать, Никита давно уже насвистел в уши каждому. Тот, кто свою подноготную выворачивает наизнанку, чужой секрет никогда не сохранит. Так и Никита! Он простодушный человек, живет нараспашку, доверчив ко всем, потому его часто обманывали, предавали. Но его ничто не проучило. Вот за это и взял его Прохор. Никитка не украдет, не пропьет, он болтливый, но не подлый.

— Ты и его лечила?

— Как и всех. Сорвал спину человек. Враз грыжа в позвоночнике объявилась. Я ее чугунком разогретым убрала. Все наладилось, поправился человек. Есть у него недостаток. Зато хорошего еще больше. К нему, когда припечет, хоть среди ночи приди, никогда не откажет в помощи, — похвалила мужика Анна.

— А ты его о чем-нибудь просила?

— Случалось. Кончились в сельпо мука и сахар. Никита мне из города привез. За доставку ни копейки не взял. Вот такой человечек он, корявый, грубый, но свой, теплый и совсем понятный, — хвалила мужика Анна. И вдруг спросила заговорщицки:

— Ну, как тебе Прохор? Пришелся по душе?

— Ты ж ему за меня уже отказала…

— Глупышка! Мужикам всегда нужно препятствия ставить. Пусть борются, одолевают их. Помни, что легко дается, тем не дорожат, — улыбнулась своей загадочной улыбкой, и Юлька поняла, жива в бабке женщина, умная, озорная, какую не сломала и не погубила даже Колыма… Но, как говорила сама Анна, что дано Богом, не отнимется людьми.