Тара Сивек - Присматривай за мной (ЛП)

— Прекрати, прекрати, прекрати, пожалуйста, прекрати, — я снова и снова шептала себе, сильно сжимая глаза и мысленно считая, сколько десятков капкейков мне нужно сделать, чтобы выполнить заказ на следующую неделю в преддверии праздника танцев Отцов и дочерей в начальной школе. А также, сколько фунтов сахара, муки и масла нужно не забыть заказать, когда приедут из компании доставки на этой недели.

Мне не стоило никогда вспоминать об этом. Как только я увидела эти слова и человечка, мне стоило скомкать салфетку и выкинуть ее на улицу, до того как всплывут воспоминания. За последние полтора года я научила себя отключать все. Никаких воспоминаний, никаких эмоций, просто продолжать жить и притворяться, будто она никогда не существовала. Если я представлю, что её не было, я могу дышать. Если я представлю, что она не была настоящей, я смогу просыпаться каждое утро без ощущения, что мое сердце вырвали из груди.

— Эй, все в порядке? Эддисон, открой глаза.

Я слышу его голос рядом со мной, но я не могу открыть глаза и посмотреть на него. Я боюсь их открывать. Если я их открою, все окажется реальным. Я почувствую палящую жару солнца на моей коже и дуновение ветра на моем лице. Я буду знать, что это не сон. Я буду знать, что я проснулась в одиночестве. Я буду знать, что все это время я не спала, что она на самом деле ушла и никогда не вернется.

— Эддисон, ну, давай, открой глаза. Что бы ни было, все хорошо. Все в порядке.

Я почувствовала, как он обнял меня за плечи и притянул к себе. Мне хотелось расслабиться в его объятиях и принять комфорт, который он предлагал, но я не могла избавиться от неподвижности тела. Я не привыкла прислоняться к кому-то фигурально или буквально. Я почувствовала запах его одеколона, и он напомнил мне встречу в лифте. Он напомнил, как у него получается заставить меня забыть обо всех проблемах, Я чувствую, что снова могу дышать. Я могу жить, потому что он заставляет меня забыть. Я просто хочу забыть. Я медленно открываю глаза и смотрю прямо в его голубые глаза, которые смотрят с тревогой и беспокойством.

— Как ты узнал, что я здесь? — шепчу я.

Он издает смешок и затем глубоко вздыхает, сильнее прижимая меня за плечи.

— Я зашел за моим кофе и, когда не увидел тебя, спросил у девушки за барной стойкой. По-моему, её зовут Мег? Она немного чокнутая? Он была готова вскарабкаться на барную стойку и запрыгнуть мне на спину или что-то в этом роде, когда я спросил про тебя. Я увидел тебя, как ты сидишь тут с закрытыми глазами, и подкинул записку тебе на коленки.

Его лицо осунулось, когда я неожиданно дернула плечами, освободилась из его объятий и отодвинулась на пару дюймов от него. Не потому что я хотела, потому что я должна была. Я не понимала, почему незнакомец захочет сделать что-то подобное для меня. Мое недоверие к людям заставило меня искать скрытые мотивы в его поведение. Но в то же время, из-за его уверенности и непосредственности в общении со мной, мне захотелось унять своего внутреннего защитника. Мой разум и мое сердце воевали друг с другом, и я уже сейчас могу сказать, что это будет война до победного. Один взгляд в его глаза и я захотела сбросить с себя любую ношу. За долгое время никто на меня так не смотрел. Будто ему есть до меня дело, и он хочет помочь мне. Никто не хотел помогать мне, никто не переживал, все ли у меня в порядке. Они просто принимали меня сильной и независимой, так как я не показывала свои эмоции, а они и не догадывались. Зэндер едва знает меня, но он подсознательно понимает, что мне нужно чувство комфорта, даже если не догадывается почему. Мне хотелось сказать ему, чтобы он бежал от меня так быстро, насколько мог, потому что я сломлена. Самое смешное, что я не хочу, чтобы он уходил. Я не хочу делать ничего, что бы заставило его уйти, потому что я больше не хочу быть сильной. Я так устала быть сильной.

Зэндер потянулся и снял салфетку с моих колен также быстро, как я забыла о её существовании. Этот маленький клочок бумаги способен нанести столько вреда, и я забыла об этом только потому что он был так внимателен ко мне. Его занимал вопрос как мне помочь, вместо того чтобы заниматься своими делами, как все остальные.

Я отвела глаза и сфокусировалась на его руках, в то время как он начал рвать салфетку на кусочки.

— Почему ты это делаешь? — мягко спросила я, наблюдая, как сначала у человечка отрывается голова, затем он остается без ребер, и рваные кусочки приземляются на его бедра.

— Извини. Мне не стоило этого делать, — тихо говорит он.

Мне становится не по себе от того, что он каким-то образом знает, почему я расстроилась. Он знает, что в голове у меня кавардак, и я почти впала в панику из-за тупого рисунка на салфетке. Он знает, что у меня полным полно проблем, и ему стоит встать и уйти.

— Видимо мне стоит доработать свои художественные навыки. Этот человечек был отвратительный. Если бы кто-то вручил мне такого, я бы тоже расстроился. У него была слишком большая голова и глаза на выкате.

Он сказал это настолько серьезно, что мне показалось, что это самая смешная шутка, которую я слышала. Мне захотелось смеяться во весь голос, но это чувство было мне незнакомо. Я не смеялась во весь голос очень давно. Я прикусила губу, чтобы сдержать улыбку, пока он собрал в кучу разорванную на кусочки салфетку, сжал её в кулаке и поднял руку в воздух.

— Бог свидетель, мне никогда больше не следует рисовать человечков снова! — громко кричит он.

Злость исказила его лицо, и несколько прохожих перебежали улицу так быстро как смогли. Это было последней каплей. Смех подошел к горлу до того, как я смогла его остановить. Этот звук был настолько странный, что я закрыла рот ладонью, чтобы его сдержать. Бесполезно.

— Не убегайте от своих страхов! Люди, плохо нарисованные человечки — это серьезно! — заорал он.

Он опустил руку и с улыбкой посмотрел на мое лицо, наклоняя голову в сторону.

— Только если ты обещаешь никогда не сдерживать этот смех, — мягко сказал он

мне.

Я нервно сглотнула от сладости его слов, пытаясь не замечать притяжение к нему, стараясь относиться ко всему проще.

— Ты собираешь сказать что-нибудь смешное снова, типа «ты такая красивая, когда смеешься»? — с улыбкой спрашиваю его, не веря в то, что этот парень способен заставить меня перейти от ощущения паники до истерического смеха. Власть, которой он обладает надо мной, должна меня пугать, но по какой-то причине не пугает. Он напоминает мне, каково это, забыть обо всех проблемах, смеяться, будто никто не видит. Он заставляет меня снова чувствовать себя живой.

— Я мог бы. Я известен тем, что тут и там разбрасываю смешинки.

Я покачала головой и взглянула на мои часы, осознавая, что у меня есть тридцать секунд, чтобы зайти внутрь и вытащить маффины из духовки.

— Мне надо идти, спасибо за... ну, просто… спасибо, — говорю я, вставая со скамейки и спеша в кондитерскую, пока я не выставила себя дурой.

— ТЫ УМОПОМРАЧИТЕЛЬНАЯ, КОГДА ТЫ УЛЫБАЕШЬСЯ И СМЕЕШЬСЯ, ЭДДИСОН! — кричит он мне. Я издаю смущенный смешок, открываю дверь и вхожу. Я замечаю свое отражение в зеркале прямо при входе в магазин. Все что я вижу — это обычную девчонку. Я пять футов три дюйма ростом со скучными, каштановыми, вьющимися волосами ниже плеч, когда я не собираю их в растрепанный хвост. Мой нос усыпан веснушками и у меня мамины глаза, которые я всегда считала своей единственной гордостью. Но Зэндер считает меня умопомрачительной. Он видит что-то, чего я никогда не видела.

Я не могу понять, как отключить своим мысли и найти время для себя и что-нибудь написать, но сейчас, кажется, это меня не очень беспокоит.

Глава 5

Возможность

— Я не могу сказать хорошо или плохо то, что ты чувствуешь, Эддисон. Я только могу дать тебе инструменты для принятия самостоятельного решения.

Загадочный ответ доктора Томпсон на мой вопрос о странной связи, которую я так рано почувствовала по отношению к Зэндеру, нисколько не помог. Я хотела, чтобы она сказала, что чувство комфорта, которое я испытываю рядом с ним, — это безумие, и бесполезно тратить время даже на мысли о нем.

— Ты чувствуешь, что он тот человек, которому ты сможешь доверять, в конце концов, и в котором ты будешь уверена? — спрашивает она.

— Понятия не имею. Я даже ничего о нем не знаю.

Доктор Томпсон слегка смеется над моим растерянным ответом.

— Тогда спроси его. Узнай его. Откройся кому-нибудь. Может быть, тебе так быстро стало комфортно в его компании от того, что он ничего о тебе не знает. Тебе не приходится беспокоиться, что он будет судить или жалеть тебя, — объясняет она.

— Вы так говорите, как будто он не стал бы делать ничего подобного, если бы все знал обо мне.

Доктор Томпсон пожимает плечами:

— Я не знаю, стал бы или не стал. И ты не знаешь. И никогда не узнаешь, если не дашь ему шанс. Очень может быть, что он докажет обратное.