Андрей Войновский - Врачеватель-2. Трагедия абсурда. Олигархическая сказка
– И много у вас тут таких чудес? – Мне все больше и больше становилось холодно, хотя солнце жарило во всю. Я снова присел на лавочку рядом со старушкой.
– Ой, много, мил человек. Не сосчитать. Вдруг среди ночи в лесу что-то щелкнет да вспыхнет, а пожару нетути. Седня по тропке идешь, вроде все так, а на завтрева – ямища агромадная. Во как. А вон меня года три назад лесовик цельный день по нашей же опушке водил кругами здоровенными, и все в одно место утыкалась. Пока сама на колени не пала да Богу не начала молиться. Вразумил Создатель, вышла. Здесь ведь что в Гражданскую, что потом голопузые уж больно свирепствовали. Церкви-то все поснесли.
Без храмов землю оставили. А с Богом оно все по душе краше. Сам никак понимаешь. Где Его нетути, там вот нечисть из щелей-то и лезет. Во как, мил человек.
Старушка замолчала. Будто окаменевший, молчал и я, сидючи рядом на пропитанной солнцем и дождем скамейке, но мне все меньше и меньше нравилась идея прогуляться со вдовой по батурихинскому лесу, где люди плутают почему-то даже в трезвом состоянии.
– Ладно, мил человек, ты не горюй, – по-доброму улыбаясь беззубым ртом, посмотрела на меня старушка своими маленькими слезящимися глазами, – вон гляжу, совсем тебя до смерти запужала. Ты, мил человек, не думай, это же не каждый день такое. Бывает так, что и по-долгому все мирно. Аж скука лютая берет. Во как.
Эпизод третий
«Без вариантов»
Солнышко клонилось к ужину, и мы с Людмилой Георгиевной, уже разлив себе по первой рюмочке «Русского стандарта», сидели за походным раскладным удобным столиком, отдельно накрытым исключительно на две персоны. То бишь для нас двоих. Ну, так уж получилось: все-таки «персоны».
– Людмилочка Георгиевна, – осторожно начал я разговор, закусывая тонко нарезанным кусочком свежайшего балыка. – Я тут между делом пообщался с местной, так сказать, умудренной жизнью публикой и могу тебе ответственно заявить: места здесь, черт возьми, не самые благоприятные для путешествий.
– И что ты предлагаешь? Отказаться? Не идти? – Она смотрела мне в глаза, не отрывая пристального взгляда.
Людмила Георгиевна Неказистая ясно и определенно давала мне понять, что выбора у самовлюбленного писаки, в общем-то, уже и нет. Да я и сам это отлично понимал, потому как именно сам, лично, этого выбора себе и не оставил. И в подтверждение сказанному моя собеседница, будто снова разгадав ход мыслей моих, бесстрастно добавила:
– Деньги твои обратно не приму. Не надейся. У тебя был выбор? Ты его сделал.
– Людочка, пойми, я волнуюсь не только за себя. Кстати, за себя я волнуюсь в меньшей степени, – беспардонно соврал я близкой мне женщине, доведенным до автоматизма движением наливая по второй. В принципе менять руку при разливе крепких спиртных напитков – очень скверная примета, но я зачем-то в этой ситуации взял бразды правления на себя. Видно, так занервничал, что готов был спрятаться за любое попавшееся под руку физическое действие. При этом ведь отлично зная, что вдова предпочитает разливать сама.
– Ой, ладно, – сказала она, словно отмахнувшись от меня. – Только сказки мне не рассказывай. Я прекрасно понимаю, что к чему. Давай… – Людмила, вероятно, снова хотела обозвать меня этим отвратительным, ненавистным мне словом, но, честь ей и хвала, все же делать этого не стала. – Давай по-честному: не знаю, правильно это или нет, но мне определенно надо туда попасть. И я чувствую, что сделать это, как это для тебя и ни прискорбно, возможно только с твоим участием. Уж извини…
Глядя на мое вконец потерянное и обреченное выражение лица, вдова улыбнулась едва уловимо глазу:
– Ладно тебе. Не переживай уж так. Надеюсь, что ничего страшного не случится.
– А вот старуха говорила, что здесь все поголовно «загинули». И даже будучи в трезвом состоянии, – попытался я использовать последний аргумент.
– Ну, то старуха беззубая, а то мы с тобой. Считай, орлы, – ненавязчиво решили меня успокоить. – Во-первых, у нас будет спутниковая связь, а во-вторых, я хорошо знаю дорогу. Мне Мишка очень четко ее указал. Будем с тобой шлепать дня два на северо-восток. Норд-ост, другими словами. Строго по компасу.
– Как – вдвоем? – Новый приступ трусости обуял все мое естество, и водка мне уже была не в радость. – Погоди, мы их что, с собой не берем? – совсем нечетким, расхлябанным движением руки я, как марионетка, указал в сторону сопровождавших нас лиц, суетившихся невдалеке. Они по-прежнему с усердием благоустраивали лагерь, куда бы половина населения России без малейшего сомнения и с величайшим удовольствием переехала бы на постоянное место жительства.
– Нет, дорогой мой, – безапелляционно вернули меня на землю, – только вдвоем.
– Люда! Это что, – подобно вулкану, вырвалось из недр моей растерянной души, – так Миша тебе сказал?!
– Да, Миша, – холодно ответили мне. – И я тебе говорю то же самое.
Эх, мне бы в пору схватиться за голову, но неожиданно наше всеобщее (учитывая молодцов) внимание привлек грохочущий среди этого пугающего безмолвия резкий звук мотора приближавшегося вертолета.
– Ну, и в третьих, я на всякий случай заказала вертолет, – утробно добавила вдовушка, неторопливо, но с удовольствием вливая в себя третью хрустальную рюмочку белой и, будто кристалл, прозрачной жидкости – соединения спирта и простой воды. – Если что, думаю, доблестные эмчээсники сверху нас обязательно отыщут.
Так же, дорогой мой читатель, не преминув с ходу махнуть вслед за вдовой третью заветную, в состоянии полного отупения, я индифферентно наблюдал за тем, как приземлился вертолет, как из него, будто из гнезда, выпорхнула парочка по кадык экипированных организмов-спасателей вместе с экипажем и как, широко улыбаясь от уха до уха, побежал их встречать мажордом Андреич.
Бред, господа! Пусть даже за триста верст от столицы и триста тысяч долларов, но все равно же – бред!
«Ох, не все в этой жизни может стоить таких громадных денег», – неожиданно нечто сакраментальное мелькнуло у меня в голове. Нет, что ни говори, иногда я все-таки способен на здравые рассуждения. Пусть даже и не ко времени.
– Так, все, дорогуша моя, – услышал я откуда-то из космоса, – еще по паре рюмочек – и отсыпаться. Завтра с восходом солнца мы с тобой и двинемся. А вот силы надо бы поберечь. Пригодятся, думаю.
Все, что мне оставалось, – глупо улыбаться и, подобно тихому сумасшедшему, на каждую точку, тире или запятую неизменно одобрительно кивать головой. Ах, душка ты мой Голохвастов, ну до чего же ты понятен мне! Сердешный ты мой! Хотя от Батурихи до Крещатика не так уж и близко. А впрочем, всего-то каких-нибудь тысяча с небольшим неприметных ухабистых верст исключительно славянского измерения души.
Эпизод четвертый
«Признаки налицо»
Господи, да что ж это такое? Скажите, люди добрые, ну почему я должен третьи сутки кряду при немыслимой жаре и в страшной духоте болтаться, как блоха в штанах, по этим чертовым дремучим девственным лесам с побелевшим высунутым языком, к тому ж еще от пота перманентно промокающий до нитки? И почему я, как последний идиот, блукаю тут промеж деревьев со своей больной спиной, травмированной еще в дни прекрасной бурной юности моей? Уже как сутки, кстати, переставшей вообще что-либо чувствовать и ощущать от непосильной тяжести ужасно здоровенного и неуклюжего тупого рюкзака, подобно злому року, повисшего бичом на моих согнутых от боли и усталости хиреющих и неспортивных ноющих плечах. Ну почему никто из небожителей не крикнет сверху во все горло этой капризной и богатой, но одержимой дуре: «Баста, красавица! Харэ тебе, родная, заниматься дребеденью!» И почему ж ей на ухо не проревет медведь и не провоет волк или, в конце концов, не прощебечет птаха про то, что с детства я ненавижу турпоходы, ненавижу ночевать в палатке, горланить трехаккордовые песни у костра, какие бы тончайшие и сокровеннейшие струны моей убогой, но чувствительной души они ни задевали? Я ненавижу все, что связано с романтикой походной жизни, с чарующей неповторимостью немытого и бородатого, просаленного соприкосновения с живой, величественной матушкой-природой в подобных, блин, условиях и в данных обстоятельствах!
Я отлично понимаю, дорогой читатель, что после таких высказываний многие захотят незамедлительно плюнуть… прямо-таки в мою инфантильную рожу, но, что поделаешь, такой я человек. Люблю смотреть на мир, как говорится, из салона своего персонального автомобиля. вы уж извините. Да и по возрасту давно уже не мальчик. Да-с! И с этим тоже следует считаться. Но главное – я выдохся физически до полного предела от этой незатейливой «прогулочки» по лесу. Нечеловечески устал от всего этого бреда, этого неслыханного, полного идиотизма действия, происходящего со мной. Ну, и что самое-то неприятное – меня давно и не шутку обуяла удушающая паника обреченного погибать в пустыне. Абсолютно четкое понимание, что нам из этого лесного капкана выбраться уже не суждено.
