Андрей Войновский - Врачеватель-2. Трагедия абсурда. Олигархическая сказка
– Прости, Людочка, а где это место? – осторожно спросил я, протирая носовым платком мокрое от пота лицо.
– Отсюда недалеко. Не больше трехсот верст. В Тверской губернии. Да и места тебе хорошо знакомые. Ты, помнится, туда часто за грибами бегал. Не волнуйся, доберемся. А заодно и прогуляешься. Хоть воздухом свежим подышишь. В Москве-то сам знаешь, какая экология… – Она снова обняла меня за плечи. – А деньги? Ну это ерунда. Деньги завтра же поступят тебе на тот счет, который ты укажешь. А хочешь наличными? Пожалуйста! – Свободной от объятий рукой Людмила Георгиевна по-матерински похлопала меня по груди. – Знаешь, мне показалось, что ты склонен делать скоропалительные выводы. С чего ты вдруг решил, что между нами не может быть близких отношений? Наоборот. Ты мне как раз-таки очень даже нравишься. Я же говорю: с тобой весело. А давай еще по рюмочке?
– А давай, Людкость, наливай – Я невольно бросил взгляд на небо, будучи в полной уверенности, что сейчас там засверкает молния и обязательно что-то сильно громыхнет, как в случае с Остроголовым, но почему-то небо оставалось на удивление чистым и безоблачным. А, ну все правильно: лето все-таки, а там, насколько помню, грозы были по зиме.
Глава вторая
Эпизод первый
«Достал, зараза!»
В сопровождении двух машин, битком набитых охраной, мы ехали с вдовой по лесистой Тверской области, расположившись в салоне ее джипа на заднем сиденье. Людмила Георгиевна, не закрывая рта, с усердием старушек, что сидят возле подъездов, пыталась в меня впихнуть какую-то, судя по всему, очередную стратегическую информацию, но я ее не слышал, так как был занят не на шутку разгоревшейся полемикой с моим вторым «я», крайне возмущенным идиотизмом основного.
– Ты – дебил! – верещало оно мне в непосредственной близости от мозга – в самое что ни на есть среднее ухо. – Ты даже представить себе не можешь, в какую авантюру ты ввязываешься и каковы могут быть последствия.
– Ну, чего вы так волнуетесь-то, уважаемый? – защищался я с достоинством прибывшего в столицу поездом Кишинев – Москва иностранца. Защищался, как мог, и ровно настолько, насколько хватало духу и аргументов. – Ну прокачусь я с этой ненормальной. И что? Где я еще такие деньги заработал бы? А теперь они у меня есть! И не просто есть, а на счету, понимаешь? То что раньше казалось несбыточной мечтой, теперь существует в реалиях. Я его вижу! Вижу этот уютный скромный домик на берегу Адриатического моря. С утра пораньше искупавшись, сижу в кресле-качалке на своем увитом зеленью балконе, пью красное вино и, закрыв глаза, думаю исключительно о хорошем.
– Ай, боже, ну какой же ты идиот! – аки Паниковский, не переставала злословить эта жалкая и ничтожная, но только не личность, а сущность, как назойливая муха жужжа перед самым моим носом. – Ты – неандерталец! Ты, как мышонок, убаюканный ощущением бесплатного сыра в мышеловке. Ничего же задарма в этой жизни не бывает. Аукнется так, что выгребная яма покажется раем. Неужели ты и вправду думаешь, что эта богатая, капризная и не видящая ничего дальше собственного носа самодурка способна привнести в твою жизнь что-то положительное?
– Не смей! – громко сопя и недовольно раздувая ноздри, парировал я выпады мерзавца. – Не смей так говорить о женщине! К тому же близкой мне женщине.
– Что?! – саркастично брызгали ядовитой слюной на той стороне сознания. – Да нужен ты ей как телеге пятое колесо. Ты что о себе возомнил, дурачишко? Пожуют и выплюнут.
– Так, все! – не смог я более терпеть этого оголтелого хамства. – Ты мне надоел! И вообще, иди-ка ты, знаешь куда?
– Да сам иди туда, безмозглый!
На том и порешили, но моему негодованию не было предела. И наверное, поэтому, бросив резкий взгляд в сторону мадам Неказистой, я, совсем не ожидая от себя подобной залихватской удали, выпалил ей прямо в лицо:
– Люда, послушай, я взрослый человек, и мне не нравится, когда со мной обращаются как с сопливым пацаном. Мне не нравится, как ты меня называешь, и с некоторых пор мне вообще не нравится слово «Грибничок». Надеюсь, это понятно? В конце концов, у меня есть и имя, и отчество.
– Ну прости меня, пожалуйста. Если тебе не нравится, клянусь, я больше никогда так к тебе не обращусь. Странно, а я почему-то была уверена, – добавила она после некоторой паузы, – что ты меня совсем не слушаешь.
– Не только Гаю Юлию Цезарю, но и многим людям свойственно одновременно и слушать, и думать, – гордо ответил я близкой мне женщине, вероятно так и не выпустив пар до конца.
– Да-да, конечно. Согласна, – чуть ли не райской птичкой в ответ прощебетала вдова. – Но я слышала, что при этом он еще умудрялся что-то писать.
Эпизод второй
«Там чудеса, там леший бродит…»
Когда я понял, что пунктом нашего назначения оказалась именно деревня Батуриха – та, что недалеко от районного центра Максатиха, – не могу сказать, чтобы сильно удивился. Я почему-то так и думал. Меж тем меня не покидало какое-то странное смешанное чувство обреченности и эдакого веселенького осознания абсурдности происходящего. И когда бравые ребята из охраны за деревней в поле возле одинокой березки разворачивали заоблачной цены палатку, которой позавидовал бы самый обеспеченный бедуин: с автономным питанием, походной кухней, спутниковой антенной и прочей атрибутикой, – я праздно шатался по бедной, забытой Богом деревне, заглядывая в треснутые и веками не мытые окна полуразвалившихся домов. Дойдя до барака моих друзей, понял, что они этим летом сюда из Москвы еще не наведывались. Вот удивились бы, увидев меня здесь.
Повернув голову, заметил сидевшую на скамейке перед забором стоявшего напротив дома старушку.
Хлопнув морщинистой ладонью по лавочке и весело улыбнувшись мне беззубым ртом, она тихонько прозвенела детским голосочком:
– Чего шатуном маешься? Иди посидим, мил человек. В ногах-то правды нетути.
Немного постояв, я подошел к старушке и сел с ней рядом.
– Аткеда такой гурьбой вас привалило? Из Максатихи, что ль? – скромно поинтересовалась она.
– Из Москвы, бабуля, – учтиво ответил я ей.
– А-а-а… Геологи, значит. Да у нас тут вроде все давно облазали, мил человек. Ископаемых-то нетути. Сплошные леса. Одно, словом, дерево.
– Ну, дерево – это тоже богатство, – глубокомысленно заметил я. – Нет, мы не геологи.
– Тогда Бог вам судья, значит. Да уж тогда будьте осторожны, – с убийственным спокойствием прошепелявила старушка, но было в ее интонации что-то мистически-тревожное, невольно заставившее меня неприятно поежиться. – Да, – сказала она, вытирая ладонью сухие, потрескавшиеся губы, – много тут вашего брата загинуло.
– Подожди, бабушка. Что значит «загинуло»? – спросил я ее c легкой дрожью в голосе.
– Заплутали сынки, – невозмутимо ответили мне. – Ну, кто, понятна дела, по пьяни, а кто и… – Она замолчала.
– Кто что?
– Да, вишь, разное тут в наших местах сотворяется, – она как-то странно и вместе с тем внимательно посмотрела на меня, – вон через дом по нашей дороге окна заколочены. Там, понятна дела, покойная Герасимовна жила. Ходкая по жизни была. Все куды-то бегала. К примеру, до Горюнихи по дороге верст пятнадцать будет, а ежели через лес напрямки, так и все семь. У нее в Горюнихе сестра жила. Хворая была сестра. Так уж Герасимовна по лету босая сколько раз туды-сюды бегала – не сосчитать. Дорогу и без глаз найдет. А тут пошла да заплутала. Двое суток плутала.
Помирать собралась, да, помолившись, с Божьей помощью-то и вышла на деревню. Да деревня уж больно на наши-то не похожая. Все что прямо-таки скит какой старообрядческай. Но не он, нет. Дороги нетути, один лес да тропки. И те-то сразу не углядишь. Ну Герасимовна-то наша, понятна дела, на радостях прямиком, значит, сразу к люду. А те по-нашему и ни гу-гу. Ни в какую. Все чего-то там по-своему лопочут. Один-то всего и сыскался. И то, покойная рассказывала, как басурман слова коверкал. Он вот ей дорогу-то по солнцу и указал. Три дня по солнцу шла и аккурат сюда и вышла. Во как, мил человек.
– Это что ж за деревня такая? – Приняв на веру услышанное, я даже привстал с некрашеной лет двадцать, а то больше батурихинской лавочки.
– Да тут дюже башковитаи из вашей Москвы уже приезжали и сказывали, что, когда царь Петр к Ленинграду-то шел, так много чухонцев сюда и повыгонял. Ну, видать, осели, коли выжили. А деревню-то, сколько апосля башковитаи не лазали, так и не нашли, – при этом старушка почему-то довольно рассмеялась, – никаки ихни аппаратуры ничаво не показали.
– И много у вас тут таких чудес? – Мне все больше и больше становилось холодно, хотя солнце жарило во всю. Я снова присел на лавочку рядом со старушкой.
– Ой, много, мил человек. Не сосчитать. Вдруг среди ночи в лесу что-то щелкнет да вспыхнет, а пожару нетути. Седня по тропке идешь, вроде все так, а на завтрева – ямища агромадная. Во как. А вон меня года три назад лесовик цельный день по нашей же опушке водил кругами здоровенными, и все в одно место утыкалась. Пока сама на колени не пала да Богу не начала молиться. Вразумил Создатель, вышла. Здесь ведь что в Гражданскую, что потом голопузые уж больно свирепствовали. Церкви-то все поснесли.
