Айрис Мердок - Лучше не бывает
— Можно я возьму ее, мамочка, ну, пожалуйста?
— Можно мне будет взять следующую, а потом следующую и еще раз следующую? — кричала Генриетта.
Руки у Полы дрожали. Она быстро надорвала конверт, вынула оттуда письмо и, положив его в карман, отдала конверт сыну. Она вышла на солнечный свет.
Огромная сфера неба и моря — надтреснутая и незамкнутая — накрыла Полу, как холодный свод, и ей стало зябко под солнцем, как в лучах крохотной звездочки. Она наклонила голову, встряхнула ею так, будто сбрасывала покрывало, и ринулась через газон, через луг вдоль боярышниковой изгороди по тропинке к морю. Все в той же солнечной тьме она видела на бегу свои скользящие по лиловатым камням сандалии. Как будто падала в рай моря. Здесь берег круто спускался вниз, и она уселась, пройдя по гремящей гальке к каменному гребню, за ним открывалось море. Оно было спокойно сегодня и почти недвижно, только по временам тихо целовало берег, посылая к нему карликовую волну. Солнце светило прямо в зеленую воду, освещая песчаное дно и камни на нем, а чуть подальше — пятнистую полосу розово-лиловых водорослей. Поверхность отбрасывала на дно блики и тени, отчего море походило на стекло в пузырьками.
О ее романе с Эриком Сирзом Поле напоминали только приходящие письма. Ее память молчала об этом. Верней, она сохраняла некоторые события и детали своего поведения, которые можно было объяснить только тем, что у нее с Эриком был роман. Но саму любовь она не могла вспомнить. Казалось, она была не только убита, но и навеки выброшена из светлой череды событий жизни, которые она принимала и помнила, уничтожена тем ужасным шоком, который она испытала от той ужасной сцены.
Из-за Эрика Сирза Пола развелась с мужем. Со стремительной жестокостью ревнивца Ричард, чьи многочисленные измены она прощала, развелся с ней из-за этого единственного проступка. Но повод к этому, ее безумная любовь к Эрику, совершенно стерся из ее памяти. Беда и стыд того ужасного времени жили в ней, но как бы отдельно, не ассимилировались, не стали понятными. Она вела себя безумно, она вела себя плохо, и в результате у нее ничего не осталось. Гордость Полы, ее достоинство, ее высокое представление о себе — всему этому была нанесена ужасная рана, и эта рана еще болела и горела и днем и ночью. Она думала, никто не знает об этом, хотя иногда приходила к мнению, что, конечно, Ричард должен знать.
Ее роман с Эриком (он был очень коротким) теперь казался ей таким мелким и незначительным, что она никак не могла, хотя пыталась, заставить себя понять, что она была его героиней. Будучи крайне снисходительной к другим, к Ричарду хотя бы, Пола считала, что верность в браке исключительно важна. Неверность — недостойна, и обычно влечет за собой ложь или, по крайней мере, полуправду и недомолвки. Полу волновало соблюдение того, что можно было бы назвать стильностью в морали. Кто-то сказал о ней не вполне, впрочем, справедливо: «Ей все равно, какие бы ужасы вы ни творили, лишь бы не говорили об этом». Действительно, Пола, уже после развода, почти смогла убедить мужа в том, что ей была ненавистна его ложь о своих похождениях, ненавистна больше, чем сами похождения. И когда она вспоминала о собственном поведении, ее оскорбляло не столько то, что она спала с Эриком, но полуправда, которую она говорила об этом Ричарду, и то, что она играла пошлую, суетливую роль и позволила вовлечь себя в непонятную ей самой ситуацию и не могла ее контролировать. Она сожалела об этом с неумирающей силой, и только постоянные усилия разума мешали этому чувству окончательно отравить ей жизнь.
Что могло бы случиться, если бы не было той ужасной сцены с Ричардом, она не знала. Ричард, возможно, все равно бы развелся с ней, он был вне себя от ярости. Она не допускала мысли, что их любовь с Эриком могла иметь продолжение. Из-за него она потеряла слишком многое. Но действительно и, кажется, мгновенно разрушило ее любовь — его полное поражение в драке с Ричардом. Это было несправедливо, но это была несправедливость, рожденная теми глубокими темными силами, которые властвуют над нами в решительные моменты жизни и которых, когда они появляются в нашей жизни, хотя они ничего общего не имеют с моралью, мы иногда признаем богами. Эта сцена преследовала Полу во сне и в ночных кошмарах: искаженное лицо Ричарда, вопли Эрика, кровь, которая, казалось, была повсюду. Конечно, все случившееся они выдали за несчастный случай.
Бедный Эрик. Он знал: темное решение бога так же хорошо, как Пола, и он подчинился ему. Он был страшно угнетен стыдом. Когда Пола навестила его в больнице, она поняла, что он не хотел увидеть ее. Расстались они враждебно. Эрик написал, что собирается в Австралию. Из Австралии он написал прощальное письмо и сообщил, что он встретил на пароходе девушку, на которой хочет жениться. Потом прошло почти два года. Пола не думала, что еще услышит об Эрике. Она вообще не хотела знать о его существовании.
Солнце злым блеском сияло на воде. Прищурившись, она развернула письмо.
«Моя дорогая,
Ты будешь удивлена, что я пишу тебе, а возможно, и не очень. Каким-то образом я знаю, что ты думаешь обо мне. Когда я писал тебе в последний раз, я думал, что собираюсь жениться. Что ж, из этого ничего не вышло. Должен признаться, что я очень страдаю, и это длится уже долго. Я не знал, что такое крайнее страдание может продолжаться так долго. Я пишу, чтобы сказать: приезд сюда был ошибкой. Расставание с тобой было ошибкой. И я решил вернуться домой. Когда ты получишь это письмо, я буду уже на корабле.
Разумеется, мне неизвестно, что могло или не могло случиться с тобой с тех пор, как мы расстались, но интуиция подсказывает мне, что ты не поспешила выйти замуж еще раз. Пола, мы связаны с тобой. К этому выводу я, наконец, пришел за эти ужасные месяцы беды. Есть вечные узы, ими связывают себя в отделах регистрации или в церквях, а есть вечные узы, связывающие людей другим странным и ужасным путем. Ты понимаешь, что я имею в виду, Пола. Я страдал из-за тебя, я был ранен из-за тебя, и существует пустота, которую только ты можешь заполнить, и боль, которую одна только ты можешь исцелить. Я думал, что смогу перешагнуть через то, что случилось. Я не смог. И я знаю, что ты тоже не можешь. (Я видел целый ряд крайне необычных снов о тебе, между прочим). Думаю, мы принадлежим друг другу. Мы должны жить с тем, что случилось, мы должны вживить это в свои души, и мы должны это делать вместе. (Как странно устроен человеческий разум. У меня было очень много причин чувствовать себя несчастным с тех пор, как я приехал в Австралию. Люди разочаровали меня, они обманывали меня и тянули вниз. Но что на самом деле причиняло мне боль, было связано только с этим, особым образом — было этим). Это твой долг передо мной, а я знаю, что ты возвращаешь долги. Ты не можешь быть довольна тем, как ты вела себя по отношению ко мне, когда я был (намеренно употребляю это выражение) почти уничтожен из-за того, что любил тебя. Человек должен осознать свое прошлое, сжиться с ним, примириться с ним. Мы должны исцелить друг друга, мы должны спасти друг друга, Пола, и только мы можем сделать это друг для друга. Я чувствую эхо твоей души глубоко в своем сердце, и я знаю, что говорю правду. Жди меня, молись обо мне, прими меня, о, моя дорогая. Я напишу тебе еще раз с корабля. Твой навеки
Эрик».Пола скомкала письмо. Потом она разорвала его на мелкие кусочки и разбросала по тугой коже воды. Это письмо как будто вызвало Эрика из небытия, со всеми характерными черточками, которые она, слава Богу, забыла, он как будто стоял перед ней, как демон, затемняя яркое море; его искусственное исступление, его мистические утверждения — смесь, которую она когда-то находила трогательной, слабости и угрозы, жестокая хитрость эгоиста. Конечно, она вела себя плохо, в частности, бросив его так внезапно. Но она навсегда избавилась от любви к нему и способности помогать ему. Это она знала твердо. И все же, было ли это правдой, спросила себя Пола, пытаясь восстановить внутреннее равновесие, может быть, она еще способна помочь ему, должна ли она попытаться? Возможно, он был прав, говоря, что между ними существует все еще какая-то связь. Ее сердце содрогнулось при мысли о том, что может опять увидеть его, она почувствовала тошноту, страх, наводящий слабость. В Эрике было нечто демоническое. Пола никогда не боялась Ричарда, хотя он был способен на насилие. Теперь она понимала, что очень, очень боится Эрика. Это было проявлением любви, о которой она полностью забыла.
6
Этот большой абиссинский котИграет на арфе и сладко поет, —
напевал Эдвард, вытаскивая Монроза из корзины, в которую безуспешно пытался спрятаться Минго, напутанный холодным взором кота. Минго забрался в нее. Монроз сбежал от Эдварда на печь и сел там, нахохлившись, как птица.
— Можно нам положить сегодня водоросли в ванну? — спросила Генриетта у Мэри Клоудир.
