Пётр Самотарж - Одиночество зверя
— Да ну их, пусть подавятся. Я и до сих пор в благостной тишине не жила, и теперь никакой катастрофы не случится. Пускай говорят, и раньше всякое говорили. У меня есть друзья, они никогда ничего плохого не подумают, если только я гадость не сделаю. А не собираюсь. И плевать мне на прочих, всяких там шептунов.
— Узнаю ваш характер. По сей день храню о нём яркие воспоминания.
— В самом деле? Сможешь высказать мне всё наболевшее.
— Не премину. Надо же и посмеяться когда-нибудь, не всё сражаться за правду.
— Устал вершить судьбы?
— Ничего я не вершу, Елена Николаевна. Просто делаю свою работу.
Машину несколько раз качнуло, она замедлила ход и остановилась. Саранцев на сей раз не спешил открывать дверь и дождался, когда их распахнут телохранители, смущённые неправильным размещением пассажиров. Они выбрались на прохладный воздух сентябрьский воздух и обнаружили вокруг сосновый бор, в отдалении — дорогу, а прямо перед ними — некое подобие бревенчатого теремка. Он вовсе не сохранился с давних пор, его явно соорудили по картинкам из детских книжек.
— Занятное строеньице, — сказал Саранцев. — Нужно какое-нибудь заклинание, чтобы сюда попасть?
— Нет, — откликнулся Конопляник, встречавший вновь прибывших на пороге с видом благожелательного хозяина. — Достаточно заплатить деньги.
Глава 22
Студенты утолили голод и напились чаю, их обуяла жажда деятельности и желание оставить след в истории. Худокормов встал в центре комнаты и обратился к активистам:
— Ребята, сегодня наш план действий заключается в следующем. Сейчас едем на встречу с Координационным советом. Состоится общее собрание московских отделений с целью оглашения новых задач партии, сможете задать свои вопросы. Убедительная просьба — не мелочиться и решать проблемы теоретического порядка, а не бытового. Организационные вопросы мы должны решать сами, золотой дождь на нас не прольётся.
— До самой ночи собрание? — спросил кто-то недовольным тоном.
— Нет, часа на два-три, как получится. Повестка дня прежняя, шаги, необходимые для обеспечения основных прав человека: свобода слова и собраний, освобождение политзаключённых. Так сказать, обсудим требования к партии, предъявляемые на современном историческом этапе.
— Я бы сказал, требования с вековой историей, — ехидно заметил Ладнов. — Даже двухвековой и более. Со времён Радищева и Новикова. А до них и слов таких никто не знал, хотя в Британии habeas corpus act действует с семнадцатого века.
— Тем не менее, ослаблять давление нельзя, — продолжил Худокормов. — Вода камень точит, терпение и труд всё перетрут и так далее.
Молодёжь постепенно выбралась на улицу из подсобки продовольственного магазина и загрузилась в белый микроавтобус. Вместе с Худокормовым вышел Ладнов и последовал за остальными. Царило радостное возбуждение, будто в преддверии больших благоприятных изменений в жизни.
Салон наполнился многоголосым хором, смешками и озорными выкриками. Молодёжь получала удовольствие от осознания своей причастности к делу Радищева и Герцена. Микроавтобус тронулся с места, и Наташа принялась смотреть в окно на скучные дома и суетливых людей. Рядом с ней сидел Лёшка и смотрел соседке в ухо.
— Безвозмездная деятельность — наиболее человеческое проявление из всех возможных, — сказал он.
— Ты о чём? — с удивлением повернулась к нему Наташа.
— Об определении человека. Его ищут с античных времён, и всё никак не придут к консенсусу. Человеческое мышление отличается от животного количественно, а не качественно, членораздельная речь мерилом служить не может, поскольку отсутствует у глухонемых. Общение языком жестов с гориллой выявило у неё своеобразное чувство юмора, остаётся только бессмысленный труд. Только люди могут посвятить жизнь бесполезным усилиям и не получить лично для себя никакой пользы.
— Почему ты постоянно несёшь чепуху? — разозлилась Наташа.
— Почему чепуху? — всерьёз обиделся Лёшка. — Человеческую природу исследуют все писатели испокон веков. По-твоему, все они занимались ерундой?
— Они — нет. Ты изо всех сил стараешься показать свою начитанность и самостоятельность мышления, но такое стремление часто выдаёт в человеке нечто противоположное. Умные люди никогда не называют себя умными, поскольку понимают, что многого не знают.
— Я не называю себя умным.
— Да, только беспрестанно изрекаешь великие истины. Доживи до старости, тогда и поговоришь о природе человека.
— По-твоему, книги пишутся напрасно? Каждый должен опираться исключительно на личный опыт?
— Нет, только мальчишка в роли философа выглядит неубедительно.
— Почему же неубедительно? Ты просто не умеешь спорить. Не согласна — приведи свои доводы, а не оскорбляй.
— Я и не думала тебя оскорблять. Ты ведь действительно мальчишка.
— Для тебя «мальчишка» — синоним придурка? А девчонку как определишь?
— Девчонки не лучше мальчишек, успокойся. Те и другие выросли на книжках, чужих рассказах и безусловных рефлексах.
— Нет, ты можешь мне конкретно возразить?
— Возразить? — задумалась Наташа. — Скажи, ты видел когда-нибудь водопад?
— Какой ещё водопад?
— Великий. Знаменитый. Викторию и Ниагару.
— Конечно, не видел. Странный вопрос.
— А на лошади верхом ездил?
— Не ездил. Хочешь сказать, ты занималась верховой ездой?
— Нет. Но на лошади каталась. Не на арабском скакуне, конечно, а на колхозном мерине.
— Издевалась над животным?
— За кого ты меня принимаешь? По-твоему, меня даже лошадь не поднимет? Издевались над ним в колхозе, когда заставляли телеги возить. А я тогда ещё и маленькая была — он, наверное, вообще меня не чувствовал.
— А где ты нашла колхоз, да ещё с настоящими лошадьми?
— Ну, бывший колхоз. У бабушки в деревне. Сейчас его уже нет, а в девяностых хозяйство ещё сохранялось. Они последних лошадей просто выпустили, и они бродили табуном по округе. Летом паслись на лугах, а зимой обрастали настоящей медвежьей шерстью и питались сеном из стогов. Наверное, потом погибли все.
Наташа и сама толком не могла объяснить, почему в связи с разговором о человеческой природе вспомнила про водопады и лошадей. С детства любила то и другое, хотя водопадов, как и Лёшка, никогда не видела. Видела их на картинках, фотографиях, в кино и по телевизору и почему-то очень хотела когда-нибудь придти к одному из них наяву. Особенно её привлекал именно водопад Виктория — с почти суеверным ужасом она представляла обрушение бурных потоков воды с высоты более ста метров, непредставимо эффектное и оглушительное. Примеривала его высоту на Останкинской башне или высотных зданиях и сокрушалась невозможностью воспринять его величие опосредованно, через изображение на плоскости и электронный звук. Наибольшее впечатление производили на неё описания, а не зрительные образы — подобие триллера, когда за сотни метров уже приходится перекрикивать постепенно нараставший по мере приближения рёв воды.
— Все эти околоживотные дельцы, которые фотографируют желающих с обезьянками или катают на пони, за туристический сезон замучивают их до смерти, а на следующий сезон заводят новых, — безапелляционно объяснял Лёшка.
— Не обязательно все, — возразила Наташа. — Некоторым клубам просто нужно подрабатывать на стороне для содержания конюшен, и лошадей они не губят.
— Сними розовые очки.
— Лучше ты сними чёрные. Я вообще не собиралась с тобой обсуждать коммерческое использование животных в большом городе. Я совсем о другом говорила. Хочешь побывать у водопада, раз никогда не бывал?
— Дались тебе эти водопады. Вода и вода, падает сверху вниз в соответствии с законами физики, ничего удивительного.
— Но ведь красиво, величественно, впечатляюще.
— Я бы сказал — шумно и сыро.
— Ты же не видел никогда, откуда же знаешь?
— Могу представить, дело нехитрое.
— Хорошо, а ступить на поверхность другой планеты или Луны хочешь?
— Я уже давно не маленький, и космонавтом быть не собираюсь. Дети смотрят по телевизору, как люди парят в воздухе, и им кажется — как здорово! А в действительности невесомость создаёт ощущение, знакомое многим землянам — воздушная яма или полёт на качелях вниз. Только длится она не секунды или мгновения, а постоянно. Некоторых поташнивает непрерывно в течение всех месяцев работы на орбитальной станции.
— Я же не о полёте в космос, умник!
— Как же ты планируешь добраться до других планет или хотя бы Луны без космического полёта, интересно узнать?
— Да не о космосе я, сколько раз тебе повторять! Я о желаниях. Хочешь прогуляться по Марсу или спутникам Юпитера?
Лёшка помолчал слишком долго для безразличного выражения его лица, а потом сказал чуть отчуждённым голосом:
