Почтовая открытка - Берест Анна
— Такая дата… У тебя наверняка сжалось сердце. — Конечно. Отец покончил с собой четырнадцатого декабря того же года.
— Думаешь, здесь есть какая-то связь?
— Этого мы никогда не узнаем.
— Я как-то не помню, от чего именно умер твой отец. Не очень четко себе представляю, как все случилось.
— Я дам тебе отчет патологоанатома из архива Парижской префектуры полиции. Посмотришь бумаги. И сама сделаешь вывод.
Глава 34
Висенте открыл для себя макситон, новый амфетамин, изобретенный после бензедрина и действующий гораздо сильнее. Практически конфетка. Отличный стимулятор для нервной системы, но без тремора и головокружения, без гнетущего чувства усталости. Макситон дарил Висенте состояние блаженства, при котором жизнь внезапно казалась легкой и простой.
Известно, что амфетамины подавляют жизненные импульсы, но тут все было наоборот, и Леля была зачата в эйфории бесконечной ночи. Именно это Висенте и любил в наркотиках. Непредсказуемость. Неожиданные реакции. Химические взаимодействия живого тела с такими же живыми веществами, бесконечная гамма состояний, рождаемых в разное время и в разные дни, в зависимости от обстановки и дозы, температуры воздуха и принятой пищи. Он мог говорить об этом часами, подробно, как химик. В данной области Висенте был эрудитом, знающим целые разделы химии, ботаники, анатомии и психологии, и если бы существовал конкурс по токсикологии, он выдержал бы с блеском самые сложные испытания.
Висенте чувствовал, что умрет молодым, что ему осталось недолго терпеть эту жизнь. При рождении родители нарекли его именем, которое ему не нравилось — Лоренцо. Тогда Лоренцо сменил свое имя на Висенте: он выбрал имя дяди, который погиб очень рано в результате аварии на заводе. Дядя Висенте вдохнул пары какого-то ядовитого вещества, которое сожгло ему легкие, и умер от внутреннего кровотечения, в невыразимых муках. У него осталась трехлетняя дочь. Сам Висенте покончил с собой за несколько дней до того, как Леле должно было исполниться столько же.
— У Висенте случилась передозировка — на тротуаре возле дома матери. Его нашла консьержка.
— Это она вызвала полицию…
— Вот именно. Прибывшая полиция составила об этом запись в блокноте, который я нашла. Это старая тетрадь с пожелтевшими страницами, расчерченными на столбцы. Страницы разделены на пять граф для заполнения: «Номер по порядку», «Дата», «Место», «Участники», «Краткое описание происшествия». На той странице, где речь идет об отце, в основном зафиксированы кражи. И среди них — его смерть. Все записи сделаны одной и той же ручкой, черными чернилами. Кроме записи о Висенте. Почему? Полицейский использовал светло-голубые чернила, которые со временем почти выцвели. Он записал: «Дело о кончине г-на Пикабиа Лорана Венсана». Странная формулировка. Он почему-то переделал его имена на французский манер: Лоренцо стал Лораном, а Висенте — Венсаном.
— Должно быть, этот полицейский любил выражаться торжественно, сокращение «г-н» выглядит анахронизмом.
— «Случившейся четырнадцатого декабря около часа ночи в его собственной постели», — пишет он. Мне известно, что эта информация ложная. Висенте умер на улице, на тротуаре, именно поэтому полиция и заводит дело о смерти. Что подверждает книга записей Института судебной медицины, которую мне показали.
— Но зачем полицейскому лгать?
— Все произошло так: обнаружив на улице тело, консьержка позвонила в полицию. Затем она поняла, что это Висенте, разбудила Габриэль и сообщила ей, что ее сын мертв. Габриэль не хотела оставлять тело на тротуаре и попросила перенести сына в постель… Отсюда и путаница. Затем полицейский записывает ряд предположений: «Наркотик? Алкогольная интоксикация? Токсичное вещество? Направл. в ИСМ-один для заключения судмедэксперта д-ра Фризака». Так я поняла, что производилось вскрытие. Из рапорта судмедэксперта я узнала об отце три вещи. Что, предположительно, причиной смерти стало самоубийство. Что тело обнаружено на улице возле дома Габриэль. И что в декабре сорок седьмого года среди ночи отец был в сандалиях на босу ногу.
Глава 35
— Ты когда-нибудь задумывалась о своем прохождении?
— Нет. Как ни странно, никогда. Я так похожа на Висенте, что сомневаться практически невозможно. Я — его вылитая копия. Но однажды вечером, просто чтобы позлить Ива и Мириам, я задала им вопрос.
— Какой именно?
— Да просто спросила, кто вообще мой отец!
— Зачем?
— А ты как думаешь? Чтобы мать хоть что-то рассказала… Мириам всю жизнь молчала. Никогда ничего говорила. Мне это осточертело. Понимаешь? Осточертело. Мне хотелось, чтобы она рассказала об отце. И я стала лезть ей в печенки. Чтобы вызвать ее на разговор, надо было действовать агрессивно. Мы были в Сереете на летних каникулах. Я устроила эту провокацию матери и Иву в конце дня. Ив воспринял это очень тяжело. Последовала страшная ссора на всю ночь.
— Он считал себя в ответе за смерть твоего отца?
— Бедняга, теперь мне кажется, что нет. Но может быть, тогда он думал по-другому? Как бы то ни было, на следующее утро я собрала вещи, и мы с твоим отцом, который тоже при всем при этом присутствовал, уехали назад в Париж.
— А нас в тот момент еще не было на свете?
— Были, были. Я и вас увезла… А через три дня получила письмо.
— Которого ты как раз и добивалась?
— Точно. Я тогда еще ничего не знала ни о своем отце, ни о жизни Мириам во время войны. Она никогда не рассказывала. А мне так нужно было все знать — даты, места, слова, имена. Своим вопросом я заставила ее дать мне какую-то информацию.
— Покажешь письмо?
— Да, я храню его в архиве, сейчас принесу.
Глава 36
Четверг, 16:00
Лелечка, дорогой Пьер,
вопрос Лели о ее происхождении, заданный в совершенно неурочный час, ужасно расстроил нас с Ивом, хотя в другое время все могло бы пройти спокойно. Ив слишком раним (и это понятно с учетом того, что ему пришлось пережить), его нельзя вот так резко атаковать вопросами. Но все равно я готова ответить по основным пунктам.
В июне 1943-го Жан Сидуан, друг священника Франсуа Моренаса, державшего молодежный лагерь, попросил нас поселить в сарайчике за домом одного своего родственника. Так у нас появился Ив.
То есть 1943 год мы провели на плато. Сталинград пробудил искры надежды, но нацисты действовали все агрессивней. Мы жили в горной идиллии, но все равно под постоянной угрозой доноса. Поэтому в декабре 1943 года мы с Висенте решили покинуть плато и вернуться в Париж на улицу Вожирар (квартира снималась под чужим именем). Благодаря фальшивым документам, которые раздобыл для нас Жан Сидуан. То есть ты, Леля, была зачата в Париже, в марте 1944 года, а не во время нашей жизни на платов 1943-м.
Все это время в Париже, начиная с 1 апреля 1944 года, мы с Висенте работали на сеть Сопротивления, я была шифровальщицей, то есть занималась отправкой и получением шифрованных сообщений. Агентом Р2, кодовый номер 6943, то есть постоянный участник Сопротивления, со статусом комбатанта. Работала под именем «Моник» и считалась монашкой. Висенте был младшим лейтенантом, порядковый номер 6427, тоже Р2, его должность называлась «Шифр-НШЦ» (начальник шифровального центра). Его звали «Ришелье», и он был пианистом. Нас обоих демобилизовали 30 сентября 1944 года, за два месяца до твоего рождения.
Надо сказать, что, если бы в первые три месяца 1944-го дела у союзников пошли хуже, при ежедневном риске попасть в перестрелку на улице, или в облаву в метро, или, при особом риске и для меня, и для Висенте — подпольщиков, — оказаться в гестапо, мы бы не стали оставлять ребенка. Так что высадка союзников в июне 1944-го и освобождение Парижа спасли тебе жизнь. В четверг 21 декабря 1944 года Висенте отправился в мэрию Шестого округа Парижа регистрировать рождение дочери уже с настоящим удостоверением личности.
