Дэниел Киз - Таинственная история Билли Миллигана
Прочитав в местной газете, что афинская организация, помогающая женщинам, которые подвергались насилию в семье, «Дом моей сестры», находится под угрозой закрытия из-за финансовых трудностей, Билли пожертвовал им сто долларов. Но, узнав, от кого эти деньги, «Дом моей сестры» от них отказался.
10 января, когда после перевода в Афины прошло чуть более месяца, Билли зарегистрировал «Фонд защиты детей от насилия», открыл счет в банке и положил на него тысячу долларов. Это была часть пятизначной суммы, полученной им от одной жительницы Коламбуса, которая собиралась открыть галерею и приехала в Афинский центр психического здоровья, чтобы приобрести портрет девушки с нотами в руке – «Грацию Кэтлин».
После этого Билли заказал печать автомобильных наклеек с черным лозунгом на желтом фоне:
ОБНИМИ СВОЕГО РЕБЕНКА СЕГОДНЯ
«ЭТО НЕ БОЛЬНО»
ПРОШУ, ПЕРЕСТАНЬТЕ ИЗДЕВАТЬСЯ НАД ДЕТЬМИ
БИЛЛИ
Билли много общался с девушками – пациентками центра. Сестры и санитары видели, что молоденькие женщины с ним заигрывают, конкурируют за его внимание. Сестра Пэт Перри заметила, что Мэри, бывшая студентка с факультета антропологии, выходит из депрессии, когда Билли находится рядом и разговаривает с ней. Он восхищался умом Мэри, часто обращался к ней за советом, а она – к нему. В январе девушку выписали, и она обещала навещать его. Билли по ней скучал.
Когда разговаривать приходилось с кем-то, кроме Мэри, доктора Кола или писателя, Учителю становилось скучно либо его раздражала ограниченность собеседника, и он опускался к уровню Дэнни, Дэвида или Билли до слияния. Так ему было проще общаться с другими пациентами. Сотрудники центра, знавшие Миллигана довольно близко, замечали, что когда он становился Дэнни или Дэвидом, у него проявлялась особая эмпатия к другим пациентам, и он чувствовал, когда им было грустно, плохо или страшно. Когда какая-нибудь девушка из открытого отделения впадала в панику или истерику и убегала, Билли зачастую мог подсказать, где ее искать.
– Мои части Дэвид и Дэнни – эмпаты, – объяснил Учитель писателю. – Они чувствуют источник боли. И если человек, которому плохо, уходит, Дэвид с Дэнни как будто видят маячок, указывающий, где они, и могут указать верное направление.
Однажды вечером после ужина Дэвид сидел в гостиной, и вдруг перед его внутренним взором предстало видение, будто одна из пациенток несется к перилам лестницы – а там по центру проем, и лететь три этажа. Рейджен, всегда считавший, что у Дэвида больное воображение, вдруг понял, что тот, возможно, видит происходящее на самом деле. Выйдя в пятно, он ринулся в коридор и побежал вверх по лестнице. Дверь хлопнула у него за спиной.
Кэтрин Джиллот, лаборантка, сидевшая в кабинете у выхода, подскочила и бросилась за ним. Выбежав в коридор, она увидела, как Миллиган схватил девушку, которая была уже по ту сторону перил. Он перетащил ее обратно. Когда Джиллот вернула пациентку в палату, Рейджен вышел из пятна…
У Дэвида болели руки.
Помимо терапии общего характера, рассчитанной на усиление контроля над сознанием, которая началась, как только Билли поступил в этот центр, доктор Кол применял гипнотерапию и обучил пациента техникам аутосуггестии, чтобы он сам мог снимать напряжение. Благодаря еженедельной групповой работе в компании двух других пациентов с диссоциативным расстройством личности Билли понял, как его заболевание воспринимается окружающими, и таким образом смог лучше осознать его природу. Переключался он все реже и реже, и для доктора Кола это служило показателем улучшения состояния пациента.
Когда Билли-Учителю начали мешать существовавшие запреты, доктор Кол стал систематически расширять его привилегии и давать ему больше свободы. В первую очередь он разрешил Билли выходить из клиники с сопровождающим, затем – совершать короткие прогулки одному, под расписку, как другие пациенты, но лишь по больничной территории. Билли использовал эту возможность для того, чтобы проверить уровень загрязнения воды в различных точках на реке Хокинг. Весной 1979 года он планировал начать занятия в Университете Огайо, изучать физику, биологию и искусство. Он также стал вести график своего настроения.
В середине января Билли выпросил у доктора Кола еще одно право, которым пользовались множество других пациентов, – выходить в город. Ему хотелось постричься, сходить в банк, к адвокату, купить принадлежности для рисования и книги.
Поначалу Билли разрешили выходить с территории клиники исключительно в сопровождении двоих сотрудников. Поскольку все пошло гладко, доктор Кол вскоре сократил число сопровождающих до одного. Вроде бы проблем не возникло. Иногда Билли махали рукой студенты, узнававшие его по газетным статьям и телепередачам. И его это радовало: может, не все возненавидели его за то, что он сделал? Может, не все общество настроено против него.
Наконец Билли попросил перейти к следующему этапу терапии, упирая на то, что он делал заметные успехи, в том числе научился доверять окружающим. И теперь доктору следовало продемонстрировать доверие уже к нему. Другие пациенты, часть из которых страдала более серьезными заболеваниями, чем он, имели право ходить в город сами. Билли хотел, чтобы это разрешили и ему.
Кол тоже считал, что Миллиган готов.
Чтобы избежать возможных недоразумений, он связался со старшим офицером полиции Сью Фостер и правоохранительными органами. Им поставили следующие условия: каждый раз, когда Миллиган будет уходить и возвращаться в клинику, сотрудники центра должны ставить в известность полицию Афин и комиссию, ведающую условно-досрочным освобождением по Ланкастеру. Билли согласился подчиниться этим правилам.
– Билли, нам надо все продумать, – сказал ему Кол. – Предусмотреть, с чем ты можешь столкнуться, оказавшись на улице один.
– В каком смысле?
– Давай представим, что может случиться и как ты отреагируешь. Например, ты идешь по Корт-стриту, и тебя замечает молоденькая женщина. Она узнает тебя, подходит и без какого-либо предупреждения что есть силы бьет тебя по лицу.
Билли поднес ладонь к щеке.
– Я просто посторонюсь, пройду мимо.
– Хорошо. А если к тебе подойдет мужчина и начнет тебя оскорблять, назовет насильником, а потом еще ударит, да так, что ты свалишься? Как ты себя поведешь?
– Доктор Кол, – сказал Билли, – уж лучше валяться на земле, чем снова в тюрьму. Так что мне останется лишь лежать и надеяться, что он уйдет и оставит меня в покое.
Кол улыбнулся.
– Может, ты действительно что-то понял. Думаю, придется дать тебе шанс это доказать.
Когда Миллиган впервые вышел в город один, он был опьянен свободой и напуган. Он даже улицу переходил аккуратно, строго на переходах, чтобы его не задержали за нарушение правил уличного движения. Он замечал всех прохожих и молился, чтобы его никто не узнал и не побил. Но если бы кто-то это и сделал, он бы не ответил. Билли собирался вести себя именно так, как пообещал доктору Колу.
Купив принадлежностей для рисования, он отправился в парикмахерскую «Усы вашего папы». Норма Дишонг уже предупредила менеджера и всех работников, что к ним придет стричься Билли Миллиган. Ему сказали: «Привет, Билли», «Билли, как дела?», «Билли, хорошо выглядишь».
Бобби, молодая парикмахерша, которая делала ему стрижку и укладку, говорила с ним по-доброму и отказалась брать деньги. Она добавила, что он может заходить в любое время, без записи, и она снова его бесплатно пострижет.
Когда Миллиган вновь вышел на улицу, его узнали какие-то студенты, улыбнулись и помахали руками. Вернулся в больницу он крайне довольный. Ничего такого ужасного, к чему его готовил доктор Кол, не произошло. Все будет хорошо.
19 февраля Дороти пришла навестить сына одна. Билли записал их разговор на пленку. Ему хотелось побольше узнать о собственном детстве и разобраться, почему его отец, Джонни Моррисон, покончил с собой.
– Я на отца не наговаривала, – сказала Дороти. – Ты иногда что-то о нем спрашивал, и я отвечала честно, да и ты мог составить о нем собственное представление. Я не жаловалась на плохое. Зачем мне было расстраивать вас, детей? Вы сами все видели, это же был ваш отец.
– Расскажи еще раз о том, – попросил Билли, – когда во Флориде ты отдала ему все свои деньги, чтобы он мог отправиться в турне, и когда в доме ничего не осталось, кроме банки тунца и пачки макарон. Он тогда вернулся с деньгами?
– Нет. Он поехал по «Еврейским Альпам». Я не в курсе, что там было. А вернулся с…
– По «Еврейским Альпам»? Это какое-то шоу?
– Это такое место, отели в еврейском районе Катскильских гор[20]. Он уехал туда по делу… шоу-бизнесом заниматься. И как раз тогда пришло письмо от его агента: «Джонни, не думал, что ты это сделаешь». А я так и не знаю, что там случилось. Вернулся он оттуда еще мрачнее, чем раньше, и потом это уже не прекращалось.
