Тот Город (СИ) - Кромер Ольга
– Вот, – торжествующе сказала соседка, протягивая снимок Осе. – Нашла-таки.
Ося молчала, ждала объяснений.
– Ирка это, подружка моя бывшая, работали мы вместе на «Красном знамени». Это на демонстрации мы с ней. Ты глянь на обороте.
Ося перевернула фотографию. Через левый верхний угол наискосок крупным кудрявым почерком шла надпись: «Лучше вспомнить да взглянуть, чем взглянуть да вспомнить. Дорогой подруге Ане от Иры Антоновой». Внизу листа тем же почерком, но помельче был написан адрес.
– Там адрес, – ничего не понимая, сказала Ося.
– Адрес, – довольно подтвердила соседка. – Иркин адрес. Довоенный, правда, но вдруг да повезёт тебе.
– Зачем мне её адрес?
– А затем, что Ирка в тридцать пятом с «Красного знамени» уволилась. И знаешь, куда работать пошла? В детприёмник НКВД, вот куда. Всё хвасталась нам, какие условия хорошие, всё меня сманивала. А я себе думаю, ни за какие коврижки не пойду, от них чем дальше, тем лучше.
– Спасибо вам, Анна Васильевна, – сказала Ося. – Дай вам Бог.
Утром она отправилась на Петроградскую, молясь про себя, чтобы дом не разбомбили, не снесли, чтобы подруга Ира не переехала, не умерла в блокаду, не была арестована. Дом стоял на месте, но Ира в нём больше не жила. Молодая симпатичная женщина с младенцем на руках сказала Осе, что да, была здесь такая, но переехала. Был сложный многоквартирный обмен, подробностей которого она не помнит.
Ося поблагодарила, женщина глянула на неё, спросила:
– Вам очень надо её найти?
– Я разыскиваю сына, – устало сказала Ося. Так было проще, не надо было пересказывать всю сложную, длинную, не всем приятную и понятную историю. – Мы потерялись в войну. Эта самая Ира Антонова тогда работала в детприёмнике.
– Подождите, – сказала женщина. – Подождите, мне надо кое-что посмотреть. Подержите, пожалуйста.
Она сунула Осе младенца и убежала в комнату. Ребёнок посмотрел на Осю подозрительно и сморщил личико, собираясь заплакать. Ося поцокала языком, он удивился, скорчил смешную гримасу, Ося засмеялась, и младенец заулыбался беззубым ртом, загукал. Ося уткнулась лицом в маленькую пушистую головку, вдохнула запах молока, чистый детский запах, зажмурилась, почувствовала вдруг, как чьи-то руки тянут, отнимают у неё ребёнка, открыла глаза. Женщина стояла рядом, держала младенца за ножку, смотрела на Осю испуганно.
– Извините, – неловко сказала Ося, протягивая ей сына. – Я просто давно не держала на руках детей.
– Я посмотрела в бумагах мужа, – сказала женщина, успокаиваясь. – Сходите вот по этому адресу, они были частью обмена, может, чего знают.
Ося поблагодарила, сунула бумажку в карман, вышла на улицу и села на скамейку. Её колотила дрожь, пробирала до костей сквозь телогрейку и тёплую кофту, и казалось, что уже никогда и нигде она не сможет согреться. Посидев с полчаса, она встала и пошла по записанному адресу. Деньги надо было экономить: несмотря на протесты Анны Васильевны, она отдала ей треть привезённой суммы, и соседка пообещала её кормить.
Поздним вечером, пройдя ещё по трём адресам, Ося добралась до высокого красивого дома с эркерами и барельефом на фронтоне, вошла в чистый просторный подъезд, поднялась по широкой лестнице на третий этаж, позвонила. Открыла молодящаяся, хорошо одетая дама, спросила удивлённо:
– Вам кого?
– Я разыскиваю Ирину Антонову. Вы не знаете, как её найти? – спросила Ося.
– Это я, – сказала женщина, подозрительно оглядывая Осю. – А вам, собственно, что нужно?
– Я получила ваш адрес от Анны Сидоровой, вы работали вместе на «Красном знамени».
– Ну, работали, – сказала женщина. – И что?
– После этого вы работали в детприёмнике НКВД. Я хочу узнать, не проходил ли через него мой сын.
– Давно это было, – буркнула женщина. – Не помню.
Она попробовала захлопнуть дверь, Ося быстро вставила ногу, сказала:
– Вы, наверное, тоже мать. Помогите мне, пожалуйста.
– Говорят вам, не помню! – раздражённо крикнула женщина. – Их там тысячи было.
На крик из комнаты в коридор вышла маленькая, нарядно одетая девочка с большим бантом на голове, уставилась на Осю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})– Вероника, иди в комнату, – приказала Ирина. Девочка продолжала стоять на месте.
– Когда моего сына забрали, он был немногим старше неё, – сказала Ося.
– Кого забрали, бабушка? – спросила девочка.
Ирина глянула беспомощно на Осю, на девочку, велела:
– Ладно, проходите в кухню.
В обложенной светлым кафелем, очень чистой и уютной кухне Ося ждала довольно долго. Ирина вернулась, плотно прикрыла дверь, сказала:
– Вы что ж думаете, что я их всех по именам знала? Да я там санитаркой работала, мыла их да стригла машинкой. Откуда вы взялись на мою голову, оттуда, что ли?
– Это неважно, – сказала Ося. – Вы только скажите, что было потом, куда их потом отправляли?
– Да кого куда. В Харьков отправляли, в Минск. Больше не помню. В Харьков и в Минск. Больше ничего не помню.
– Спасибо, – сказала Ося. – Спасибо.
Вернувшись домой, она рассказала соседке про свои похождения и села писать письма в гороно, в Минск и в Харьков. «Прошу помочь мне в поисках моего сына, Куницына Петра Андреевича, 1932 года рождения», – написала она и подумала, что если будет так часто повторять эту ложь, то скоро и сама в неё поверит.
Утром, отправив письма, она пошла в Детгиз, долго ходила по коридорам, тыкалась из кабинета в кабинет, пока какой-то мужчина в солидных роговых очках, в добротном сером костюме с шёлковым зелёным галстуком не согласился её выслушать.
– Я художник-иллюстратор, ищу работу, – сказала ему Ося.
Он с сомнением поглядел на её телогрейку, на валенки, спросил:
– У вас есть опыт?
– В тридцать четвёртом году я участвовала в оформлении «Калевалы» с группой Филонова. В тридцать шестом году я делала заказ для Детгиза. Заказ был оформлен на имя моего мужа, Яна Тарновского. Он очень много работал с Детгизом в тридцатые годы.
Мужчина ещё раз оглядел Осю, кашлянул, достал из кармана трубку и кисет, спросил, отведя взгляд:
– После этого вы не работали по профессии?
– Не имела такой возможности, – усмехнулась Ося. – Но могу показать вам свои работы, сделанные в эти годы.
Она развернула газету, положила на стол свой альбом, купленный ещё в Ухте, с первой театральной зарплаты – дешёвый, с плохой бумагой, но всё-таки не тетрадь, не амбарная книга, настоящий альбом. Мужчина открыл, перелистнул страницу, другую, быстро закрыл и сказал, набивая трубку, по-прежнему не глядя на Осю:
– Оставьте свои данные, если будет что-то подходящее, мы с вами свяжемся.
– Спасибо, – сказала Ося, вставая.
Он вздохнул, постучал нетерпеливо трубкой по столу. Ося попрощалась и вышла. В дверях она столкнулась с молодой, нарядно одетой женщиной. Та скользнула по Осе удивлённым насмешливым взглядом, вошла в кабинет.
– Что это за чучело от тебя вышло? – услышала Ося сквозь неплотно прикрытую дверь.
– Чёрт знает что, – ответил хозяин кабинета. – Вернулась оттуда, представляешь, оттуда, лет двадцать не работала, но хочет получить заказ. Даже рисунки какие-то мне показывала, кстати, интересно, но тема, тема…
– Прогнал и правильно сделал, – постановила женщина. – Вот тебе папка, которую ты просил.
Послышались шаги, она показалась в дверях, увидела Осю, поняла, что та всё слышала, презрительно усмехнулась и пошла по коридору, высоко неся голову с красивой причёской, отчётливо, словно на параде, стуча каблучками.
Из Детгиза Ося отправилась в Лениздат, где ей прямо сказали, что человека с таким сомнительным прошлым, как у неё, невозможно допустить к идеологической работе.
– В чём состоит моё сомнительное прошлое? – поинтересовалась Ося.
– Вас амнистировали, это значит, что государство вас пожалело, но это не значит, что за вами нет вины, – объяснил ей толстый лысый редактор. – Мы крупное издательство, одно из крупнейших в стране. Наши кадры должны быть кристально чисты.