Норман Мейлер - Олений заповедник
Фэй протянул руку и взял пузырек из ее пальцев. В нем по-прежнему лежали две пилюли. Фэй издал звук словно обжегся: в этот момент он почувствовал облегчение, а вслед за облегчением — ненависть к Илене, ненависть столь сильную, что мог бы ударом уложить ее на пол.
Илена подняла на него глаза и с трудом прошептала:
— Ох, Мэрти, прости меня, прости, но я не хочу это делать, не хочу… прекращать жизнь, клянусь, не хочу. — Она молила, словно он был итальянским гангстером и она просила о капельке снисхождения. Потом заплакала, тихо, как бы от усталости. — Я уберусь отсюда через день-два. Клянусь, меня тут не будет.
Фэй понимал, что потерпел поражение. Он ничего не мог с этим поделать — в конце концов, на его долю выпало дать ей каплю снисхождения. И он уложил ее в постель и всю ночь лежал рядом с ней — не спал и даже не думал, а лишь чувствовал боль во всем теле от изнеможения. На другой день Илена была в подавленном состоянии, и на следующий тоже, но проиграл-то Фэй, и на него навалилось новое отчаяние.
Она начала укладывать вещи, и он не возражал, а когда она сказала, что уезжает, он лишь кивнул.
— Куда же ты перебираешься? — спросил он.
— Буду искать работу в городе.
— Ладно. Разреши мне тебя отвезти.
— Я не хочу с тобой ехать. — И она отрицательно помотала головой.
— В таком случае я подвезу тебя до аэропорта.
— У меня нет денег на самолет.
— Я куплю тебе билет.
— Нет, не надо.
— Ты должна мне позволить, — сказал он, и в голосе его прозвучала такая нотка, что она взглянула на него. — Пожалуйста, — добавил он.
— Не понимаю я тебя, — сказала Илена.
— Я тоже себя не понимаю, но разреши мне купить тебе билет.
Она согласилась, и он позвонил в агентство путешествий, заказал билет и положил ее багаж в свою заграничную машину.
По дороге в аэропорт он стал обгонять машину на единственном изгибе в пустыне — стал обгонять, зная, что навстречу идет другая машина, так как видел ее огни. Слишком поздно он обнаружил, что это грузовик. Ускорив ход, чтобы выйти на свою полосу, Мэрион на миг осознал, что ему не успеть это сделать, и тут услышал вскрик Илены и почувствовал удар поразительной силы, когда перед грузовика врезался в его заднее крыло и руль вывернулся из рук. Тут ему показалось, что тело его разрывают на части, и он почувствовал, что они остановились, а голова его уперлась в сгиб локтя и ему больно. Он попытался навести порядок в мыслях — о чем-то надо было помнить, и, слыша, как рыдает рядом Илена, он хотел ей это сказать. В отделении для перчаток у него лежит револьвер, и если только он сумеет заставить себя заговорить, надо сказать Илене, чтобы она выбросила пистолет в канаву, так как наличие пистолета могут использовать против него, а он всегда знал, что если попадет в тюрьму, то за что-то совсем нелепое, вроде, например, хранения оружия без разрешения. «Не страшно, — думал он, стараясь держаться в сознании, словно это могло помочь ему справиться с разбитым ртом, — не страшно. Чтобы чего-то добиться, возможно, мне и надо провести там годик. Стану более образованным», — хотелось ему сказать, но приступ боли вверг его в кому.
Грузовик остановился, машина, шедшая сзади них, тоже остановилась; в одну минуту толпа человек в десять собралась вокруг машины Фэя. Сначала вынули Илену — она была в сознании. У нее шла кровь из носа, и она застонала, когда кто-то дотронулся до ее руки, так как рука была сломана. Однако у нее достало силы встать на ноги, когда ее вытащили из машины, и, поддерживая сломанную руку другой рукой, чувствуя, как кровь из носа заливает рот, она сделала шаг, потом другой, пока ее не подхватили и не усадили, а ей в этот момент казалось, что она бежит от них в темноту, как ребенок бежит из постели, где ему привиделся кошмар, и сквозь кровь, заполнявшую рот, она прошептала, хотя для ее уха это прозвучало как выкрик:
— Ой, Чарли, прости меня. Ой, Чарли, прости.
Однако она должна еще что-то сказать — все так перепуталось, и загадка любви была, как никогда, тайной. «Мэрион, Мэрион, — думала она, погружаясь в сон, когда боль отступила. — Мэрион, почему ты меня хоть немного не любил? Почему ты не знал, что можешь полюбить меня?» Потом подъехала «скорая помощь» — Илена, лежа на обочине, услышала вой ее сирены.
Глава 26
В больнице возле Мэриона дежурил полицейский, и к Илене до утра никого не пускали. Проспорив с дежурной по этажу целых препротивных десять минут по поводу того, кто оплатит счет за пребывание Илены, я облегчил свой бумажник от недельного заработка, вручил деньги дежурной сестре и решил позвонить Айтелу в киностолицу. Я подумал, что, если он не приедет, мне придется взять заботы об Илене на себя, а я теперь знал, что вовсе этого не хочу. И понимал, что не скоро стану с удовольствием думать о том, какой у меня характер.
Номер телефона Айтела не был зарегистрирован, как и Муншина, но я помнил фамилию агента Айтела и сумел дозвониться ему. По тому, как разговаривал агент, передо мной возник портрет неврастеника в халате, с сигарой в углу рта, но он вполне мог выглядеть и бухгалтером.
— Так кто вы такой? — спросил агент.
— Не важно, кто я. Я его приятель из Дезер-д'Ор.
— Я не хочу даже слышать название этого места. Послушай, оставь-ка моего крошку Чарли в покое.
— Вы дадите мне номер его телефона?
— А зачем он тебе нужен?
— Нужен, — сказал я. — Поверьте, дело срочное.
— Оставь в покое Чарли Айтела. Все хотят изложить ему свои беды.
— Очень дорогой ему человек, возможно, умирает сейчас, — преувеличил я.
— Женщина?
— Не все ли равно.
— Так вот: Чарли Айтел не должен утруждать себя из-за женщины, какая бы она ни была. Он теперь, слава Богу, человек занятой, так что перестань ему надоедать.
— Послушайте, если он сегодня вечером не получит сообщения о случившемся, — рявкнул я в трубку, — завтра утром он подаст на вас в суд.
Итак, пропотев полчаса в телефонной будке, истратив два доллара мелкой монетой и попав не туда, я наконец добрался до Айтела. К тому времени я был настолько раздражен и так кипел, что, наверное, не говорил, а буркал.
— Что это у вас за агент такой? — были мои первые слова.
— Серджиус, ты что, пьян? — послышался в телефоне голос Айтела.
Тут я ему все выложил, и секунд двадцать царила тишина Возможно, я это вообразил, но у меня было впечатление, что мое сообщение привело его в ярость. Однако в ответ он произнес:
— О Боже! Она в порядке?
— По-моему, да, — сказал я и рассказал то, что знал.
— Ты считаешь, мне надо приехать? — спросил он и, поскольку я молчал, добавил: — Завтра мы определяем состав актеров.
— Вы хотите, чтобы я выступал за вас? — спросил я.
— Хорошо, я что-нибудь придумаю, — сказал он мне в ухо. — Скажи Илене, что я сажусь на самолет и увижу ее утром.
— Вы сможете сказать ей это сами. Сегодня вечером ее не разрешено посещать.
— Значит, положение серьезное, — произнес он как-то беспомощно, и мне на мгновение стало жаль его.
Утром Айтел приехал в больницу до меня, и мы встретились на ступеньках, когда он выходил от Илены.
— Я женюсь на ней, — первое, что он сказал мне.
Собственно, выбора не было. Когда он пришел, она сидела на больничной койке, рука у нее была на перевязи, а нос залеплен пластырем, точно она хотела укрыться от посторонних глаз. Она смотрела куда-то в сторону, пока он не коснулся ее плеча.
— Ох, Чарли, — только и сказала она.
Он понял, что она находится под действием успокоительных.
Сначала они не могли найти тему для разговора. Она посмотрела на него и шепотом произнесла:
— Я слышала, ты снова работаешь.
Он кивнул.
— Тебе, должно быть, трудно было вырваться.
— Не так уж трудно, — сказал он со своим обычным обаянием.
— Тебя радует, что ты работаешь? — из вежливости спросила она.
— Все оказалось не так плохо. Большинство людей на студии ведут себя прилично. Я даже получил комплименты за свое выступление перед комиссией.
— Ох как мило, — сказала она.
Они попытались улыбнуться друг другу.
— Так что, как я понимаю, ты можешь продолжать делать карьеру? — добавила Илена.
— В какой-то мере. Многое надо залатать.
— Но ты снимешь хорошую картину.
— Постараюсь.
— Я знаю, что ты снимешь хорошую картину. — На сей раз она кивнула. — И все будет у тебя снова как прежде, Чарли.
— Не как прежде, — сказал Айтел.
В его голосе прозвучало что-то, побудившее ее слегка повернуться к нему, и она осторожно, шепотом спросила:
— Чарли, ты скучал по мне?
— Очень, — сказал он.
— Нет, Чарли, я хочу знать правду.
— Скучал, Илена.
Она тихо заплакала.
— Да нет, Чарли, ты был рад избавиться от меня, и я тебя не виню.
