Пэт Конрой - Пляжная музыка
— Он назвал тебя сопляком, — заметил Генри Аутло, нападающий из футбольной команды.
— Генри не так понял, — поспешил вмешаться Майк.
— Заткнись, Хесс, — бросил Генри, — а не то я отрежу тебе задницу и съем прямо в сыром виде.
— Я что-то не расслышал, — произнес Скитер и медленно пошел на Джордана, который, в свою очередь, крепче ухватился за биту. — А ну повтори, что сказал!
— Ну уж нет, вонючка, — отозвался Джордан. — Ты, безобразная, вислоухая, щербатая, мерзкая деревенщина. Не собираюсь ничего тебе повторять. И стой где стоишь, а не то будешь срать щепками от биты всю ночь.
— О-о-о! — завопила свита Скитера в притворном ужасе, а Скитер рассмеялся и сделал вид, что покачнулся от страха.
— А ты, кажись, один из тех кусков дерьма, что морпехи каждый год наваливают на острове Поллок?
— Да, я, может, и кусок морпехского дерьма, — ответил Джордан. — Но кусок дерьма, имеющий при себе бейсбольную биту.
— А я вот сейчас возьму и отберу у тебя эту биту и такого пендаля дам, что ты полетишь у меня через весь город, — по-змеиному прошипел Скитер. — А потом обрею тебя наголо.
— Первой твоей проблемой, недоумок, будет бита, — заметил Джордан.
— Не стоит его еще больше злить, — посоветовал я Джордану.
— Считай, что он уже покойник, Макколл, — сказал Генри Аутло.
— Да тебе слабо ударить меня этой битой! — ухмыльнулся Скитер.
— Лучше помолись, чтобы это было правдой, — ответил Джордан и, ко всеобщему изумлению, улыбнулся.
Казалось просто невероятным, что Джордан нисколечко не испугался Скитера. Ситуация явно была не в его пользу: взрослый мужчина против мальчишки. Джордан просто держал биту и совершенно спокойно ждал, когда Скитер нападет. В тот день никто из городских подростков еще не знал, что Джордан Эллиот всю жизнь сражался со взрослым морским пехотинцем. Но если этого морского пехотинца он боялся до дрожи, то молодых хулиганов и панков — нисколечко.
Скитер снял насквозь пропотевшую, всю в масляных пятнах футболку и швырнул ее одному из дружков, потом поплевал на руки, потер их и встал перед Джорданом, выпятив вперед голую грудь с устрашающими рельефными мускулами.
— Господи! — восхищенно вздохнул Генри Аутло при виде столь хорошо развитой мускулатуры.
— Расскажите обо мне своему другу, — заявил Скитер и начал делать ложные выпады в сторону Джордана. — Он здесь недавно и не знает, что сейчас помрет.
— Джордан, я хочу представить тебя нашему хорошему другу Скитеру Спинксу. Мы все гордимся Скитером. Он наш городской хулиган, — произнес Майк.
Мы с Кэйперсом рассмеялись, и на мгновение нам показалось, что Скитер передумал.
— Надо же! Скитер? — ухмыльнулся Джордан, заставляя Скитера вернуться к делу. — Скитер?[124] Тебя что, назвали в честь крошечного кусачего насекомого, который сосет кровь из детских попок? Ну, у нас там, в Калифорнии, был один парень, которого мы боялись. Серфингист по прозвищу Турок. Так что мы, калифорнийские ребята, не слишком-то боимся нарков, названных в честь насекомых.
— О господи! — простонал Генри Аутло. — Этот парень напрашивается на неприятности.
— Бейсбольной битой каждый дурак может ударить, а ты попробуй кулаками, — прорычал Скитер.
— Да, — согласился Джордан. — Стыд-то какой, что тебе приходится драться с сопляком, а не с настоящим мужчиной.
— Дерись врукопашную, — приказал Скитер. — Будь мужиком.
— Я бы и рад, Скитер, — ответил Джордан, — да вот только мы в разных весовых категориях. И возрастных тоже. Ты больше меня. И больше Джека. Так что бейсбольная бита немного сравняет наши шансы.
— Да у тебя кишка тонка пустить в ход эту штуку! — воскликнул Скитер и без предупреждения попер на Джордана.
Когда в ту ночь Скитер Спинкс лежал в палате интенсивной терапии, весь Уотерфорд уже знал, что он жестоко заблуждался.
Позднее весь город узнал и о поразительном умении Джордана сохранять равновесие и его удивительной выдержке. Его движения были стремительными, точно молния. В тот день я увидел, как Джордан с быстротой гремучей змеи среагировал на выпад Скитера. А еще стало совершенно ясно, что Джордан подготовился к схватке, как только ударил битой по тротуару. И, решившись, он действовал так сосредоточенно, словно молился. То, чему мы стали свидетелями, было не просто смелостью, а беззаветной отвагой, силой духа, присущей только Джордану. В тот день он едва не убил Скитера Спинкса своей бейсбольной битой.
Джордан отступил в сторону и избежал первого удара Скитера. План Скитера был хорош: он хотел сбить Джордана с ног — так, как он сшибал мелких полузащитников во время школьных игр. План полностью провалился, когда Джордан, уклонившись, саданул битой Скитеру по затылку и тот первый удар привел к сотрясению мозга. Звук был такой, словно кто-то разрубил курицу. Однако вместо того чтобы спокойно остаться лежать, Скитер встал на шатающихся ногах, униженный и кипящий от ярости, и сделал выпад, правда уже не такой точный, в сторону Джордана, которого и на сей раз не подвела вера в свою биту. Второй удар сломал Скитеру три ребра, причем одна из треснувших костей проткнула ему правое легкое. Потому-то он и харкал кровью, когда на место происшествия прибыла машина «скорой помощи».
Скитер все еще до конца не понял ситуацию и сделал последнюю бесполезную попытку достать Джордана, но тот остался стоять как стоял с тем же холодным и невозмутимым видом. На сей раз Джордан сломал Скитеру челюсть. Сломанная челюсть положила конец карьере Скитера в качестве городского хулигана. Уотерфордские подростки больше не видели Скитера в своих ночных кошмарах, и уже на следующий день в городе не было ни одного мальчишки, которому не стало бы известно имя Джордана Эллиота. Его решили не арестовывать, официального обвинения тоже не предъявляли.
Позднее я узнал, что любовь и боль — синонимы в жизни Джордана Эллиота. По мере того как крепла наша дружба, Джордан несколько раз становился свидетелем моего унижения во время пьяных выходок отца. И тогда он рассказал мне, как в седьмом классе убежал из дому. Мать обшарила все побережье Южной Калифорнии, пока не обнаружила сына в Тихом океане в ожидании подходящей волны, чтобы доплыть до Азии. Вскоре после этого миссис Эллиот отвела Джордана в кабинет психиатра, капитана Джейкоба Брилла. Джордан неоднократно рассказывал мне эту историю, слово в слово.
Джордан не пожал руку капитану Бриллу и даже не взглянул на него, когда вошел в кабинет, а стал изучать интерьер. Доктор и мальчик с минуту сидели молча, а потом доктор Брилл откашлялся и произнес:
— Итак?
Но Джордана молчание ничуть не угнетало, и он в ответ не проронил ни слова. Он мог часами сидеть, не произнося ни звука.
— Итак? — повторил доктор Брилл.
Все так же молча Джордан уставился на психиатра. Всю свою жизнь Джордан смотрел на взрослых прямо и внимательно, и редко кто из них мог выдерживать молчаливую тяжесть его проницательного взгляда.
— Итак… Как думаешь, зачем мать прислала тебя сюда? — спросил доктор Брилл, пытаясь хоть как-то завязать разговор.
Джордан пожал плечами и так же молча посмотрел на бледного, с виду не слишком располагающего к себе человека, который сидел перед ним.
— Должно быть, у нее на это есть важная причина, — продолжил доктор. — Она показалась мне весьма приятной женщиной.
Мальчик кивнул.
— Почему ты на меня так смотришь? — поинтересовался доктор. — Ты ведь здесь, чтобы говорить. Дядюшка Сэм платит мне хорошие деньги за то, что я выслушиваю пациентов.
Джордан отвернулся от врача и обратил свой взгляд на современную картину, где были изображены наложенные друг на друга разноцветные геометрические фигуры: квадрат, круг и треугольник.
— Что ты видишь, когда смотришь на эту картину?
— Плохой вкус, — бросил Джордан, снова уставившись на врача.
— Ты что, разбираешься в искусстве?
— Нет, — ответил Джордан. — Но для своего возраста я нечто вроде aficionado… любителя.
— Любителя? — переспросил врач. — По-моему, ты еще и нечто вроде выпендрежника.
— Я говорю по-испански, так что это не выпендреж, доктор. Еще я говорю по-французски и по-итальянски. Я жил в Риме, Париже и Мадриде, когда мой отец работал при посольствах. Моя мать любит искусство и получила степень магистра истории искусства при Римском университете. Она передала мне свою любовь к искусству. Можете мне поверить, ей эта картина еще больше не понравилась бы.
— Ты ведь здесь не затем, чтобы говорить о моих художественных вкусах, — заметил доктор Брилл. — Мы здесь, чтобы говорить о тебе.
— Вы мне не нужны, док, — отрезал Джордан. — У меня все нормально.
— А вот твои родители и учителя так не считают.
