Тони Парсонс - Моя любимая жена
— Я хочу немногого, — продолжала Нэнси. — Я хочу, чтобы самые бедные люди в моей стране могли получать квалифицированную юридическую помощь.
Отправляясь сюда, Нэнси предусмотрительно надела высокие сапоги. Сейчас они были по щиколотку покрыты отвратительным ржавым налетом.
— Вам, наверное, плохо без него, — вдруг сказала она. — Он был вашим лучшим другом.
Билл отвернулся.
— Нам всем плохо без него. И без вас тоже, Нэнси. Но если Шейна уже не вернешь… — Он не договорил и снова повернулся к ней. — Меня послал Девлин. Мы тонем под завалами работы. Из Лондона должны приехать двое молодых юристов, но их еще нужно вводить в курс дела. Словом, Девлин просит вас вернуться… Мы все просим вас вернуться. Вы нам нужны.
Нэнси покачала головой, указав на фигурки крестьян.
— Им я гораздо нужнее.
Билл не пытался ее уговаривать. Он знал, что она не вернется в фирму, и еще в офисе сказал Девлину об этом. В глубине души Билл и не хотел, чтобы Нэнси возвращалась. Она избрала свой жизненный путь. В какой-то степени Билл ей даже завидовал.
— Будьте осторожны, Нэнси, — Билл слышал о нескольких случаях расправы с молодыми, идеалистически настроенными юристами, которые бескорыстно помогали бедным. — Вы вступаете в конфликт с людьми, способными на все. Даже на убийство.
— Все будет хорошо, — оптимистично заявила Нэнси.
Ей хотелось верить в собственную неуязвимость, хотя Билл знал, что это далеко не так.
— При всем нынешнем богатстве Китай так и останется страной Третьего мира, пока наши суды не начнут защищать права простых людей. До тех пор пока у нас не будет правовых норм, мы останемся нацией зависимых крестьян.
— Вы рассуждаете совсем как Малахольный Митч, — заметил Билл.
— Я у него многому научилась. Он рассказывал мне о нормах права, о власти закона. Неужели не помните? Митч говорил об этом постоянно. «Власть закона означает, что закон в равной мере применим ко всем без исключения. Там, где не соблюдаются правовые нормы, юридические решения страдают несовершенством. Власть закона — это корни и ветви древа демократии». Митч считает нашу профессию священной, сравнимой с профессией врача. Он — хороший юрист.
— Хороший, но только не для китайских реалий, — невесело усмехнулся Билл. — В современном Китае остается все меньше священного.
— Ну а вы-то как? — вдруг спросила Нэнси.
Ее вопрос несколько озадачил его.
— Меня должны вот-вот сделать партнером.
Нэнси поздравила его. Впервые за все время их разговора она улыбнулась. Похоже, она искренне радовалась за Билла, поскольку знала, как он стремился поскорее стать партнером. Фактически ради этого он и приехал в Шанхай. Ради этого работал не покладая рук и не считаясь со временем.
Билл поблагодарил ее. Потом они молча стояли под его зонтиком, глядя на дождь, заливающий рисовые поля. На речном берегу блестела ржаво-красная полоса ила. Мертвого ила, отравленного промышленными стоками. Еще день-другой, и река разольется. Билл к этому времени будет уже далеко отсюда. А Нэнси останется здесь.
Билл помогал родителям Шейна — пожилым, оцепеневшим от горя людям — выполнить необходимые формальности. И прежде всего, посетить австралийское консульство, находящееся на двадцать втором этаже небоскреба CITIC.[91] Там он помог им заполнить и подписать несколько бумаг, без которых было невозможно отправить на родину тело их сына.
Родители Шейна остановились в отеле «Риц-Карлтон». Совсем рядом. Но Билл не знал, в состоянии ли они идти пешком. К тому же лил дождь, и он предложил подвезти их на машине фирмы.
Улица Наньцзин-Силу замерла. Автомобили стояли в плотной пробке. Родители Шейна притихли на заднем сиденье. Билл сидел рядом с водителем, разглядывая пешеходов и посетителей в окнах баров и ресторанов. Машина проползла еще несколько метров и…
Они сидели в баре «Лун», возле самого окна. Бекка и Сарфраз Кхан.
Билл почему-то сразу подумал о Холли. Наверное, его жена и доктор говорят о Холли и ее астме. А возможно, и не об астме. Или об астме и о других вещах. Билл этого не знал. Его жена и индиец сидели друг против друга, подавшись вперед. Казалось, доктор Кхан пытался ее в чем-то убедить. Бекка слушала. Жена Билла Холдена просто слушала.
Она права. Билл вдруг понял, что Бекка была права: выбор есть всегда и у каждого.
Билл понял не только это. Наверное, впервые в жизни он осознал, что во всех этих встречах на стороне, во всех этих поисках и разрывах нет никакой притягательной магии. Магия — это когда вы остаетесь вместе.
Они стояли на взлетной полосе пудунского аэропорта и смотрели, как рабочие грузят гроб в самолет.
Родители Шейна прижались друг к другу, держа большой зонт с эмблемой их отеля.
«Какая чудовищная нелепость, — думал Билл. — Родителям приходится хоронить своего взрослого сына. Как это страшно — пережить собственного ребенка. Нельзя, чтобы люди хоронили собственных детей. Как им теперь жить? Да и вообще, какая может быть жизнь, когда дети уходят из нее раньше родителей?»
Билл стоял рядом со стариками. С другой стороны погрузочного конвейера вытянулся в струнку представитель австралийского консульства. Видимо, кто-то из младших служащих. Парню было от силы лет двадцать пять, однако его присутствие превращало заурядную, в общем-то, погрузку в церемониальный акт.
Лента конвейера неторопливо везла гроб в чрево самолета. Спасибо рабочим, что не обставили гроб чемоданами пассажиров. Молодой человек из консульства стоял прямо, словно часовой, исполненный достоинства и уважения к погибшему соотечественнику и его родителям. Билл радовался присутствию служащего, но, когда гроб въехал внутрь самолета, он почти услышал у себя в голове насмешливый голос Шейна: «Ну и путешествие мне предстоит, дружище. Никогда еще не летал в компании чемоданов».
Видя, как гроб медленно скрывается в недрах багажного отсека, мать Шейна — крупная седая старуха — заметно содрогнулась. Биллу захотелось ее обнять, но он не посмел. Невысокий и щуплый отец Шейна держался стойко. Что ж, отцы всегда более скупо проявляют свои чувства.
Гроб скрылся внутри. Его погрузили последним, после чего плотно задраили дверь. Служащий консульства поспешно взглянул на часы. Мать Шейна вдруг порывисто обняла Билла, затем столь же резко отстранилась.
— Приезжайте к нам в Мельбурн, — сказала она. — Вместе с женой и дочуркой.
— Обязательно приедем, — пообещал Билл, зная, что вряд ли он когда-нибудь снова увидит родителей Шейна.
Возле ног старухи стояла потертая дорожная сумка. Билл видел ее сотни раз. Он помнил, с какой небрежностью Шейн забрасывал эту свою верную спутницу в багажник служебного лимузина. С ней он поднимался по трапам самолета, с ней летал в Макао. Сумка эта всегда стояла под его столом в офисе на случай, если придется срочно куда-то отправляться. Австралиец был легок на подъем.
Мать Шейна подняла сумку и протянула Биллу.
— Это нашли в машине, — пояснила она. — Там, в основном, все по его работе.
— Нам она не нужна, — добавил отец Шейна.
Сумка была полуоткрыта, словно кто-то в нее залезал и не нашел ничего интересного. Папки, прозрачный конверт с заказанным по Интернету, но так и не использованным авиабилетом. Ноутбук. Кое-что из одежды. Дорожный набор туалетных принадлежностей. И толстая книжка в мягкой обложке: «Взлет и падение Британской империи» Лоренса Джеймса.[92]
— Я возьму, — сказал Билл.
Отец Шейна протянул ему руку, и Билл пожал ее. Невзирая на щуплость, старик был достаточно силен и предпочитал тот старомодный вид истинно мужского рукопожатия, когда нужно стиснуть чужие пальцы до хруста в костях. А может, горе настолько поглотило его, что он сделал это бессознательно.
— Ну как такое могло случиться? — спросил старик, и его голос впервые дрогнул. — Вот что я не могу понять!
Билл тоже не знал ответа. Сама смерть была ответом на этот вопрос.
— Шейн был одинок, — пробормотал Билл. — Я думаю, ваш сын был очень одинок.
И тут старика прорвало.
— Чушь! — выкрикнул он с такой яростью, что Билл невольно попятился назад. — О каком одиночестве вы говорите? Разве наш сын не был женат?
Билл сидел у постели и смотрел на спящую Холли, когда в замке заскрежетал ключ. Бекка вернулась. Холли спала беспокойно, то и дело сбрасывая одеяло, и Билл все время укрывал ее заново.
Он слышал, как жена тихо вошла в спальню дочери, но головы не повернул. Бекка подошла ближе, ее рука легла ему на плечо. Билл потянулся и откинул Холли волосы со лба.
— А где ама? — тихо спросила Бекка.
— Я ее отпустил, — столь же тихо ответил он.
— Но она могла хотя бы уложить Холли.
— Я тоже умею это делать, — по-прежнему не поворачиваясь к жене, сказал Билл.
