Розамунда Пилчер - Сентябрь
— Ты не права, но в отношении Генри я совершенно с тобой согласна. И все же он сын Эдмунда, и я уверена, Эдмунд считает, что для Генри так лучше всего.
— А в понедельник он, видите ли, улетел в Нью-Йорк, именно в тот день, когда мне особенно было нужно, чтобы он был рядом. Мне самой пришлось отвезти мою бедную кроху в Темплхолл и оставить там одного. Поверьте, большего горя я до сих пор не переживала.
— Да, — вздохнула Ви, — да, я тебя понимаю.
И обе умолкли.
«Как все печально, как нескладно», — думала Вайолет. Она прокрутила в уме весь их разговор. И вдруг насторожилась, почувствовав какую-то неувязку.
— Вирджиния, ты встретила Лотти в понедельник, а приехала ко мне только сегодня. Что-нибудь еще стряслось?
— Да, — Вирджиния закусила губу. — Да, Ви, стряслось.
— Опять Лотти? — со страхом спросила Вайолет.
— Опять она… Дело в том, что… Помните, когда в воскресенье мы обедали в Крое, то все дразнили Изабел, что она не знает имени своего гостя, которого окрестили Грустным Американцем? Так вот, когда я возвращалась из Темплхолла, я остановилась возле гостиницы «Королевская», мне надо было зайти в дамскую комнату. И в холле встретила этого Грустного Американца и узнала. Я его хорошо знаю, зовут его Конрад Таккер, двенадцать лет назад мы в Лиспорте все лето играли с ним в теннис.
За все время, что Вирджиния сидит у Вайолет, она впервые заговорила о чем-то приятном.
— Но это же замечательно, — отозвалась Вайолет.
— Словом, мы вместе поужинали, а потом вдруг поняли, какая глупость ночевать ему в Релкирке, а потом утром ехать в Крой, и он приехал со мной в Балнед и провел ночь у нас. Сегодня утром я отвезла его в Крой и передала с рук на руки Арчи. Потом поехала в Коррихил с цветочными вазами для бала, а когда вернулась домой, в кухне сидела Лотти.
— В Балнеде? В кухне?
— Да. Она дожидалась меня. И сказала мне… сказала, что вчера вечером, когда мы с Конрадом приехали домой, она была у нас в парке, пряталась в темноте под дождем и подглядывала за нами в окна. Конечно, все шторы были раздвинуты. Видела, как мы поднимались наверх…
Вирджиния увидела, какой ужас застыл в глазах Вайолет, и умолкла. Наконец выговорила:
— Она назвала меня шлюхой, а Конрада моим любовником. Проклинала развратников и блудодеев…
— Она одержимая!
— Ее надо отправить обратно в лечебницу, иначе она расскажет Эдмунду.
Больше Вирджиния не могла выдержать, лицо у нее сморщилось, как у ребенка, из синих глаз хлынули слезы и полились по щекам.
— Ви, я дошла до предела. Моя жизнь превратилась в кошмар, у меня больше нет сил. Она настоящая ведьма, она ненавидит меня… За что она меня так ненавидит, скажите?..
Вирджиния принялась искать носовой платок, но не нашла, и Вайолет дала ей свой — крошечный, батистовый, весь в кружевах, разве таким осушишь реку горя?
— Она тебе завидует. Завидует всем нормальным счастливым людям… А что касается Эдмунда, пусть себе болтает, разве он поверит бреду сумасшедшей, и все мы знаем, что это ложь.
— Нет, это не ложь, это правда! — Вирджиния зарыдала в голос. — В том-то весь ужас, что правда.
— Правда?!
— Да, я спала с Конрадом. Спала, потому что хотела, потому что он был мне нужен.
— Но почему?!
— Ах, Ви, мы оба так одиноки.
Такое признание можно сделать только в отчаянии, и, глядя на свою плачущую невестку, Вайолет почувствовала, как у нее сердце сжимается от сострадания. Уж коли Вирджиния, счастливая, любящая Вирджиния, дошла до последней крайности, значит, их брак переживает глубокий кризис. Но если хорошенько подумать, все очень просто и ясно. Этот Конрад Таккер, или как там его зовут, только что потерял жену; Вирджиния, узнавшая о романе Эдмунда и Пандоры и истерзанная обидой и ревностью, только что рассталась с любимым сыном. Они с Конрадом старые друзья, а в горе люди бросаются к старым друзьям. Она красивая, обаятельная женщина, все мужчины тянутся к ней, а Грустный Американец наверняка красивый мужчина. И все же, вопреки всему, Вайолет жалела, что все это случилось. И еще больше жалела о том, что теперь это знает.
Она ясно понимала, что сейчас важно только одно.
— Никогда не признавайся Эдмунду, — сказала она.
Вирджиния высморкалась в промокший платок.
— И это все, что вы мне скажете?
— Это самое главное.
— Ни слова осуждения, ни упрека?
— То, что произошло, меня не касается.
— Это была ошибка.
— Но при сложившихся обстоятельствах тебя вполне можно понять.
— Ах, Ви… — Вирджиния соскользнула с кресла на пол и, встав на колени, обняла Вайолет, спрятала лицо у нее на груди. — Мне так скверно, простите меня.
Вайолет положила руку ей на голову.
— Все мы люди.
Обе замерли в этом положении, им было отрадно друг с другом. Наконец Вирджиния перестала рыдать, разжала руки и, сев на пол, решительно высморкалась — все, довольно слез.
— И еще одну вещь я хотела сказать вам. Когда Эдмунд вернется и пройдет бал, я ненадолго уеду на Лонг-Айленд, поживу у бабушки с дедушкой. Мне просто нужно уехать. Я уже давно собиралась, да все никак не получалось, а теперь Генри у меня больше нет, самое подходящее время навестить их.
— А Эдмунд?
— Эдмунд… Эдмунд может пожить с вами.
— Когда ты хочешь уехать?
— Может быть, на той неделе.
— Мудрое ли это решение?
— А вы как считаете?
— Не забывай, от жизни не убежать, как не убежать от вины.
— А жизнь — это роман Пандоры и Эдмунда, да?
— Я этого не говорила.
— Но подразумевали, верно? Вы только что сказали мне, что она с детства была влюблена в Эдмунда. Годы не испортили ее, сейчас она так же красива, как была в восемнадцать. И их связывает то, чего у нас с Эдмундом нет, — множество воспоминаний юности. Как ни странно, оказывается, они самые прочные и самые важные.
— Самое важное для него — ты, и ты не должна сейчас оставлять Эдмунда, поверь мне.
— Раньше я никогда его не ревновала. Он без конца уезжал, я оставалась одна и была совершенно спокойна, ни тени сомнений и подозрений. Я даже шутила, что он может мне изменять сколько угодно, мне это безразлично, лишь бы я ничего не знала. Но теперь мне не до шуток. Если что-то произойдет, пусть не у меня на глазах.
— Ты плохо знаешь своих друзей. Неужели ты думаешь, Вирджиния, что Арчи позволит случиться беде?
— О, если Эдмунд что-то задумал, Арчи его не остановит.
— Пандора приехала в Крой не навек.
— Но сейчас она здесь. А для меня самое страшное то, что происходит сейчас.
— Ты ее ненавидишь?
— Нет, по-моему, она очаровательная.
— Но не доверяешь ей?
— Сейчас я никому не доверяю, и в первую очередь себе. Мне нужно отойти в сторону, произвести переоценку ценностей, увидеть все в истинном свете.
— И все же я считаю, что тебе не надо уезжать.
— А я считаю, надо.
Они все сказали друг другу. Вайолет вздохнула.
— Тогда не будем больше говорить об этом. Спустимся на землю и подумаем, что нам делать. Лотти должна вернуться в лечебницу, в этом нет сомнений. Она закоренелая пакостница, и я боюсь за Эди. Я немедленно ею займусь, а пока я буду звонить, ты пойди умойся, причешись, найди в столовой бренди, он в шкафу, и прихвати две рюмки. Выпьем с тобой по глоточку для поддержания сил, нам станет спокойней и легче.
Вирджиния послушно ушла в ванную, а Вайолет поднялась из кресла, подошла к своему столу, нашла телефон психиатрической больницы в Релкирке, набрала номер и попросила соединить ее с доктором Мартином. Ей пришлось немного подождать, пока телефонистка вызывала его, но вот в трубке раздался его голос:
— Доктор Мартин слушает.
Вайолет стала объяснять, кто она и какое отношение к ней имеет Лотти Карстерс.
— Доктор Мартин, вы вспоминаете, о ком я говорю?
— Да, конечно.
— Боюсь, ее нельзя больше держать на свободе. Она ведет себя совершенно неадекватно, причиняет окружающим массу беспокойств и вызывает тревогу, спокойная мирная жизнь в деревне нарушена. Что касается мисс Финдхорн, которая взяла на себя заботы о сестре, я вижу, что ей такая ответственность не по силам. Она женщина немолодая, а с Лотти Карстерс глаз нельзя спускать.
— Да, — задумчиво произнес доктор, — понимаю.
— Мне кажется, вы не удивлены.
— Нет, не удивлен. Я выписал ее из больницы и поручил заботам мисс Финдхорн в надежде, что жизнь в семье, среди нормальных людей, в какой-то степени поможет восстановлению ее душевного здоровья. В таких случаях всегда идешь на риск.
— Судя по всему, ваша надежда не оправдалась.
— Что ж, я понимаю.
— Вы возьмете ее обратно в клинику?
— Конечно, я поговорю со старшей сестрой отделения. Вы сможете привезти мисс Карстерс к нам? Нам ничего не стоит прислать за ней «скорую помощь», но мне кажется, лучше обойтись без нее. И, пожалуйста, попросите приехать мисс Финдхорн, ведь она ближайшая родственница больной.
