Дональд Бартельми - Шестьдесят рассказов
Кортес выражает изумление и говорит, что до этого момента он считал Монтесуму абсолютным правителем, неподотчетным никому и ничему. Из опасения оскорбить Монтесуму донья Марина тактично воздерживается от перевода.
С Монтесумой по правую руку и своими стражниками за спиной Кортес вступает в здание.
В конце длинного коридора он видит группу чиновников, чьи уши украшены длинными гусиными перьями, наполненными золотым порошком. Здесь Кортеса и его стражников окуривают благовониями из больших керамических жаровен. К Монтесуме эта процедура не применяется, мажордомы смотрят в пол, страшась поднять глаза на своего владыку, однако приветствуют его с величайшим благоговением, наперебой повторяя: «Повелитель, мой повелитель, мой высочайший повелитель».
Через высокие двустворчатые, изготовленные из благоуханного кедра двери Кортес со стражниками и Монтесума вступают в огромный зал, декорированный красными и желтыми стягами. Здесь, на низких деревянных скамьях, разделенных посередине широким проходом, сидят члены совета, их лица обращены к расположенному в дальнем конце зала возвышению. Советников много, около трехсот, к ягодицам каждого из них прикреплены два небольших зеркальца - знак занимаемой должности. Трое советников, расположившиеся на помосте (средний слегка возвышается над своими соседями), отличаются величием почти царственным, на стене за их спинами висит большое золотое колесо, украшенное тончайшим филигранным изображением вихря, в центре которого проступают черты богини Чальчиутликуэ. Позы советников выражают напряженное внимание, их руки прижаты к бокам, подбородки вздернуты, глаза устремлены на помост. Кортес трогает одного из советников за плечо - и тут же отдергивает руку. Он стучит по этому плечу костяшками пальцев и слышит гулкий, пустотелый звук.
- Глиняные горшки,- говорит он Монтесуме.
Монтесума подмигивает. Кортес начинает хохотать.
Монтесума начинает хохотать. Кортес захлебывается истерическим смехом. Кортес и Монтесума носятся по огромному залу, по проходу и между скамейками, прыгая на колени то одной, то другой глиняной куклы, сшибая некоторые из них на пол, разворачивая другие задом наперед.
- Государство это я! - кричит Монтесума.
- Матерь Божья! - кричит Кортес.- Прости этого несчастного невежду, иже не знает, что говорит.
Кортес мягко и дружелюбно помещает Монтесуму под домашний арест.
- Поживите некоторое время со мной, это в ваших же интересах.
- Спасибо, но нельзя ли без этого?
- По вечерам мы будем играть, смотреть кино.
- Народ не поймет.
- Мы заковали Питалпитока в кандалы.
- Мне казалось, что это был Кинталбор.
- Питалпитока, Кинталбора и Тендила.
- Я пошлю им шоколад.
- Идем, идем, идем со мной.
- Людей охватит ужас.
- Что предрекают небеса?
- Не знаю, я разучился понимать их язык.
- Вырезать людям сердце - по сорок, пятьдесят, по шестьдесят за раз.
- У нас здесь такой обычай.
- Южане говорят, что ты взимаешь слишком большую дань.
- А как управлять империей, не взимая дани?
- Господь наш Иисус Христос любит тебя.
- Я пошлю ему шоколад.
- Идем, идем, идем со мной.
Кортес и Монтесума гуляют по набережной вместе с императором Испании Карлом V. Нагруженная двумя корзинками донья Марина следует за ними в почтительном отдалении, в корзинках изысканные яства: икра, белое вино, фаршированные дрозды, желе из стручков окры.
Карл V наклоняет голову, прислушиваясь к словам Монтесумы; Кортес машет метелочкой из золотой проволоки, отгоняя от особы императора маленьких зеленых мошек.
- Неужели не было иного выхода? - спрашивает Карл.
- Я старался сделать как лучше, не теряя чувства юмора и не преступая велений совести,- говорит Кортес.
- Я убит,- говорит Монтесума.
Небо над Теночтитланом темнеет, сверкают молнии, затем с озера приходит дождь.
Неразлучная пара гуляет по набережной, держась за руки; дух Монтесумы укоряет духа Кортеса:
- Почему ты не поднял руку, не поймал тот камень?
НОВАЯ МУЗЫКА
- Что ты сегодня делал?
- Сходил в бакалейную лавку, отксерил коробку английских булочек, два фунта телячьего фарша и яблоко. Вопиющее нарушение закона об авторских правах.
- Ты немного вздремнул, я помню, что…
- Я вздремнул.
- Ленч, я помню, был ленч, после ленча спал с Сузи, затем ты вздремнул, проснулся, так? Пошел ксерить, все так? Почитал книгу, не всю книгу, а только часть книги…
- Поговорил с Хэппи по телефону, посмотрел семичасовые новости, не вымыл посуду, ты не хочешь малость прибрать это безобразие?
- Если ничего не делаешь, а только слушаешь новую музыку, все прочее отходит на задний план, бледнеет, расплывается. Не так ли чувствовал себя Одиссей, когда они с Диомедом задумали украсть у троянцев статую Афины, чтобы те пали духом и проиграли войну? Вряд ли, однако кто знает, какое влияние оказывала новая музыка того далекого времени на своих слушателей?
- Или как она соотносится с новой музыкой нашего времени?
- Можно только строить предположения.
- Ладно. Я тут разговаривал с девушкой, вообще-то разговаривал с ее матерью, но ее дочка очень даже присутствовала, на улице. А дочка, она ну прямо такая, что ты точно захотел бы затащить ее в постель и тискать и целовать, если бы, конечно, ты не был слишком стар. Если бы она не была слишком юной. Сказочно красивая молодая женщина, и она смотрела на меня вроде как обольстительно, весьма обольстительно, я бы сказал, обжигающе, и я заметно вырос в своих глазах, даже сильно вырос в своих глазах, подумал, что я еще вполне… Пока не сообразил, что она просто тренируется.
- Да, я все еще думаю о себе как о молодом человеке.
- Да.
- Чуть староватый молодой человек.
- В этом нет ничего необычного.
- Чуть староватый молодой человек, все еще разыскивающий среди рек и деревьев подходящую напарницу.
- Да.
- Держу себя в чистоте.
- Ты очень чистый.
- Чище очень многих.
- Это не ускользнуло от моего внимания. Твоя чистость.
- Некоторые из этих людей совсем не чистые. Люди, которых встречаешь.
- Что с этим поделаешь?
- Ставь им пример. Будь чистым.
- Секу, секу.
- У меня есть три различные душевые головки. С разной жесткостью струй.
- Обалдеть.
- У меня есть такая, знаешь, финская мочалка, которую надевают на руку.
- Numero unо.
- Педикюр. Это тоже очень важно.
- Ты считаешь, что ты как огурчик, так что ли?
- Нет. Я ощущаю себя старой калошей.
- Чувствуешь себя как разбитая машина на обочине шоссе, лишенная всякой ценности.
- Чувствую себя как мне все это не нравится!
- Ты просто слегка раскис, старик, раскис, вот как это называется, раскис.
- Так как же это вышло, что нам не подносят никаких таких венков из роз с алой шелковой лентой с золоченой надписью на этой хренотени? Как это вышло?
- А черт его знает. Может, мы проиграли?
- Ну, как могли мы проиграть? Как могли мы? Мы!
- Мы держали хвост пистолетом. Могли хоть кому настучать по тыкве, начистить хлебало. И все же, может быть…
- Помню старые денечки, когда мы почти автоматически…
- Да. Почти без усилий…
- Верно. Заходите, коммандер. Ставьте прямо сюда, да все равно куда, дайте я место расчищу. Ставь эту посудину прямо здесь. Одиннадцатифутовый серебряный кубок!
- С великолепной гравировкой, с датами.
- С великолепной гравировкой, с датами. Но это было тогда.
- Так. Помощь ожидается?
- Я позвонил по номеру насчет помощи, и они сказали, что помощи больше нет.
- Я отведу тебя в Затон.
- Чего я там не видел?
- Я отведу тебя в Затон, город новой жизни.
- Может, завтра или еще когда.
- Затон, возвращающий бодрость.
- Слушай, мне как-то не с руки.
- Где можно соприкоснуться с первоосновами, поздороветь даже против своей воли.
- У меня уйма дел.
- Эта пустынная дорога. Она ведет в Затон.
- Нужно прополоть и проредить хлопок, забежать в аптеку.
- Ты бывал когда-нибудь в Затоне?
- Да, я там бывал.
- Затон, город новой надежды.
- Настроить окарину, пришить пуговицу к рубашке.
- Ты много путешествовал? Ты достаточно много путешествовал?
- Я путешествовал, и немало.
- Чтобы вернуться, нужно сперва уйти, это фундаментальная истина.
- Радость возвращения есть высшая из моих радостей. Достигается прогулкой вокруг квартала.
- Затон. Ты видел новую казарму? Для государственной полиции. Они использовали для строительства этот красный камень, который у них там повсюду, очень симпатичное здание, тусклое и красное.
- А полицейским нравится?
- Кто же их спрашивал. Но они вряд ли могли бы… Я насчет что она же новая.
