Вольфрам Флейшгауэр - Три минуты с реальностью
Канненберг открыл ей, помог снять пальто и аккуратно повесил его на плечики. Почему-то было понятно, что такое поведение для него нехарактерно.
Потом они сели на те же стулья, что и два дня назад. Канненберг подал чай, дымившийся уже в чашках на деревянном подносе рядом с компьютером. В его теперешней предупредительности сквозило что-то трогательное. Он вел себя предельно дружелюбно, спросил, как дела у нее на работе, и, казалось, изо всех сил старался избегать истинного повода сегодняшней встречи. И даже когда наконец заговорил о Дамиане, начал издалека:
— Вы познакомились с Дамианом Альсиной по танцевальным делам?
— И да и нет, — ответила Джульетта, обрисовав в общих чертах свою первую встречу с Дамианом в «Хамелеоне».
— Жаль. Он не сказал мне, что будет здесь выступать. Я бы с удовольствием посмотрел.
— Когда он впервые появился у вас?
— В январе прошлого года.
— А по какому поводу?
Он замолчал. Похоже, ему до сих пор претила необходимость сообщить ей какие-то факты.
— Господин Канненберг, два дня назад я пришла к вам, чтобы рассказать все, что мне известно. Но я сделаю это только в том случае, если вы, в свою очередь, поможете мне разобраться в причинах его самоубийства.
Адвокат посмотрел на нее с грустью.
— В Уголовном кодексе такое поведение называется давлением на адвоката, — произнес он.
Джульетта помрачнела. Все бессмысленно. Да и зачем ей все это? В этой истории куда ни плюнь — только тайны или же обстоятельства, о которых никому не положено знать. Почему? Она открыла сумочку и вытащила паспорт.
— Мой друг покончил жизнь самоубийством… — произнесла она и запнулась, — …и я хочу знать почему. — Она умоляюще посмотрела на него. — Неужели вам это непонятно?
Канненберг смущенно отвел взгляд.
— Пожалуйста, помогите мне. Вот мой паспорт. Я подпишу любое обязательство хранить тайну. Только, пожалуйста, скажите, почему Дамиан покончил с собой. Вам ведь это известно или?.. Прошу вас…
— Но я не знаю, почему он покончил жизнь самоубийством, — сказал адвокат. — Хорошо, кое-что я вам объясню. Но вы должны пообещать мне, что никому ничего не расскажете, договорились?
Джульетта кивнула.
— И тогда вы сообщите, где находится Маркус Лоэсс?
Она колебалась. Господи, что все-таки может связывать Дамиана с ее отцом? Где искать эту связь? Она должна все узнать.
— Да, — тихо сказала она. — Обещаю.
— Хорошо. Начнем.
Он нажал кнопку на телефонном аппарате у себя на столе, направил книзу абажур настольной лампы и налил себе чаю.
— Вам известно что-нибудь о недавней истории Аргентины?
— Вы имеете в виду военную диктатуру? Немногое.
Он откинулся на спинку стула, снял очки и протер их.
— Вы знаете, что Дамиан был усыновлен?
— Да. Его нашли.
— Нашли? Это он рассказал вам?
— Нет. Его мать.
— Вы знакомы с его матерью?
— Знакома — это слишком сильно сказано. Но в БуэносАйресе я с ней встречалась. — Она кратко описала свою беседу с госпожой Альсина. — И та рассказала мне, что Дамиана нашли у дверей какого-то дома.
Канненберг промолчал, но записал что-то в блокноте, лежавшем перед ним. Почерк у него был очень разборчивый, и Джульетта с легкостью прочитала: «М.Д. Альсина — младенец — у дверей дома?»
— Вы сказали, госпожа Альсина сама нашла вас в гостинице?
— Да.
— Откуда она могла знать, что вы в Буэнос-Айресе?
Джульетта озадаченно помолчала. Потом вспомнила.
— Наверное, от Ортмана. Это бывший учитель Дамиана. Преподаватель немецкого в школе, где он учился. — И она рассказала о своем разговоре с Ортманом.
Канненберг казался удивленным.
— Вы полагаете, Ортман по своей инициативе известил ее о вашем приезде в Буэнос-Айрес и о том, что вы разыскиваете Дамиана?
— Да. Я ведь даже спросила ее, так ли это, и она подтвердила.
Лицо Канненберга стало серьезным. Наморщив лоб, он едва заметно покачал головой.
— Не может быть, — сказал он наконец.
— Почему? — озадаченно спросила Джульетта.
— Сами увидите. Но всему свое время.
В его блокноте появилась фамилия Ортман.
— Дамиан Альсина родился скорее всего в сентябре тысяча девятьсот семьдесят шестого года в Escuela Mecanica de la Armada, сокращенно ЭСМА, в Буэнос-Айресе. Его мать звали Луиза Эчевери. Ей было двадцать четыре года, но к тому моменту, как он появился на свет, она уже два месяца находилась в лагере ЭСМА.
Услышав это название, Джульетта вздрогнула. ЭСМА. Она слишком хорошо еще помнила ту свою поездку.
— Я слышала слово «ЭСМА» не один раз, — тихо сказала она. — Это ведь какие-то военные казармы в Буэнос-Айресе, не так ли?
— Училище внутренней полиции ВМС. В ЭСМА был организован один из самых страшных пыточных лагерей аргентинской военной диктатуры. Только за ее стенами исчезло около шести тысяч человек. Аргентина может гордиться: в книгу самых бесчеловечных ужасов двадцатого века ею вписана отдельная глава: los despararecidos, бесследно исчезнувшие. Дамиан Альсина — сын исчезнувшей женщины.
Откинувшись на спинку стула, он испытующе смотрел на Джульетту. Джульетта сглотнула, но выдержала взгляд. Как выразилась Линдсей? Освенцим.
— Продолжать?
— Да.
— Луиза Эчевери, мать Дамиана, была схвачена людьми в штатском двадцать четвертого июля семьдесят шестого года на автобусной остановке в центре Буэнос-Айреса. Ее насильно запихнули в машину, и после этого никто ее не видел. Это «исчезновение» описано, поскольку были свидетели, слышавшие крики о помощи. Госпожа Эчевери настойчиво выкрикивала свое имя, пока ударами кулака в лицо ее не заставили наконец замолчать.
— Известно, за что ее арестовали?
— Она была членом профсоюза. К моменту задержания госпожа Эчевери была на последних месяцах беременности, поэтому пытали ее исключительно «щадящими методами». Дети заключенных считались достоянием государства, и, по возможности, им старались сохранить жизнь. Обстоятельства появления ребенка на свет таковы, что человеческое воображение представить их не в состоянии, поэтому подробности я опускаю. Ребенок родился в сентябре. Документы о его рождении были намеренно сфальсифицированы, чтобы затруднить последующие поиски, поэтому точная дата неизвестна. С этого момента о госпоже Эчевери никто ничего не слышал.
Канненберг сделал паузу. Потом снова заговорил:
— В настоящее время известны несколько сотен случаев, когда молодых женщин арестовывали и помещали в пыточные лагеря, где они вынашивали и рожали детей. Новорожденных усыновляли родственники военных и полицейских, работавших в лагере, или люди, приближенные к этим кругам. Матерей убивали. Причем речь идет вовсе не о частных случаях, а о «программе очистки населения от чуждых элементов», как говорили аргентинские военные.
Адвокат снова остановился, глядя на побледневшую Джульетту.
— Вы уверены, что хотите все это знать?
— Да. Прошу вас. Я хочу знать все.
Он вздохнул и продолжил:
— Одна из сокамерниц Луизы Эчевери по имени Аиде Хибайдо после рождения ребенка заботилась о ней в течение тех нескольких часов, которые предшествовали ее «уничто-жению». Потом Луизу увели. Во время родов с нее хоть и не сняли наручники, зато отказались от темной повязки на глазах, которая помешала бы ей видеть лица акушерки, врача и других военных, присутствовавших при родах. Она знала, что это равносильно смертному приговору и она уже не покинет лагерь живой.
Самые разные мысли беспорядочно кружились в голове у Джульетты. Ей стоило большого труда представить себе то, о чем рассказывал адвокат. Наручники. Повязка на глазах.
— Аиде Хибайдо выжила. В тысяча девятьсот восьмидесятом году она вышла из лагеря. Если бы не ее упорные розыски, Джулиана Эчевери, он же Дамиан Альсина, никогда бы не нашли. Первым делом она поехала в Корриентес и отправилась по адресу, оставленному ей Луизой. Аиде Хибайдо нашла там старую, полусумасшедшую женщину, чей муж, оба брата, сыновья и дочь «исчезли» во время диктатуры. Мать Луизы. Всю ее семью истребили. Мужа убили еще во время бунта рабочих табачной отрасли в конце шестидесятых: он был одним из организаторов забастовки. Сыновья, тоже члены профсоюза, в начале семидесятых были похищены неизвестными — их так никогда и не нашли. Когда они пропали, Луиза улетела в Буэнос-Айрес и снова появилась у матери на несколько дней уже после путча семьдесят шестого года. Потом исчезла и она. Старуха дала Аиде несколько фотографий Луизы, ее братьев и своего мужа — фотографии, спрятанные Луизой у нее в доме в ее последний приезд.
— Когда это происходило? — спросила Джульетта.
— Социальные беспорядки, предшествовавшие диктатуре, начались еще в шестидесятых. Видите ли, северо-восточная часть провинции Корриентес — все еще забытая Богом область. Там нет никакого понятия о правах человека, там настоящий ад — бедность, произвол властей, постоянное насилие с их стороны по отношению ко всем и каждому, кто хоть в малейшей степени стремится изменить ужасные обстоятельства своей жизни. Жители провинции — бесправные рабы на своей же земле. Впрочем, такова ситуация во многих латиноамериканских странах.
