Катя Миллэй - Океан безмолвия

— О деревьях, — бросает кто-то с места.

— Деревья там упоминаются. Но стихотворение не о них, — отвечает она.

— Но ведь стихи должны быть короткими, — говорит Тревор Мейсон. — А здесь страниц сто.

— Это гипербола, мистер Мейсон, — замечает мисс Макаллистер.

— Гипер-что?

— Преувеличение, дубина, — бросает Тьерни, поднимает глаза к потолку, затем испускает обреченный вздох. — Из-за тебя наказание заработала.

Мисс Макаллистер подходит к ее парте и выписывает уведомление о штрафных санкциях.

— Ну и кто же оказался дубиной? — произносит Дрю, с усмешкой глядя на Тьерни. Он поднимает голову, видит гневный взгляд мисс Макаллистер, которая по-прежнему стоит у ее парты с бланками уведомлений в руке. Снова переводит взгляд на Тьерни. — Да, знаю. Давайте и мне.

— Итак, кто ответит на поставленный вопрос? — Мисс Макаллистер вручает уведомления и возвращается к своему столу.

Даже если бы я не смотрела на класс, я услышала бы, как все головы одновременно повернулись в сторону Джоша, когда он поднял руку. Даже мисс Макаллистер в недоумении.

— Джош? — неуверенно произносит она.

Какое-то время он молчит, в лице — боль, будто он уже жалеет, что привлек к себе внимание.

— Это стихотворение о неодолимом желании исправить прошлое, — наконец отвечает он, не поднимая глаз от листа бумаги на парте. Я чувствую, что, произнося слова своего деда, Джош обращается ко мне, хоть и не смотрит на меня. — Автор не ценит красоту жизни и окружающего мира, и этот мир втаптывает ее в землю; умирая, она сознает, что при жизни все принимала как должное, не замечала всей этой красоты. Она умоляет дать ей еще один шанс пожить и насладиться красотой.

Я перевожу взгляд с Джоша на мисс Макаллистер. Она смотрит на него с гордостью и умилением; примерно так же на него смотрела и миссис Лейтон. Но, по-моему, мисс Макаллистер восхищена даже не столько ответом Джоша, сколько тем, что он вообще решил дать ответ.

— И что — получает автор еще один шанс? — спрашивает мисс Макаллистер у Джоша, а я в панике упираюсь взглядом в плакат с литературными терминами в ожидании отпущения грехов. Его слова я едва расслышала.

— Да, получает.

Только в среду я снова увидел ее вне школы, да и то она на меня почти не смотрит. В принципе ничего не изменилось, разве что до прошлых выходных я чувствовал себя жертвой сложившихся обстоятельств, а теперь — в меньшей степени.

Уже одиннадцать часов. Я давно торчу в гараже, но занимаюсь всякими мелочами. Два раза переложил инструменты в ящике, сейчас подметаю опилки. Я как-то не настроен заниматься чем-то серьезным, но у меня есть перечень того, что нужно сделать, и этот список растет, и надо бы приступить к делам. За последние полтора месяца у меня было больше времени для работы, чем за многие предыдущие, вместе взятые, но я почти ничего не сделал.

Иду в дом, варю себе чашку кофе, возвращаюсь с ней в гараж, решив начать работу над приставным столиком, который я обещал сделать миссис Лейтон. Должно быть, я устал сильнее, чем думал: открыв дверь, сразу вижу ее незагорелые ноги в ботинках с металлическими носками; она болтает ими, сидя на верстаке.

— Ты кофеман. От кофеина трудно отвыкнуть.

— Тогда не буду и пытаться.

Она кивает. Я хочу спросить ее, зачем она пришла, но я рад ее появлению, и на несколько минут мне хочется сделать вид, что все по-прежнему. Может, и она этого хочет.

— Вообще-то кофеин замедляет рост.

— Не знал, что тебя это волнует.

— Только в отношении некоторых органов, — отвечает она с усмешкой.

Я улыбаюсь в ответ, но улыбка получается слабенькая, я понимаю, что не хочу обмениваться с ней шутками. Особенно такими. Мне это напоминает обо всем, что случилось в ту ночь, и о том, что с того момента все пошло наперекосяк, и хотя мне очень хочется притвориться, что все стало как прежде, я недостаточно искусный актер.

— Кофе помогает мне не заснуть, — отвечаю я, не обращая внимания на ее намёк.

— А ты ляг и спи.

— Я плохо сплю в последнее время, — честно отвечаю я.

— Может, из-за кофеина. Замкнутый круг.

— Ну вот ты кофе не пьешь. А спишь нормально?

— Согласна, — тихо говорит она.

— И на том спасибо. — Какой вежливый разговор, и какой дурацкий.

Она спрыгивает с верстака, подходит ко мне. Синяк почти прошел, но сейчас он не замазан кремом, как в школе, и его видно. Я борюсь с желанием осторожно потрогать его, а потом побежать домой к Кевину Леонарду и поставить ему еще четыре таких же фингала.

— Дай-ка. Попробую еще раз. — Она протягивает руку к чашке, которую я держу.

— Если хочешь попробовать, положи туда немного дерьма.

— Как заманчиво.

— Я пью черный. Ты не станешь. Твои вкусовые рецепторы не принимают несладкое.

— Дай сюда, козел. — Я отдаю ей чашку, она набирает полный рот кофе и кривится от горечи. — Ну и дрянь.

— Привыкнуть надо, — говорю я, пожимая плечами, и забираю у нее чашку. Она отдает ее мне и содрогается, как бы пытаясь избавиться от вкуса во рту. Я силюсь сдержать улыбку.

— Не хочу. — Она чешет нос, снова садится на верстак. Тут же начинает болтать ногами, и я понимаю, как легко просто сидеть здесь, забыв обо всем, что случилось. Но каждый раз нам придется возвращаться на наш последний рубеж, ведь никакие проблемы мы не решили, и ответов на вопросы у меня нет. Может, хотя бы раз не идти у нее на поводу, не позволять ей диктовать свои условия просто из-за страха ее потерять. Я не могу забыть, как она себя вела, не жду, что она простит меня, и как быть дальше, не знаю.

— Это не то, — говорю я, наблюдая, как она выводит свое имя в пыли на верстаке. — Невозможно делать вид, что ничего не случилось… что все нормально.

— Знаю, — отзывается она, поднимает голову и смотрит мне в глаза, как мне кажется, с надеждой. — А вдруг получится.

Она пробыла у меня еще два часа. Отмеряла и размечала для меня доски, а я отпиливал. Мы не говорили ни о нас, ни о Кевине Леонарде, ни о Ли, ни о травмах руки, ни о тех, кого мы потеряли, ни о давних событиях. Говорили о предметах мебели, инструментах, кулинарных рецептах, художественных конкурсах, занятиях по риторике. Знакомые и удобные темы. В наших отношениях по-прежнему остается некая незавершенность, и вечно игнорировать это нельзя, но сегодня можно. А вдруг получится.

Во втором часу ночи я отвожу ее домой. Мы сидим в моей машине, молча смотрим на входную дверь ее дома. Сегодня что-то чуть-чуть изменилось к лучшему, и нам не хочется расставаться. Я кладу свою руку ладонью вверх рядом с ней на сиденье, Настя не раздумывая накрывает ее левой рукой, которую я сжимаю.

Глава 52

Не могу сказать, сколько мы уже сидим в машине Джоша, держась за руки, окутанные темнотой и облаком невысказанных сожалений. Но достаточно долго. За это время я успеваю понять, что никакие истории и тайны на свете не стоят этой возможности — сидеть с ним рядом, держать его за руку.

Глава 53

Я много думаю обо всех мелочах, которые произошли в тот день, когда на меня напали, и о том, как любая из этих мелочей могла бы все изменить. Думаю, сколько тысяч переменных позволили ему наткнуться на меня в тот день и существует ли столько же переменных, которые помогут мне найти его.

Клэй заехал за мной в восемь утра. Он в брюках и рубашке с длинным рукавом, и это совсем не похоже на привычный мне артистически неряшливый стиль. Да и я, должно быть, выгляжу для него непривычно. Сегодня я — в большей степени Эмилия, впервые за много месяцев. Не уверена, что это соответствует моему внутреннему состоянию, но не так сильно противоречит ему, как прежде.

Я оглядываю Клэя с головы до ног, снова поднимаю глаза, восхищенно наклоняю голову набок.

— Ты тоже, — произносит он, открывая для меня дверцу машины. Не совсем понимаю, зачем он меня пригласил. Сказал, что хочет показать, ради чего я так долго позировала, отсиживая задницу, но ведь все эти работы я уже видела. Вряд ли в них что-то прибавится или убавится, если их повесить на стену.

Выставка открывается в девять часов, все финалисты должны зарегистрироваться и записаться на собеседование до десяти. Ехать чуть больше часа, успеем. У Клэя собеседование в одиннадцать, и у меня есть время походить по выставке, посмотреть на работы его конкурентов, хотя не могу представить, какие у Клэя Уитакера могут быть конкуренты.

— На. — Клэй подключает к автомагнитоле карманный плеер и протягивает его мне. — Я подумал, что в дороге нам понадобится музыка, раз уж все интересные темы для разговора мы исчерпали. Выбирай, что будем слушать.

Да не хочу я ничего выбирать. Хочу прислониться к оконному стеклу, закрыть глаза, представляя, что еду в итальянский ресторан в Брайтоне. Включаю плеер, отыскиваю первый список композиций, нажимаю на него. Пусть играет, лишь бы не классическая музыка и не тоскливые песни о любви.