Юрий Григ - Пусть умрёт
И с изумлением постигли – перед ними открылась вся Вселенная. Звезды потеряли свои колючие лучики и превратились в ослепительные белые точки. Луна продолжала неистовствовать.
Тогда, не ослабляя объятий, они ринулись в бездну, зияющую под их ногами. Они мчались все быстрее и быстрее, набирая умопомрачительную скорость. Вот и Луна пронеслась мимо, а они всё падали и падали... И были готовы к тому, что им суждено неизбежно разбиться в прах о земную поверхность. Но об этом они не думали – страх исчез.
Музыка звучала все громче и громче, постепенно заполняя все их существо.
Обнаженные тела в свете луны казались изваянными из чистого серебра. Волосы Геры развевались за ее спиной в потоках налетающего воздуха...
Они упали в море.
Вода расступилась перед ними и бережно приняла в свое лоно, охладив разгоряченные тела, обласкав бирюзовыми струями кожу, умиротворив душу.
«Успокойся, всё будет хорошо, успокойся, успокойся и ты – успокойся, прошу тебя», – уговаривали они друг друга…
Всё хорошо, любимый, всё хорошо... Всё будет хорошо.
Голова Алёны покоилась на плече Александра. Она посмотрела мимо него куда-то вдаль и мечтательно промолвила:
– Я только что побывала в космосе.
– Знаю, – сказал он ей, – я был там с тобой.
– До этого я никогда там не бывала.
Он внимательно посмотрел на нее. Она была прекрасна. Любые слова были бы лишними сейчас.
«Помолчи, ничего не говори», – во взгляде ее была мольба.
«Я подожду, я понимаю, не беспокойся...» – беззвучно шептали его губы.
«Спасибо, любимый, я счастлива безмерно. Жаль только – счастье так мимолетно», – так же беззвучно отвечала она.
«Это не так. Ты будешь счастлива вечно», – пытался переубедить он ее. Но она, горько усмехаясь, говорила:
«Дурачок, вечного ничего не бывает. И ты знаешь это не хуже меня...»
«Нет, нет... Верь мне».
«Я боюсь за тебя, любимый. Эти люди… они способны на всё. Ты пытаешься проскочить невредимым между безжалостными, бездушными каменными жерновами...»
«Не бойся, со мной всё будет в порядке».
«Но я боюсь! Я вдруг стала за тебя бояться. И ничего не могу с этим поделать. Я полечу с тобой...»
«Это опасно».
«А! Вот видишь! Ничего не хочу слышать – прилечу в Нью-Йорк через пару дней. «Многократка» у меня открыта. Так что вы с Филом можете на меня рассчитывать».
Глава XVII АНАЛИЗ ПО-МАНХЭТТЕНСКИ + СИНТЕЗ ПО-РУССКИ
Анализ – процедура мысленного, а часто также и реального расчленения предмета (явления, процесса)…
Синтез – соединение различных элементов, сторон объекта в единое целое…
БСЭ
Джей-Эф-Кей не принимал.
Все-таки даже западная техника не всемогуща. Вот сгустился туман плотнее, чем обычно, и... Как ни крути, а против природы не попрешь!
Их направили в Ла Гуардию.
Максимов окончательно проснулся и с интересом наблюдал в иллюминатор, как самолет, снова набрав высоту, чтобы не зацепиться за небоскребы, заглянул за кулисы Манхэттен-скайлайн. Он неоднократно видел эту картину, но каждый раз вновь любовался островом, с высоты птичьего полета похожим на рассекающий воду линкор с палубными надстройками, мачтами и бассейнами на верхней палубе.
Обогнув «линкор» со стороны Ист-Ривер, боинг нырнул в пузатое облако, проткнул его без труда, как карандаш моток сахарной ваты, и вынырнул уже в сотне метров над посадочной полосой.
Дружище Фил не встретил его, поскольку не обладал даром телепортации и, следовательно, не мог мгновенно переместиться из одного аэропорта в другой.
– Бери такси, бадди, и дуй на 42-ю. Надеюсь, адрес ты не забыл, – наставлял он Максимова, едва тот успел получить свой багаж.
«Все-таки приятно, – думал Максимов, – пролететь полмира, выйти из самолета и тотчас услышать, как звонит телефон и кто-то, почти родной, о тебе беспокоится».
– О;кей, Фил, можешь не волноваться. Через час буду. Это же не Москва. Кстати, неплохо было бы для начала заехать в отель – принять душ, выпить чашечку кофе...
– Душ, в принципе, можешь принять в офисе. Кофе – абсолютно не проблема.
– Ты не понял, Филипп – я имею в виду кофе. Повторяю по слогам для особо непонятливых: ко-фе. И непременно в настоящей кофейной чашечке из массивного фарфора. А не ту смазку для швейных машинок, которую за доллар выплевывает в бумажный стакан ваш офисный автомат. Будь я вашим хозяином, давно бы отправил его в металлолом… Ты что замолк, Фил?..
– Понял, понял, Алекс… Просто вдруг пришло в голову, что ты представитель страны, в которой совсем недавно под названием «кофе» подавали напиток, изготовленный из приправленного цикорием овса. Зато теперь вы самые непревзойденные ценители кофе... и не только кофе. Но... – Фил выдержал многозначительную паузу, – сегодня будешь пить то, что дадут, бадди.
– К чему такая спешка, Фил?
– Не забывай – ты в Америке, Алекс.
– И все же?
– У нас запланирована встреча с денежными мешками. Сегодня, в четыре пи-эм здесь, в офисе на 42-й. Я думаю, для тебя эта встреча тоже будет интересна – именно за их счет мы будем удовлетворять свое любопытство. Но вначале мне необходимо рассказать тебе кой о чём. То есть, потребуется время, которое нам придется вычесть из запланированного тобой на удовлетворение своих гедонистических инстинктов. Не расстраивайся – это не навсегда, всего лишь до вечера. I am sorry so much for you, Alex!
– Agreed[20]
В редакции на 42-й царила привычная суматоха. Было совершенно непостижимо, с какой целью все эти люди вбегали и через минуту выбегали из офиса, носились, как полоумные по помещению, трясли друг перед другом пачками бумаги, компакт-дисками, флэшками и другими носителями информации. Максимов, побывавший здесь не раз, шествовал сквозь нескончаемый зал, до отказа забитый столами с сидящими за ними и на них сотрудниками, с удовольствием отвечая на приветствия. Грело душу, что его физиономия многим знакома.
В стеклянном отсеке, похожем на аквариум, из которого спустили воду и который Синистер гордо называл своим кабинетом, было сравнительно тихо.
«Что ты делаешь, когда тебе нужно почесать свой зад, Фил?» – спрашивал своего друга привыкший к отечественным толстостенным кабинетным бастионам Максимов. «У меня редко чешется задница, Алекс. Я имею привычку каждый день принимать душ», – отвечал друг.
Но, надо отдать должное, средство для создания относительного уединения существовало – жалюзи, развешанные по всему стеклянному периметру. Впрочем, использовать их по назначению считалось дурным тоном, и сквозь аквариум из зала были видны толпившиеся за окном «гималаи» небоскребов.
Они устроились в креслах, и гость получил обещанный суррогат напитка, налитый для него в виде исключения в настоящую фаянсовую кружку, которую удалось найти у престарелой красотки Женевьевы. Урожденная француженка, она когда-то выскочила замуж за американского туриста, приехавшего поглазеть в Париж на Сакре-Кёр, Эйфелеву башню и другие набившие оскомину столичные достопримечательности. Турист, некто Фред Ставински, оказался журналистом и притом таким успешным, что со временем сделался главным редактором, а впоследствии практически единоличным владельцем издания, где раньше работал в качестве рядового репортера. Французскую жену свою навечно приковал цепью к «галерам» в образе кресла сотрудника в редакции того же издания. Стоит ли говорить, что изысканное европейское воспитание давало ей право глубоко презирать одноразовую посуду.
– Я хочу тебе напомнить ту историю с Бурна-Тапу, Алекс, – приступил к делу Синистер, глядя, как его друг потягивает кофе из кружки Женевьевы.
– Можешь не тратить свое драгоценное время. Я хорошо помню все, что ты мне рассказывал, – ответил Максимов.
– Тогда ты должен помнить, что там была одна проблема.
– Какую ты имеешь в виду?
– Неясно, откуда там взялись «МиГи».
– Помню, помню. Что дальше?
– Кажется, появилась зацепка.
– Продолжай, пожалуйста...
– Посмотри, что я раскопал.
Фил повернул к Алику свой ноутбук так, чтобы тому было удобней смотреть на экран, и стал елозить мышью по столу. Картинки сменяли друг друга, пока не появился интернет-сайт какой-то фирмы в светло-зеленых тонах. Фил кликнул мини-ладошкой в трехцветный российский флажок.
– Вот, читай, здесь по-русски. На мой взгляд, текст идентичен английскому. На всякий случай ты тоже сравни – это очень важно.
