Юрий Григ - Пусть умрёт
Глава XVI НОЧЬ
Amor omnibus idem[18]Вергилий
…Да, говорю я вам, достоверно известно – были в Вечном Городе два человека, которые не сомкнули глаз в ту достопамятную ночь.
Лишь только Никта[19] простерла над Римом свое покрывало, гроза, подхваченная ветром с Тирренского моря, умчалась так же внезапно, как и налетела. В ветреном небе, между обрывками посеребренных лунным светом туч, стремительно мчащихся на восток, вспыхнули первые звезды.
И когда Морфей овладел городом в полную силу, сморив даже ночных разбойников, Гера незаметно выбралась из дома.
Непреодолимая сила влекла девушку и не подчинялась ее собственной воле, заставляя забыть об опасности.
С самого начала, с того самого дня, когда она впервые увидела Александра на учебном плацу в гладиаторской школе, он стал единственным дорогим человеком в ее маленьком мире. Она убедила Агриппу, что увлеклась боями, и под этим предлогом часто посещала училище. Там она делала вид, будто с интересом наблюдает за учебными сражениями, хотя ее единственной целью было видеть Александра.
Девушка разговаривала с гладиаторами, расспрашивала их о приемах боя, просила даже показать, как нужно держать меч и защищаться. Но чаще всего ее учителем как бы случайно оказывался Александр.
Ланисту она умасливала мздой, которую тот охотно принимал, в ответ глядя сквозь пальцы на прихоть наложницы богатого патриция.
А сегодня ей удалось обмануть охрану. По правде говоря, никого и обманывать-то особенно не пришлось – стоило хозяину дома, утомленному возней с двумя юными девами, смежить усталые веки, стражи не замедлили завалиться на боковую.
А Гера, переодевшись на всякий случай в одежду, одолженную у верной служанки, бесшумно выскользнула из дома. Она рассудила, что до утра ее никто не хватится. Вся ночь была в ее распоряжении…
На отмытых недавним долгожданным дождем улицах было спокойно. Измученный двухнедельной непрекращающейся жарой и внезапно овеянный прохладным ветром, принесенным с запада, город наконец-то уснул. Время полуночного караула вигилов уже миновало, а до следующего оставалось еще два часа.
Сердце девушки трепетало. Ей казалось, что его удары были настолько громкими, что вот-вот разбудят весь квартал.
Проделав недолгий путь по узким переулкам, укутанная в черный плащ Гера, вышла на длинную узкую улицу и ускорила шаг.
Через несколько минут она остановилась у двери, находящейся в центре длинной высокой стены под каменной аркой в форме вьющейся виноградной лозы, усыпанной спелыми бурыми гроздьями.
Девушка оглянулась и, убедившись, что ее никто не преследует, скрылась в чернильной темноте арки. Через секунду она оказалась во внутреннем дворике.
Внезапно из темноты перед ней возник темный силуэт. В свете луны он казался тенью, лишенной черт. Но девушка не испугалась. Наблюдай кто-либо за ней в тот час, в свете луны он бы смог разобрать, что между ней и тенью произошел короткий разговор, если верить в то, что с тенью можно вести беседы. Потом некий предмет, напоминающий увесистый мешочек, в котором что-то негромко звякнуло, перекочевал из ее рук в руки незнакомца.
Встреча сия длилась недолго, и вскоре два силуэта, один из которых принадлежал Гере, в лунном свете тоже превратившейся в тень, пересекли дворик.
Они вошли под колоннаду и проследовали мимо длинной вереницы дверей, у одной из которых неизвестный растворился в чернильной темноте, оставив девушку одну.
Помедлив мгновение, чтобы успокоиться, она глубоко вздохнула и решительно переступила через порог.
– Гера! – воскликнул Александр, когда девушка, скинув плащ на пол, предстала перед ним. – Как ты сюда попала!?
Было непонятно, чего больше в его возгласе – удивления, беспокойства за любимую или радости.
– Я пришла... – начала она, но не смогла закончить – от волнения перехватило дыхание.
– Ты не должна была этого делать. Твой хозяин... если он узнает...
- Я не могла иначе... О, боги! – вскрикнула девушка, невольно приложив ладонь к губам. – Ты ранен?
Она опустилась на колени, взяла его руку и нежно поцеловала ее.
– Пустяки, – успокоил он, – всего лишь царапины. Рана уже успела затянуться... Но как ты нашла меня, как узнала, что я здесь?! Ты не должна была приходить.
Она не дала ему закончить:
– Один человек передал мне, что на время праздника гладиаторов переводят из Фиден сюда, в город.
– Кто этот человек?
– Маркус.
– Ланиста?! – воскликнул в изумлении гладиатор. – А ты не боишься, что он сообщит хозяину?
– Мне пришлось заплатить дважды, – усмехнулась Гера, – один раз, чтобы он развязал свой язык, а второй – чтобы держал его на привязи... Разве не смешно? Деньги могут всё. Но если он даже и проговорится…, что ж – я готова понести любое наказание.
– Нет... тебе лучше забыть меня, Гера, – проронил он, обняв девушку за плечи.
Склонившись к ее голове, он услышал легкий аромат нарда, который источали ее умащенные благовониями волосы.
– Я всего лишь презираемый всеми гладиатор, хуже любого раба, – с горечью продолжал он. – Мое предназначение – умирать на потеху другим. Мне будет отказано даже в почетном погребении. Как опозоренным самоубийцам...
– Молчи! Отныне – ты мой единственный повелитель! Тобой восхищается весь Рим. А все они... они, – она задохнулась от волнения, – ...презирают тебя из зависти! Из зависти, что не могут сражаться так же бесстрашно и искусно, как ты! О тебе говорят на всех площадях – все, от мальчишек на улицах до сенаторов и самого императора. Не забывай, что даже императоры выходили на арену снискать славу у простого народа...
Она прикоснулась к его губам – жаркое дыхание ожгло ей ладонь.
Он что-то шептал, почти бессвязно – опять о том, что раны его пустяковые, и не стоит беспокоиться из-за царапин...
А она снова пала перед ним на колени, пытаясь целовать его руки. Он поднял ее за локти, тела их соприкоснулись, и нечто, подобное электрическому разряду, заставило их содрогнуться. Голова кружилась, как от хмельного вина.
Она жаловалась на судьбу и на то, что боги несправедливы к ним, если не дозволяют быть вместе. Она говорила, что умирает вместе с ним каждый раз, когда он отражает очередное нападение на арене, и что каждый удар врага устремлен ей в сердце.
Он успокаивал ее и говорил, что с ним ничего не случится, но страх за нее лишает его сна...
– Не бойся за меня, – шептала она.
– И ты не бойся за меня, – вторил он ей.
Откуда-то доносилась музыка, но музыкантов не было видно. Он спрашивал, обдавая ее жарким дыханием, слышит ли она ее, а она, смеясь, отвечала: «Да, слышу».
В голове плыл сладкий туман. Мысли его путались.
– И у меня тоже, – шептала она ему на ухо.
Внезапно они почувствовали, что тела их наполняются каким-то легчайшим веществом. И когда вещество это вытеснило последние остатки материи, они стали невесомыми и с удивлением осознали, что отрываются от Земли и взмывают в звездное небо, туда, где полная Луна, извергая из своих недр потоки расплавленного серебра, мчалась сквозь редкие рваные облака. Но и они не могли затмить ее сумасшедший свет, заливающий серебряными реками городские кварталы.
О, если бы эти двое смогли оторваться друг от друга и бросить взгляд вниз! Они бы осознали, что этой ночью в мире осталось только два цвета – черный и серебряный. С головокружительной высоты они увидели бы стремительно исчезающий внизу город, похожий на нагромождение серебряных кубиков, раскиданных ребенком, которого сморил сон.
Если бы они обратили свои взоры вверх! Они узрели бы летящую навстречу бешеную Луну, похожую на исполинскую сиракузскую тетрадрахму с ликом Посейдона, охваченную метелью из сверхъестественно ярких звезд.
Но они были не в силах оторвать взглядов друг от друга. Но они чувствовали! Вне всяких сомнений, чувствовали, как непреодолимая сила влечет их ввысь, за пределы атмосферы, где не хватает воздуха, чтобы дышать, где закипает кровь и микроскопические пузырьки бегут по венам, проникая во все уголки их тел.
Но это ничуть не страшило.
Уже и город превратился в едва заметное пятно.
Уже и облака остались далеко-далеко внизу...
Они вознеслись на головокружительную высоту. Даже выше... гораздо выше самой Луны, которая сегодня была такой необузданной. Она оказалась у них под ногами.
И в апогее застыли на мгновение.
И с изумлением постигли – перед ними открылась вся Вселенная. Звезды потеряли свои колючие лучики и превратились в ослепительные белые точки. Луна продолжала неистовствовать.
