Эрик Сигал - История любви
Что? Я не ослышался? По тому, как она осеклась, я сразу понял: Дженни сказала больше, чем хотела.
– Кто, прости?
– Надя Буланже. Знаменитый преподаватель музыки. Она живет в Париже.
Последнее слово она произнесла нечетко.
– В Париже? – ошеломленно повторил я.
– Она нечасто берет учеников из Америки, но мне повезло. К тому же стипендия замечательная.
– Дженнифер… Ты едешь в Париж?
– Я ведь никогда не была в Европе – жду с нетерпением!
Я схватил ее за плечи. Наверное, это было слишком грубо.
– И давно ты собираешься в Париж?
Единственный раз в жизни она отвела взгляд.
– Оливер, не дури! – сказала она. – Все равно ничего не выйдет.
– Что не выйдет?
– Окончим университет, и каждый пойдет своей дорогой. Ты поступишь в Школу права, а я…
– Постой, постой. Ты что несешь?
Теперь она посмотрела мне в глаза. И в ее глазах отразилась печаль.
– Оливер, ты – сын миллионера, а я кто? Социальное ничтожество.
Я не отпускал ее.
– Это-то здесь при чем? Мы вместе. Мы счастливы.
– Да ладно тебе придуриваться! – повторила она. – Гарвард – все равно что большая куча подарков к Рождеству. И я – твой самый классный подарок. Но каникулы кончились… и пора от меня избавиться. – Она запнулась, но через мгновение продолжила: – То есть мне пора вернуться туда, откуда пришла.
– Я не понял, ты что, собираешься назад, в Крэнстон, помогать отцу печь булки?
Последняя реплика выдала все то отчаяние, которое меня охватило.
– Пирожные, – поправила она. – И, пожалуйста, не издевайся над отцом.
– А ты не оставляй меня, Дженни. Прошу! – Я чуть не плакал.
– Но как же моя стипендия? А чертов Париж, где я так никогда и не побываю?
– А как тогда быть с нашей свадьбой?
Я что, правда только что произнес это?..
– А кто говорит о свадьбе?
– Я. Здесь и сейчас.
– Ты хочешь на мне жениться?
Дженни склонила голову набок и без тени улыбки поинтересовалась:
– Почему?
Я смотрел ей прямо в глаза:
– А потому что.
– А, – сказала она. – Серьезная причина.
Она взяла меня за руку (а не за рукав, как раньше), и мы пошли вдоль реки. Похоже, темы для разговора кончились.
7
Дорога от моста Тобина в Бостоне[15] до Ипсвича (штат Массачусетс) обычно занимает минут сорок. Впрочем, это еще зависит от погоды и от того, как вы водите машину. Были случаи, когда я доезжал и за двадцать девять минут. Некий выдающийся банкир из Бостона хвастался, что ему это удалось быстрее, но, знаете, трудно отделить реальность от бахвальства, если речь идет о таком маленьком временном промежутке. Лично я и двадцать девять минут считаю беспрецедентным результатом – все-таки светофоры на шоссе № 1 никто не отменял.
– Ты гонишь как сумасшедший! – произнесла Дженни.
– Мы же в Бостоне! – ответил я. – Здесь все так водят.
Мы как раз стояли в этот момент на светофоре.
– Такими темпами мы разобьемся еще до того, как нас прикончат твои родители!
– Слушай, Джен, да мои родители – прекрасные люди.
Загорелся зеленый свет, и меньше чем за десять секунд я снова разогнал машину до шестидесяти миль в час.
– Неужели? И Сукин сын тоже?
– Кто?
– Барретт-старший.
– А, папуля! Просто душка. Он тебе точно понравится!
– Откуда ты знаешь?
– Да он всем нравится.
– Тогда тебе-то он чем не угодил? – удивилась Дженни.
– Именно тем, что его все любят, – ответил я.
Зачем я вообще повез ее знакомиться с родителями? Неужто мне так важно было получить благословение мистера Каменное Лицо? Нет, причины, конечно, были совсем иными. Во-первых, так хотела Дженни («Оливер, так принято»), а во-вторых, Оливер Барретт Третий все-таки был моим банкиром. В прямом смысле этого слова: он платил за мое обучение. Вот я и подумал, что ему стоило бы знать о моем намерении.
Значит, должен быть воскресный обед. Ведь так же полагается? Черт побери, как назло, всем приспичило куда-то поехать, и дорога превратилась в одну сплошную пробку!..
Наконец я свернул на Гротон-стрит, улицу моего детства, по которой я гонял с тринадцати лет, не сбавляя скорости на поворотах.
– Надо же, ни одного дома, – сказала Дженни. – Здесь что, одни деревья?
– Все дома – за деревьями, – ответил я.
На Гротон-стрит надо внимательно смотреть по сторонам, иначе можно пропустить нужный поворот. Собственно, так со мной в этот раз и произошло. Я спохватился только через триста ярдов и вдавил педаль тормоза.
– Ну, и где мы? – спросила Дженни.
– Проехали поворот, – буркнул я, попутно выругавшись.
В этом возвращении, в этих трех сотнях ярдов, отделявших нас от поворота к моему дому, было нечто символическое. Во всяком случае, въезжая во владения Барреттов, я сбавил скорость.
От Гротон-стрит до Довер Хаус, по меньшей мере, полмили. А вдоль дороги по обеим сторонам… в общем, много чего понастроено. Думаю, впечатление все это производит шикарное, особенно в первое мгновение.
– Вот дьявол! – воскликнула Дженни.
– Что такое, Джен? – спросил я.
– Стоп, Оливер. Останови машину!
Я заглушил мотор. Она впилась пальцами в кожу сиденья.
– Я, конечно, пыталась представить твой дом, но не думала, что здесь все так…
– Так – это как?
– Роскошно. Зуб даю, у вас сотни слуг!
Я хотел дотронуться до ее щеки, но обнаружил, что ладони вспотели (это на меня совсем не похоже), поэтому ограничился парой ободряющих фраз:
– Расслабься, Джен. Все будет в порядке.
– Вполне возможно, только мне что-то хочется превратиться в какую-нибудь Эбигейл Адамс, белокожую протестантку англосаксонских кровей.
Остаток пути мы проехали молча. Выйдя из машины, направились к парадному входу, и я нажал кнопку звонка. Пока нам открывали, Дженни снова ударилась в панику.
– Давай смоемся, пока не поздно, – предложила она.
– Лучше останемся и поборемся, – возразил я.
Интересно, мы оба говорили всерьез?
Наконец, дверь открыла Флоренс, старая добрая экономка семейства Барреттов.
– О, мастер Оливер, – обрадовалась она. Боже, как я ненавижу, когда меня называют «мастер». Это звание подчеркивает унизительное различие между мной и Барреттом-старшим!
Флоренс сообщила, что папа с мамой ждут нас в библиотеке. Мы вошли в холл, и Дженни как завороженная вперила взгляд в портреты на стенах. Некоторые принадлежали кисти Джона Сингера Сарджента[16] (в частности, знаменитый портрет Оливера Барретта Второго, который иногда можно увидеть в Бостонском музее). Но, думаю, еще большее впечатление на Дженни произвело то, что среди моих предков были не только люди с фамилией Барретт. Несколько представительниц женской линии рода Барреттов, удачно выйдя замуж, произвели на свет таких личностей, как Барретт Уинтроп, Ричард Барретт Сьюэлл и, наконец, Эббот Лоуренс Лаймен. Который, кстати, сумел поступить в Гарвард и даже получить Нобелевскую премию по химии, причем без частицы «Барретт» в своем имени!
– Милостивый Боже! – продолжала Дженни. – Похоже, половину зданий Гарварда построили твои предки.
– Это все ерунда, – сказал я.
– Я не знала, что Барретты и к лодочной станции в Сьюэлле имеют отношение.
– Да, в моем роду хватает бревен и камней.
В самом конце длинного холла с портретами, перед поворотом к библиотеке мы увидели стеклянную витрину с трофеями. Спортивными трофеями.
– Какие они красивые! – воскликнула Дженни. – Никогда не видела ничего подобного: как будто и впрямь из золота и серебра!
– Вообще-то да, – с некоторой долей неловкости ответил я.
– Надо же! И все твои? – изумилась Дженни.
– Нет. Папины.
Оливер Барретт Третий не стал призером Олимпиады 1928 года. Однако он одержал победу в паре других известных соревнований по гребле. Вернее, во многих. И теперь Дженни ошеломленно взирала на начищенные до блеска доказательства его успехов.
– В Крэнстоне есть Лига боулинга, так даже там такие штуки не вручают, – тихо произнесла она. И тут решила бросить камешек в мой огород. – Оливер, а у тебя кубки есть?
– Конечно.
– Тоже под стеклом?
– Нет, под кроватью. В моей комнате.
Она одарила меня своим многозначительным взглядом и прошептала:
– Потом покажешь, ладно?
Не успел я проникнуться смыслом этого заманчивого предложения насчет кровати, как нас прервали.
– А, вот и вы! Приветствую!
Типичное сукинсынство – Барретт-старший предстал перед нами собственной персоной.
– Здравствуйте, сэр, – сказал я. – Это – Дженнифер…
– А, привет, привет.
Я еще не успел представить Дженни, как отец уже жал ей руку. Я заметил, что сегодня он сменил свой костюм директора банка на нечто более элегантное – спортивный пиджак из кашемира. На лицо же, которое обычно придавало ему сходство с каменным изваянием, папуля налепил коварную улыбку.
– Входите и знакомьтесь, это – миссис Барретт.
