Андрей Диченко - Культ сала
Перед ним, повернувшись лицом, стоял молодой парень. Вите хватило нескольких секунд, чтобы разглядеть его густые брови и ясные, но в данный момент чем-то омраченные голубые глаза. Почтальон пробежался по нему взглядом и заметил, что тот был одет в тесную синюю форму, а, кроме него, в помещении находилась девушка в юбке и простом черненьком свитерке. По ее нарумяненным щекам стекали слезы… Парень в форме НКВД отвернулся и сделал несколько шагов по направлению к девушке.
Его каблуки четко отбивали звук на сером бетонном полу. Девушка сидела на металлическом стуле, вероятно, прикрученном болтами, и читала какой-то лежащий перед ней протокол.
— Я ни в чем не виновата. Честно! — дрожащим голосом твердила она. — Я не виновата! Это не правда!
Молодой сотрудник НКВД молча ударил ее по лицу. Девушка взвизгнула и упала лицом на железный стол. Затем, одной рукой держа ушибленную щеку, второй она взяла ручку и поставила подпись на одной из бумажек…
— 58-ая статья, — со злобой и шипением проговорил офицер, и в этот момент Витя.
Он оказался на огромной плохо освещенной площадке с каменными стенами. Сырой воздух сквозняком гулял по просторному помещению. Справа от Вити лицом к стене стояло несколько солдат, слегка согнувшись и держа руки за поясом. Напротив них со взведенным оружием стояли другие солдаты во главе со знакомым нам парнем, только растолстевшим и отпустившим усы. Китель на нем был такой же — только, может, больше не несколько размеров…
Как только Витя услышал выстрелы, то машинально зашел обратно в дверь…
Помещение, в котором он оказался на этот раз, ничем не отличалось от обычной жилой комнаты. Около задней стенки находился старомодный стеллаж с книгами. Рядом с окном, за которым Витя разглядел улицу, стоял черно-белый телевизор. Посередине, упершись в стену, размещался стеклянный столик, окруженный по бокам креслами. Правее был разложен диван, на котором, укрывшись синим солдатским одеялом, лежал дедушка и со включенной лампой читал газету.
Что-то подсказывало Вите, что на этот раз его все-таки услышат.
— Георгий Васильевич Орлов — это вы? — не оправившимся от страха голосом спросил парень. Он сразу же протянул письмо, чтобы стало понятно, зачем он пришел.
— Я, — немногословно ответил дед.
— Вам письмо, распишитесь в ведомости, — он стремительно вынул письмо и вручил в трясущиеся руки карандаш, которым дед намалевал свою подпись.
Покончив с этим, Витя пулей вылетел за дверь и, к своему счастью, оказался на улице Дзержинского. Только вот было уже почти девять утра, и, как могло пройти так быстро два часа, он не догадывался…
Экран забвения
Елена открыла глаза и тут же посмотрела на летнее небо, скрытое за стеклом ее окна со старыми белыми рамками, в квартире дома сталинской застройки.
По небу летели кометы и падали метеориты. Она тут же закрыла глаза опять и поднялась с кровати. Эту операцию она всегда выполняла с закрытыми глазами, по неизвестной ей причине.
Потом она снова открыла глаза и все же произнесла свою заветную фразу, к которой готовилась вот уже ни один год.
— Мне восемнадцать лет!!! — на часах тем временем было двенадцать часов и одна минута. Довольно странное время: если сложить часы и минуты, то получиться тринадцать. Кроме того, была пятница и как раз тринадцатое число.
— Ровно восемь дней с того момента, как меня изнасиловали, — она открыла окна и отправилась на балкон, выходящий в небольшой дворик. В самом центре дворика красовалась сказочная яблоня, цветущая как раз в это время, и под серебристыми лучами Луны она казалось похожей на ангела. Через пару секунд внимание Елены привлекла маленькая девочка с грязными белыми бантами на голове и в мятом праздничном платье, которая походкой пионервожатого ходила по диагонали двора и что-то пела.
Мы шагаем дружно все в рядВ то время, пока пролетает снаряд…Он попадает в центр колонны,Рождая образ Сикстинской Мадонны…
Потом девочка резко остановилась и прекратила свою песню, уставившись на Лену. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, а потом девочка оскалилась, словно напуганная рысь, и побежала куда-то за угол, криком читая еще какие-то стихотворения инфернального толка. А звезды тем временем все падали и падали, сгорая в земной атмосфере. И весь этот подарок был посвящен восемнадцатилетней Лене.
Она подняла руки вверх и, очертив ладонями круг в воздухе, сделала пару шагов назад. Дар Бога был принят, теперь нужно было отдать должное. Только уже не Богу. Лена пошла в дальний угол комнаты, где стоял черный деревянный телевизор «Горизонт» с архаичными тумблерами для переключения каналов. Она усилием обеих рук повернула один из них, и тут же экран наполнился различными сияниями и красками. Вокруг Лены играли какие-то непонятные звуки, будоражащие воображение и пробуждающие животные инстинкты…
Она села в позе лотоса перед экраном и стала всматриваться в происходящее.
Там, в далеком мире за экраном, она видела, как идет красивая черноглазая девушка восточных кровей. И такая же — по-восточному — грациозная. Девушка на экране повернула свою голову к Лене и подмигнула ей правым глазом, небрежно намазанным тушью, и исчезла в то же мгновение. И экран покрылся красной краской. Изображения не было, но из старых трещащих динамиков едва слышный голос диктора читал что-то. Чтобы услышать отчетливо эти почти немые слова, Лене пришлось приставить ухо к месту, откуда этот звук исходил.
«Сегодня секта „Убийцы невест“ совершила массовое нападение на ЗАГСы Москвы, распыляя за собой иприт — смертельно опасный газ… Мотивы данного теракта неизвестны…» Должно было говориться что-то еще, но передача резко оборвалась, перекрываемая злым шипением, и снова появилось изображение. Это была все та же девушка восточных кровей.
Теперь она смотрела в камеру своими задумчивыми глазами. Потом достала большой тесак, каким обычно орудуют мясники, одетые в передники, вымазанные кровью животных на скотобойне. И медленно, сантиметр за сантиметром начала отрезать себе голову, улыбаясь при этом и распевая патриотические гимны, слова которых было тяжело разобрать, равно как и определить то, что они были патриотическими. Потом лезвие прошлось по голосовым связкам, и голос сперва охрип, а потом и пропал вовсе.
— Очень жаль… — сказала Лена и выключила телевизор. Она прошлась в коридор и, сплюнув на пол, надела легкие парусиновые тапочки.
Звякнул замок, и дверь выпустила ее на улицу. Как ни странно, уже высоко стояло солнце, и за одну ночь дворик превратился в некое смутное подобие закусочной из сети ресторанов быстрого питания. В центре, между пустынными столиками, покрытыми пылью, стоял черный рояль, и за ним сидела девочка с грязными бантами. Она с ошибками играла собачий вальс, и, вновь заметив Лену, прекратила. Встав из-за стула, она на цыпочках, чтобы не нарушать всеобщую тишину, подошла к Лене вплотную, упершись в нее головой. Девочка была настолько маленькой, что едва доставала ей до груди.
— Тебе еще рано сюда! — сказала девочка шепотом, чтобы их не дай Бог кто-нибудь не услышал. — Уходи туда, там тебя ждут, а здесь — пока нет.
— Как тебя?.. — Лена не успела договорить «зовут», как девочка тут же ответила:
— Ангелина. Хотя и нет тут ни одного ангела. А тот, кто есть, хочет забрать тебя с того места, из которого ты к нам пришла. Тут на самом деле только ты есть, поверь мне, пожалуйста! — Девочка осмотрелась по сторонам и добавила: — Только никому не говори, что видела меня тут, хорошо?
Лена кивнула головой и осмотрелась вокруг — по сторонам пустынной закусочной, недоумевая от того, кто же может их подслушивать. Разве что старый пластмассовый клоун с разведенными руками, чьи глаза были такие же мертвые, как и атмосфера этого потерянного во времени места.
— Что ты тут делаешь, Ангелина? — спросила Лена и присела на перевернутую ржавую мусорку, стоявшую вверх дном на прозрачных осколках битого стекла. Она внимательно смотрела на девочку, которая, по всей видимости, не спешила давать ответ на поставленный вопрос. Девочка сложила руки на поясе и нетвердым голосом произнесла.
— А я не знаю, что я тут делаю, — потом девочка взялась руками за юбочку и глубоко вздохнула: — Никакого «тут», где ты сейчас, не существует. Понимаешь? И меня — нет. А ты существуешь!
— Я не понимаю, — сказала Лена и посмотрела направо. Там, в призме красочного стекла, шла колонна людей в белых рубашках и красных галстуках. Лена отвлеклась на звук их шагов.
— Они все равно нас не увидят… — сказала Ангелина, успокоив испугавшуюся чужого присутствия девушку.
Пионеры шли колонной по двое в ряд, и самый первый из них нес в руке нечто квадратное белого цвета. Лена напрягла зрения и поняла, что в руке у ведущего колонны довольно большой кусок сала.
