Михаил Лифшиц - Почтовый ящик
Сережа с отцом сидели у костра на острове на Аргуни и ждали рассвета. Вообще-то, ловить рыбу на островах пограничники не разрешали. Иногда позволяли сено косить и давали сопровождающего. А так, как они, вдвоем поехать на рыбалку, на ночь – только отец мог договориться. С вечера расставили жерлицы на щуку, пару верш и три маленьких сеточки-«телевизора», а с рассветом собирались половить на удочку и на спиннинг. Настоящей сетью отец никогда не ловил, считал, что раз нельзя, то никому нельзя.
– Серега, хочу с тобой поговорить в общефилософском, что ли, плане, – отец лежал у костра и курил, а рядом на земле стояла кружка с крепким чаем. – Оглядываю я свою жизнь, в сорок пять лет нужно уже такие оглядки делать, и что вижу? Стыдиться особенно нечего. Служил честно, начальству задницу не лизал. Взяток не брал. И жил по совести. Рыбу, видишь, динамитом не глушу, хоть и рыба есть, и динамит есть, и ничего мне за это не будет. Совестно это все говорить, но без вступления такого не обойтись. Так вот, результат не особенно хорош. К тому же – география. Ты посмотри на наши достопримечательности: в каждом городе или поселке какой-нибудь известный человек сидел. Родился здесь один Емельян Ярославский. Блюхер и Уборевич здесь служили, белых и интервентов били, так их самих потом расстреляли. Эта земля не для рождения талантов, а для их смирения… А засел я тут плотно. Справляюсь, и слава Богу. Подполковника, вот, только дали. А я же вижу, кто наверх скачет: ни образования, ни послужного списка настоящего, ни рожи, ни кожи, ни собственного мнения. Бывает, что и в анкете не все чисто, выговор какой-нибудь нехороший по партийной линии, аморалка и прочее. Но умеют как-то втереться в доверие, могут достать чего или устроить. Стало мне, Серега, казаться, что высоковато я планку держу, моральный кодекс, по-старому, заповеди Христовы, слишком буквально понимаю. Но моя жизнь – это моя жизнь. А с тобой этими мыслями счел необходимым поделиться. Мое мнение такое, что ты должен подумать, как в Москве остаться. Если эту высоту взять трудновато, то ты планочку опусти, чтобы легче прыгать было. Ничего, потом отмолишь… или отработаешь. Может, Татьяна эта твоя… Если хорошая девушка, то не грех ускорить… Но тут тебе решать. И Райку нужно будет перетащить. Чтобы и ты, и сестра там были. Держи, сынок, это в голове. Время есть, Раиска только на тот год школу кончит.
Сережа увидел слезы у отца на глазах и тут же потупил взгляд. Сережу лихорадило: никогда отец так с ним не разговаривал. Никогда Сережа не видел, чтобы отец плакал.
– Пап, ну что ты разволновался, честное слова, – заговорил Сережа, опустив глаза. – Ведь все хорошо!?
– Да, хорошо. Но то, что я сказал, то сказал, – отрезал отец.
Навсегда Сережа запомнил этот последний серьезный разговор с отцом. Что это было? Неужели папа предчувствовал то страшное, что ждало их семью, ощутил дуновение смерти, знал, что прощается с сыном навсегда?
Три недели, проведенные с родными, освежили, омыли Сережину душу, какое же счастье иметь таких родителей, такую семью.
Вернулся Сергей отдохнувшим, бодрым. Вот это каникулы!
Глава 6
– Знаешь, Сереж, я хочу тебе прочитать свои стихи… – сильно смущаясь, сказала Таня.
– Валяй! – ответил Сергей, недоверчиво посмотрев на подругу: какие она может стихи написать?
– Ну, вот, послушай, только учти, для меня это очень важно, – Таня прикрыла глаза и стала читать.
Тополь мой опавший, весь заледенелый,Что стоишь, смущаясь, под пургою белой?…
Сергей изо всех сил старался не улыбаться, ведь Танька предупредила о серьезности момента. Только искорки в глазах не смог погасить, поэтому старался на поэтессу не смотреть.
– Тань, по-моему, я это где-то уже слышал…
– А где? – спросила Таня.
– «Клен ты мой опавший…» – ведь это Есенин, – сказал Сережа.
– Но у него же клен, а у меня тополь, есть и другие отличия, нужно только внимательно слушать, – сформулировала выношенный аргумент Таня.
– Тань, но ведь речь идет не о породе дерева. Музыка стиха, чувства – все есенинское.
– А если я так же чувствую, то что? – со слезами на глазах возразила Таня.
– Знаешь, я в поэзии плохо разбираюсь. Сказал, как подумал. Если хочешь получить настоящую консультацию, то тебе нужно не мне свои стихи показывать, – продолжал сдерживать себя Сережа.
– Да, я тоже так думаю, – с раздражением согласилась Таня. – А куда, по-твоему, мне нужно обратиться?
– Тань, ну я же сказал, что я не по этой части.
– А… Ну, ладно… – сказала Таня.
«Нет, Танька, точно, сдвинутая, нельзя на ней жениться», – уверенно подумал Сережа, когда Татьяна отстала от него со своими стихами.
* * *Существуют в технических вузах студентки и студенты, которые не понимают вообще ничего. Степень их невежества потрясающа. Ни в одном предмете они не видят сути. Ни одну лабораторную работу они не могут выполнить сами, ни одной задачи не в состоянии решить, ни на один вопрос ответить. Как они сдали вступительные экзамены – загадка. Как они переползают с курса на курс, невозможно объяснить. Конечно, попади они в элитный вуз, их вышибли бы после первой сессии. Но в обычном техническом вузе отчислять в общем-то не принято, если студент – не прогульщик.
Таким студентам часто помогают родители, переписывая и растолковывая лекции. Немного помогают товарищи, выполняя за соседа по бригаде лабораторные работы, или натаскивая на экзамен. Часто преподаватели, будучи не в силах объясняться с придурком, ставят, в конце концов, тройку.
Есть, конечно, и взятки, то есть тройки и четверки, поставленные незнающему студенту за деньги, если преподаватель берет. Есть и приказы не снижать успеваемость, и просьбы знакомых преподавателей поставить хорошую отметку. Но чаще никаких денег такие студенты не дают, потому что полагают, что и так сойдет. И попросить за них тоже некому, а все равно сходит.
Помолчав перед экзаменатором, помычав в деканате и списав у товарищей все (курсовые, лабораторные, контрольные и, наконец, дипломный проект), эти студенты становятся инженерами.
Татьяна была из этой серой команды.
* * *Сережа проснулся оттого, что его трясли за плечо. Он сразу понял, что спит на своей койке в общежитии. «Зачем будят?»– подумал Сережа, открыл глаза и повернулся.
Перед ним стоял старший лейтенант Рябошапка, преподаватель с военной кафедры. Рябошапка был в военной форме с красной повязкой на руке – дежурный по кафедре.
– Проснулся, Зуев? Вставай, парень, у тебя горе, – сказал офицер и протянул Сереже голубой лист бумаги с машинописным текстом.
Сергей сел на кровати, взял листок и прочел:
«Сергей зпт дорогой тчк все твои отец зпт мама зпт раиса погибли катастрофе пятого ноября тчк крепись зпт сынок тчк дядя вася тчк»
«Дядя Вася – это майор Пацюк, папин заместитель. Как погибли? Как это могло быть? Боже мой…»
* * *После совещания в областном управлении, посвященном предстоящей годовщине Октябрьской революции и Дню милиции, несколько старших офицеров, отмеченных в приказе, должны были отправиться с семьями на базу отдыха обкома партии и провести там недельный отпуск. Львовский автобус повез милицейских подполковников и майоров за тридцать километров от города, где среди сопок располагался дом отдыха для областного начальства и гостей из Центра. На железнодорожном переезде в автобус врезался локомотив. Погибли одиннадцать человек, в том числе подполковник Зуев с женой и дочерью шестнадцати лет.
* * *– Сережа, хочешь, я с тобой поеду в Читу? – спросила Таня.
– Да нет… зачем? – нехотя ответил Сережа. Таньки еще не хватало, и без нее тошно…
– Я понимаю, Сережа, тебе нужно побыть с твоим горем наедине, я не хочу настаивать. Но я хочу, чтобы ты знал, что у тебя есть близкий человек, которого ты без малейшего колебания можешь позвать на помощь.
Сережа поднял на нее глаза.
– Да, да, Сережа. Это так. Вот, знаешь, денег возьми у меня, пожалуйста. Я их взяла на билеты в Читу. А раз я не поеду, то они остаются, возьми…
– Откуда деньги-то?
– Родители дали.
– Не, денег не надо, – не очень твердо отказал Сережа.
– Возьми, я от чистого сердца, – Таня протянула Сергею пачечку двадцатипятирублевок.
– Ладно, спасибо, я потом отдам.
– Отдавать не нужно, спасибо, что взял. Это означает, что ты считаешь меня другом… – расчувствовалась Татьяна. Она смотрела на себя со стороны и очень себе нравилась, что она такая взрослая, такая благородная, мудрая и щедрая.
Этот разговор оставил у молодых людей очень теплое воспоминание. «Смотри, Танька – человек, – думал Сережа. – Помощь предложила, денег дала и особо не навязывалась. Видно, у Таньки только оболочка идиотская, а натура добрая и преданная».
А Татьяна была рада, что вела себя так умно и сдержанно. Когда родители сказали, чтобы она предложила Сереже сопровождать его на похороны родных, Таня категорически отказалась. У нее были планы на эти дни. В книжном магазине на Кировской выступал поэт Андрей Вознесенский, и Таня непременно хотела побывать на этом выступлении и передать Вознесенскому свои стихи. Самое удобное мероприятие для передачи стихов как раз встреча с читателями. А у Тани появились такие хорошие строки, что настоящий поэт если бы их прочитал, то мимо бы не прошел. Например, вот эти, посвященные французскому летчику, писателю и аристократу Антуану де Сент-Экзюпери:
