Николай Байтов - Думай, что говоришь
— Почти… Некоторые не отвечают.
— Те, которые написаны карандашом?
— Кончай дурачиться. Я серьёзно.
— Тогда… Шифр, Саша. Ничего не остаётся. Ищи шифр.
— Да я уже прикидывал… А ты погляди, может быть, с ходу что-нибудь заметишь.
Витюк снова решительно вцепился в лист.
— Знаешь, что необычно? — сказал он через минуту. — Количество нулей для такого малого числа телефонов. И особенно комбинаций «00».
— Может, ноль — разделитель?
— А «00» при чём?.. Нет, по-моему, не то… К тому же есть естественные разделители — чёрточки.
— Если вообще нужны разделители…
— Ну давай сначала исходить из того, что нужны. И это — чёрточки. Тогда все двузначные числа есть некоторые номера. И понятно тогда обилие нулей: однозначный номер не изобразишь без нуля спереди.
— А «00» — зачем?
— Погоди, давай думать… Ну-ка, вот ещё что… Занятно… — Витюк просмотрел, проверяя свою мысль, и сказал уверенно: — Тут нет двузначных чисел больше сорока.
Козлов тоже взялся смотреть и сказал:
— Как нет? А Запятаев? Гляди: 41 и 52.
— Этого пока отложи. Он вообще почему-то без чёрточек. И ещё добавочный какой-то…
— Ой, ну-ка… — Козлов вдруг схватил книжку. — Смотри: он и написан другим почерком, точно?..Слушай-ка, слушай-ка… мне кажется, этот почерк на что-то похож…
— Конечно, похож! — фыркнул Витюк. — На что-нибудь действительно похож. Например, на чертёжный шрифт.
— То есть я хочу сказать, что у меня такое чувство, что я его где-то видел.
— Брось. — Витюк резко отобрал у него книжку. — Говорю, оставь его пока…
Козлов сосредоточился, хотел вспомнить какое-то ускользающее впечатление, но ничего не вышло, и он опять стал думать о шифре.
— А что же, в таком случае, первые три цифры? — спросил он.
— Первые? Хм… Ну, они как раз очень правдоподобны. По-моему, все такие коммутаторы существуют… Может быть, они вообще ничего не значат?..
— О, у меня есть мысль, — сказал Козлов. — Очень простая. Сейчас можно проверить… Допустим, существует текст из сорока букв… Первые три цифры откидываем. А следующие две пары — это номера позиций данной буквы в тексте…Тогда объясняется, почему «оо»: просто данная буква больше не нужна.
— Какая буква?
— Хотя бы самая эта буква, на которую записан телефон. «А» — так А. «Б» — так Б.
— То есть фамилии тоже почти ничего не значат, ты хочешь сказать? Попробуй… Кстати, если это так, то здесь должны присутствовать все номера от 1 до 40… Ну-ка… Действительно… Ой, — Витюк спохватился и взглянул на часы, — мне надо бежать: в половине второго к шефу на оперативку… Да, до четырнадцати идут подряд, а дальше сам проверь. Давай, действуй, я потом зайду.
Козлов взялся за книжку. Проверил: все позиции от 1 до 40 имелись в наличии и ни одна не повторялась. Он стал пробовать подставлять буквы на соответствующие места, но скоро увидел, что ничего не складывается…
Потом его осенило, что шифр может быть более сложным. Например, в первой тройке цифр тоже может заключаться информация. Какая? На Й, Ы, Ъ и Ь вообще слова не начинаются. Или если придумать, то в телефонной книжке будет нарочито. Эти буквы могут быть только в середине. Как же их зашифровать при надобности? — Ясно, что надо дать номер их позиции в слове… Так Козлов пришёл к этой плодотворной идее, что, не нарушая правдоподобного вида телефона, первая цифра, например, могла бы указывать на ту букву, которую надо взять из слова для подстановки в текст.
Он стал проверять эту версию. — Опять неудача.
«Тогда вторая цифра», — думал Козлов.
Снова нет.
«Тогда третья! Надо проверить гипотезу до конца».
И тут вдруг стало выписываться нечто связное… Козлов лихорадочно работал, с удивлением прочитывая, что перед ним составлялось. Постепенно его удивление стало переходить во что-то другое… Когда же он дошёл до последних букв текста, он испытывал такое чувство… даже и не чувство… — словом, — которое бесполезно было бы даже и пытаться описать.
Морок
«Договорились обедать в Торжке, я встал у столовой. И вдруг смотрю: Витька проезжает мимо. Что такое? А, — думаю, — не иначе, он посадил ту кралю, которую я проехал… Ну точно… Вот чёрт… Нет уж, я за тобой не погоню: жрать хочется страшно: шестой час», — рассказывал Геннадий. Дальше передаю его рассказ без кавычек.
Он подходит:
— В Питер?
— Нет, в Москву.
— Возьми меня.
— Да я обедать иду.
— Ты с ума сошёл! Свободу не любишь? Некогда сейчас обедать! Поехали быстро, пока заставы не сделали на трассе. Бог даст, если проскочим, да машину поменяем, — в Новгороде тогда поужинаем.
— Ну ладно, тебе виднее…
Поехали.
— Там всё равно ничего нет в столовой, одни макароны, — говорит он. — Конец дня…
— Да хоть бы чего, — говорю, — а то нет сил как жрать хочется.
— Погоди, что-нибудь придумаем… А что это темнеет так быстро?
Да, темнеет. И дождь стал накрапывать. Потом сильней полил. Дорога стала скользкая.
— Погляди в зеркальце: ментов нет за нами?
— Вроде нет, — говорю.
— И то ладно. Фартит пока… Давай, что ли, прицеп отстегнём, а то мешает ехать…
Бросили прицеп. Погнали быстро.
— Этот водила будет там в столовке минут десять, не больше, — говорит он. — Там ведь и нет ничего, одни макароны… А потом выйдет: машины нет — и сразу организует шухер. Поэтому машину мы должны поменять. Это обязательно. Без этого погорим точно… А после уж подумаем, как поменять одежду… Ох, что-то дождь совсем проливной…
Да, уже ничего не видать. Я включил фары.
— Вон там стоит чего-то. «КамАЗ»? — говорит он. — Ну-ка останови. Попробуем…
Стоит на обочине без огней. Я тормознул и встал сзади. Смотрю: да ведь это Витька…
— Свет гаси, — говорит. — Пошли потихоньку. Монтировку возьми на всякий случай… С двух сторон сразу открываем двери. Без шума только.
Ну, двери так и открылись. А в кабине никого. «Куда ж он делся?» — думаю. И вдруг вижу: Витька лежит на койке за сиденьем — с этой самой девкой. Обнялись и спят, притомились вполне.
— Порядок, — шепчет он. — И машина, и одежда — всё сразу. И документы — вот как! Сейчас придушим.
— А как?
— Просто пальцами. Не умеешь? — Он показал. — Вот так бери. Ты девку, я мужика.
Надавил — она только задёргалась. А Витька захрипел у него, булькнул пару раз.
— Вот гады, — говорю. — Не могли раздеться толком… Как же мы теперь — одежду-то?..
— А мы их съедим, — говорит он, — и в их одежду всунемся. Заодно и трупов не будет, всё чисто. Давай — тебе за руль — ты мужика.
— Да ты что! Это же Витька! мой товарищ! Не могу я его есть. Давай я — девку…
— Очумел! А кто поведёт?
— А ты?
— Да у меня со зрением неважно.
— Ну, я.
— Так ведь документы на мужика! Погорим через это дело!.. Давай быстро! Жри!
— Ой, не могу… Нет, нет, ой, никак не могу! Не могу, не могу, не могу, не могу, не могу, что хочешь делай…
— Ладно! заныл!..Чёрт меня дёрнул с тобой связаться. Время только теряем… Раздевайся быстро и жри девку… Только живее, живее — менты появятся с минуты на минуту…
— Разделся… А откуда начинать-то её?
— С ног, с ног, вот олух-то!..
Мы принялись жрать. Легко пошло. Я быстрей него съел. Сразу за баранку — и отъехал. Он ещё кости домалывал. Потом надел Витькину кепку, уселся.
— Прицеп бросим? — спрашиваю.
— Нет, это нельзя. У нас теперь накладные, путёвка. — Довольный сидит.
— Ну что там? Нет сзади?
— Нет.
Только это сказал — а вот они, голубчики, спереди! Жёлтая ПМГ. И стоит рядом — палку вытягивает.
— Чего? — Я спрашиваю.
— Тормози.
Встали. Он пока собирал Витькины бумажки, хотел идти, — тот сам подходит и открывает дверь с моей стороны… Удивился.
— Вы — водитель?
Молчим.
— Водитель — я, товарищ лейтенант. — Он говорит тихо.
— Вы?.. А это… Почему за рулём!.. это — кто?
— Подруге дал повести немножко, товарищ лейтенант…
— Подруге?.. Так… Ваши документы…
— Вот… — тянет через меня бумажки, и мне в ухо: «На газ! на газ! рви, курва!..»
Лейтенант качнулся… за дверь схватился… — не успел. Растянулся на дороге.
Жёлтую ПМГ задели, чуть сами не опрокинулись, — прицеп мотнуло, да по лейтенанту, похоже… Я выровнял. Едем. Быстро не могу: тяжело тянет. Кругом ночь и ливень. Когда это столько времени прошло? Я посмотрел на него:
— Ты что? дремлешь?
— Немножко как-то…
— Вода прибывает. Дорогу всю уже залило.
— Здесь низинка… Это хорошо, — говорит, — они не проедут за нами…
— А мы?
— Вытянем… Вышний Волочёк… Здесь озеро должно быть.
