Василий Швецов - Горькая новь
Количество дойных коров ежегодно менялось, но всего по селу и заимкам было не менее двух тысяч дойного стада. А вместе с нетелями, молодняком и взрослыми быками, которые имелись в большинстве хозяйств, поголовья крупнорогатого скота было не менее шести с половиной - семи тысяч. Обязанность пасти свой скот лежала на мне. Я его гонял на язёвское седло к нашим пашням. Своих - то было, четыре взрослых и четыре подтёлка. В стадо набирал ещё соседских. Плата была по одной копейке за голову в день. Чужих, как правило, было не менее двадцати. Заработать двадцать копеек в день для меня подростка было не мало, ведь аршин ситца тогда стоил 18 - 20 копеек. Три дня и рубаха, а четыре, пуд пшеницы. Все рассчитывались аккуратно, но псаломщик Тимаков пятьдесят копеек так и зажилил. Пасли и в Язёвке и Кашиной яме, и по гриве Четвёртого ключа, и на лугах к Рехтиной пасеке. Да что там говорить, привольные выпаса были повсюду. Загонишь, бывало на заросшие пары или свежую отаву и сиди себе делай своё - вырезай свистки, плети бич, бросай с бича балоболки с картофельного поля, набирай из шаромов гороху и ешь. В обед сгоняешь на родник, напоишь и опять туда или в пустошь. Блаженная, золотая пора детства! Огорчения быстро забывались, радостям не было конца.
* * *Стадо овец каждый год могло учетверяться. Ведь овца ягнится два раза в году и приносит в большинстве случаев по два ягнёнка. Значит, если оставить в зиму всех, то будет пять голов. На следующий год все пять могут дать приплода - каждая по два, то - есть десять да своих пять. Это не сказка и не фантазия. Но в зиму даже средние хозяйства в большинстве оставляют от пяти до десяти маток. Как только стает снег, овец отдают за пастуха. Село как бы делилось на участки. Верхний край до Огнёва Спиридона набирал табун один пастух. От Огнёва до лавки - второй. По речке Тележихе - третий. От Зуева до второго ключа - четвёртый и до конца села нижнего края - пятый. В каждом из трёх соседних с Тележихой посёлках так же свои пастухи., следовательно, по селу и посёлкам, было восемь табунов, в каждом из которых от трёхсот до четырёхсот голов. Таким образом, в ближайшей округе в разные годы было от 2500 до 3000 голов овец.
Отары угоняли в Токарёвский или Пролетной, на ночь там запирали в пригоны на заимках Тоболова и Телегина. В Тележихе постоянно нанимались пасти два алтайца Савка и Санька, иногда старик Митенька, неизвестно откуда и когда явившийся в село. Владельцы овец периодически давали пастухам разные продукты.
Овцы выгоднейшая живность. И мясо, и овчина, и шерсть, да и корма много не надо - один хороший воз зелёного мелкого сена, плата за пастьбу один полтинник за пять месяцев, то - есть с первого мая по первое октября. Удивительно другое, овец держали многие и помногу, а новых пимов в будни ни кто не носил. Ходили в старых валенках, а то и в обутках из кожи с холщёвыми портянками, навёрнутыми на ноги в три этажа. Валенки носили помногу годов одни и те же. За двадцать лет, как стал себя помнить, на своём отце я видел вс егда одну пару пимов, надевал он их по воскресеньям. Тоже можно сказать и о других жителях села. А если вспомнить Петра Ивановича Воронкова, то он ходил в одном белом, другом сером, как бабкины гуси. Как он так умудрялся? Ведь и овцы были свои и дед сапожник и пимокат. Одним словом, чудили люди.
Домашних коз держал только Киприян Телегин. Было их у него по тридцать, сорок штук, паслись сами на горе, против его дома, зиму и лето. Эти козы служили, барометром для всей деревни. Если еманы внизу у реки, то будет надолго вёдро, если в полугоре, то день простоит хороший, ну а если на вершине - жди ненастья.
Выгодно держать было и свинью. Но эту выгоду многие не могли и не хотели извлечь для себя, не хотелось возиться со свинотой, хотя не прочь были откушать жаркое из свиннинки, если кто - нибудь бы им приготовил. В селе держали свиней не более семидесяти процентов, но помногу их разводил только Игнатий Васильевич Колесников. Удержать их можно было только сплошными заплотами. Бывало добрый десяток взрослых, да часть подсвинков пролазили через паскотину и перепахивали под Язёвским седлом посевы. Хозяева пашни их прихватывали, гнали в село, брали комиссию, устанавливали размер потравы. Игнатий всегда беспрекословно возмещал убытки. Несколько маток ежегодно уходили вверх по речке в Будачиху, жили там всё лето с выведенным потомством. По первым снегам их приходилось выгонять в село, для чего ездили несколько человек с ружьями, и если свиньи не шли вниз, то их там же пристреливали и в санях привозили вместе с теми, которых пригоняли домой. Кормили свиней густой мешаниной, из ячменной муки, крошками хлеба в обрате, сывороткой, пареной тыквой, отдавали лишнюю простоквашу. А вот Фрол Макарович Абатуров за свиньями не ухаживал, они кормились в лесу сами. Осенью выгоняли их с собаками да с ружьями, резали на мясо и везли в город продавать. Порода сибирской свиньи мелкая и больше мясная, Выход мяса с одной был от пяти пудов.
Что касается птицы - то её ни кто, ни когда не считал. Птицу держали разную: и кур и гусей, и уток и индеек, и цесарок. Гусей и уток садили хозяйки на гнездо в комнате по две и по три, каждая из них выпаривала по 10 - 15 цыплят. Кур не надо было садить, они сами где - нибудь в траве или под амбаром выводили тоже по десять - пятнадцать цыплят. Хозяйки собирали каждый день корчагами яйца. Ели их ежедневно десятками, как картошку, продавали в лавку по копейке за штуку.
Пчёлы так же имелись у многих жителей, у некоторых заядлых пчеловодов до нескольких сотен колодок, ну а по пять - десять семей так это через дом. Самыми большими по количеству пчёлосемей были пасеки Михея Шадрина и деда Пахома. Даже приблизительно сказать, сколько было у того или другого, ни кто не смог бы, а сами владельцы правды ни когда не скажут, но, надо полагать, имели не по одной сотне. Со многими десятками были средние пасеки Марии Шадриной, Петра Шмакова, Василия Рехтина, Степана Тоболова, Евлантия Лубягина и Григория Гордеева. Остальные имели от четырёх - пяти до двух десятков. Разумеется, у каждого пасечника для гостя всегда водилось медовое пивцо. Для жданного из одной лагушки, для нежданного из другой. В день медового спаса было принято обязательно покушать мёду, но ведь пасеки не у всех, вот и был, сохранившийся испокон веков не зыблемый для пасечников закон. Они выкатывали у себя на крыльцо десятипудовую кадь с мёдом, возле которой хозяин стоял с черпаком и каждому приходящему наполнял посудину. Ходили и мы с отцом к Григорию Емельяновичу Гордееву, под горшок стриженому, старику лет шестидесяти. Он, в шутку обращаясь ко мне, спрашивал: "А Апрошку замуж возьмёшь?" - Этой Апрошке было лет двадцать, а мне семь, приходилось отвечать, что возьму, я тогда за черпак мёда, кого хочеш мог взять замуж.
* * *Все пашни от села были на расстоянии от одного до восьми километров. Самые ближние - это за паскотиной под Язёвским седлом, в Шеманаевой яме, Березовской яме, на гриве между третьим и четвёртым ключами, на лугу у Рехтиной пасеки. А потом постепенно удаляются в ту или иную сторону. Кашина яма, Абатурова Яма, Мягонькое, Лебедева Яма, Хомутов ключ, Плотниково и пр. Каждый сеятель хорошо знал землю на своих полосах. Знал, что нужно подготовить для посевной работы. Знал, что и когда сеять. Ранней весной, как только начинает стаивать снег, хозяин уже несколько раз побывает на своих пашнях. У него в голове спланировано, с чего начинать. В деревянных корытцах - ящичках на подоконниках со счёта проращены семена пшеницы и не одного сорта - аленькой, белотурки, черноколоски, и овса, и ячменя, и ярицы. Даже горох опробован. Процентов мужик не знает, но из ста зёрен взошло девяносто семь - это хорошо. А вот овёс из ста зёрен взошло только шестьдесят - это плохо надо искать другие семена.
Отрез и лемех у плуга отклёпаны, и наточены. Прошлогодняя тяга заменена новой, свитой из прочных верёвок. Вальки крепкие, Хомуты на каждую лошадь, а их четыре, подогнаны, мозолить шеи и холки не должны. Сменены некоторые барашки у борон, недостающие зубья вставлены. Овсяная либо ячменная мука намолоты, сено к избушке, либо к стану подвезено, во время пахоты лошадей надо кормить мешанкой из сена с мукой. У многих оставлен для этого времени и овёс. Ждёт мужик. На пашню всё завезено. Даже нужная одежонка лежит в избушке на нарах. Не боялись, что кто ни - будь утащит из - за корысти или злого умысла. Не было такого понятия, и избушки на замки не закрывали. Даже нарочно оставляли продуктов, вдруг кому голодному переночевать надо.
И вот наступил долгожданный день. В каждой семье торжественная суета. Думалось, как бы всё обошлось хорошо, бог бы дал здоровья самим, да и лошадям. Ведь самая ответственная работа подошла. Посеять - значит ждать урожая. Хозяйки наготовили продуктов, подростки рады - ждут не дождутся. Верующие служили молебен, другие выезжали просто помолясь.
