Василий Швецов - Горькая новь
Главным же занятием селян было животноводство и хлебопашество. Основным помощником мужику была лошадь. Без лошади - не хозяин. Надо пашню пахать и боронить, надо сено и дрова возить, надо в поле ездить. Лошадей имели 90%, не у всех было на плуг, то - есть четыре, как принято впрягать для пахоты. Были и однолошадные, были и такие, что имели по двадцать и более только запряжных. Такая разница объясняется многими причинами. Одинокие женщины и старики просто не могли держать, ведь всё же для лошади, пусть и для одной, нужно заготовить корм, нужен за ней уход, нужно для неё место. Но вот такие, молодые, здоровые мужики, как Менухов Яков, братья Загайновы, Лунин Осип, Травков Семён, Стуков Фёдор и др. просто не имели ни какого желания обзавестись каким - то хозяйством. Лошадь в то время стоила от двадцати до сорока рублей. Не всё же время бездельничали эти люди, они подённо, с женами или без них, работали по найму. Платили тогда полтора рубля в день мужику и рубль женщине и при этом на хозяйских харчах. Значит в один месяц, можно было заработать лошадь, в другой корову. Так начинали обзаводиться хозяйством многие. А потом обживались и сами нанимали для работы людей со стороны, постоянно увеличивая своё хозяйство. Ну, Белоногов Сидор самостоятельно не мог жить, он постоянно работал в людях, он был не много недоумца - в счёте не разбирался, хотя царскую, служил во флоте. Когда на корабль попал его земляк из Тележихи, то Сидор в первую очередь спросил: "А чё, дядя, бык - от всё ишшо будётся?" В детстве бык его бодал и был уже давно съеден и тот бык и несколько поколений его потомства. А вот братья Кобяковы не имели ни семьи, ни хозяйства. Жыли приживальцами у своих, ни им ни обществу пользы от них не было, только бы вино, да с кем подраться. Но таких, к счастью, было не много.
До 1930 года кроме как по Чуйскому тракту ни где по районам машины не ходили, да их и не было. В 1932 году я в Тележиху их Бийска приехал на лошадях и уехал обратно на лошадях. Без коня не мыслилась жизнь. Коней боготворили. Много было хлопот с лошадьми, но знали если коню плохо, то и вся семья будет бедствовать.
Как будто по заказу одела мать природа их в разные по цвету одежды: вороные, белые, бурые, каурые, карие, серые, игреневые, рыжие и чалые и ещё многих других мастей. Все они разные в скорости и силе, разные по характеру. У одних взгляд спокойный умный, у других шаловливо - игривый, у третьих звериный. У некоторых шея колесом, из кольца в кольцо грива почти до земли, живот подобранный, ноги, как точёные. Глядишь на такую красоту, и сердце знобит. У хороших хозяев были для них сделаны плотные, крытые конюшни, где они были на привязи, в колоде не переводился овёс, поить на прорубь водили на поводу. У каждой лошади был свой хомут, своё седло, свои сани, своя дуга. Шитые или плетёные узды, или недоуздки были промазаны дёгтем, не застывали и на морозе. Дуги крашеные, хомуты и седёлки под блестящим набором, шлея с кистями, вожжи из гаруса, кошевы крашены чёрной краской и отделаны ковриками, на дуге колокольцы. Эх, тройка! Птица тройка!
Григорий Непомнящий на своём самом быстром коне Игреньке, на спор, верхом сбегал в Солонешное за вином за полтора часа. Да ещё в Рехтиной забоке при этом напорол на сучёк глаз, отчего остался кривым, но зато победил в споре. А на каурках Афонасия Черноталова можно ездить ещё быстрее. У абсолютного большинства лошади были справные и ухаживали за ними, как за малыми детьми. Да как же можно плохо относится к лошади? И потому, что любили этих животных, и потому, что на них много работали. Ведь куда только не забирался мужик на них и на вершины гор, и в бурелом, и между пней, и в кочки болотные, и в россыпи. А всё надо было. То кедру на поделки, то лиственницу на плахи и тёс, то сушину на дрова. И сено надо было вывозить из разных логов. А то умело спускать воза со снопами с кручи Язёвского седла. А верхом, где только и за чем не ездили. И на покос, и за ягодами, и на пашню, и за грибами, и за колбой, и в церковь, и за вином. Наши алтайские кони не породистые, низкорослые, но крепкие и сильные. По глубокому снегу пробивались в любом направлении. Цепкие, и по горам, и по льду.
По настоящему справные породистые лошади были у серьёзных хозяев, таких как Михаил Подоксёнов, Ефрем Карнаухов или Михей Шадрин. Некоторые хозяева не проявляли достаточной заботы о своих кормильцах. Часто после тяжелой работы их кони стояли у "сытого столба". А у таких хозяев, как Кочегаров Гордей, Сидоров Дмитрий, Фефелов Василий, Загайнов Фёдор и некоторых других у лошадей были кожа да кости, обращались они с ними варварски. Если лошади не хватало силы одолеть груз, то её нещадно били и кормили не овсом, а сеном, да и то не вдоволь.
Больше всех в селе запрягалось лошадей у Павла Ванькова. Держал он батрака, но иногда на двадцати, особенно за снопами, ездил один. Человек он был чрезвычайно подвижный, была у него и силёнка. в 37 году его расстреляли . Кони львы, разных мастей, но все, как один, упитанные. Збруя крепкая, завёртки железные. Когда ехал с поля домой, то лошади старались одна другую обогнать. Часто он оставался на корневике сзади, а половина, ускакавших вперёд, прибегала домой с одними оглоблями. Такие же дикие были лошади и у Поспелова Фотея. Если едет Фотей - сворачивай с дороги - зашибут. У Белькова Василия запрягалось более десятка, лошади все нервные, как и хозяин. Если он ещё на рассвете запрягает куда - то ехать и поедет, то слышит всё село. А лошадей он привязывал одну за другой, так что у Язёвских ворот его лошадей, придавленных возами, помогали выручать мужики, а он с вилами в руках бегал вокруг и верещал, что этих зверей всех переколет. Не спокойные кони были и у Игнатия Колесникова, запрягалось тоже около десятка, но живший у него в работниках Фёдор Паньковский, быстро их усмирял. Имел он силу больше лошадинной, если возьмёт за уши, то любого коня поставит на колени. Все эти мужики, да и многие другие, сгинули позднее по линии ОГПУ и НКВД или были убиты в восстании против Советской власти
Казалось бы, что многолошадные все жители зажиточные, это далеко не так. Надо принимать в расчёт число членов семьи. Например, у Лебедевых мужиков пять человек, если поделить между ними только запряжных, то им достанется по две. Взять и Шубиных, где в семье было по шесть мужиков, значит и по две не достаётся.
Общее конское поголовье до Советской власти в Тележихе составляло более полутора тысяч.
* * *Уж как я ль коровушку люблю
сытна пойлица бурёнушке налью.
Это стихотворение наше поколение в школе учило первым. Рассказывая его, каждый представлял себе своих бурёнок, которым ежедневно, по указанию отцов, давали корм, гоняли на прорубь поить зимой, а летом пасли в поле. Сейчас, как бы наяву, перед глазами узкодённая эмалированная чашка с душистым парным, вкусным молочком.
При хорошем содержании многие коровы давали ежедневно по ведру молока. И, несмотря на это некоторые в деревне своих коров не имели. Их было не много и поэтому я их прекрасно помню, как белых ворон. Два старика, Банников и Никитин, жили один в сторожке при церкви, другой при сборне. Первый выполнял обязанности трапезника и звонаря, молящиеся по воскресениям носили ему разных продуктов, в виде подаяния, на целую неделю, да и от попа перепадали какие - то копейки. Так и жил он, со своей старухой. Второй же нанимался за людей выполнять обязанности десятника и сторожа, на плату и питался. Временами они менялись службами и так много лет. Гурин же был приживальцем у Карнауховых, которые его и кормили. Сам жил в гнилой избушке на берегу пруда, откуда прибыл в село, ни кто не знал, да и не спрашивал, ведь раньше по сёлам жило не мало пришлых людей, ни кто их не вызывал ни куда. Он так тут состарился и умер. Барников, Бритвин, Березовский, Зубов, Кордыбаев, Ушаков - птицы перелётные, сегодня здесь, завтра там, как шатуны медведи, Ельцин тоже походячий. А возможностей для разведения любого скота в нашем селе было гораздо больше, чем где - либо, не говоря о далекой России, ни какого сравнения нет даже с нашей Алтайской степью. Подоила хозяйка коров, открыла ворота, и рогатые сами отправляются на пастбище, отошли на двести метров от пригона - тут и сочная трава. Не держали по - многу коров ещё и такие у которых была служба и две коровы вполне обеспечивали их семью молоком. Другие, занимались каким - то ремеслом и за свой труд получали плату, таким тоже молока от пары своих коров хватало. Были и старики, которым уже не под силу заготовить на зиму корм. Никаких препятствий в разведении и увеличении скота ни кто не чинил. Наоборот многие соревновались между собой, если Ефрем узнал, что у Евсея уже десять доится, то он всеми силами будет стремиться, чтобы и в его дворе было не меньше. Осенью, когда уберутся со страдой в полях, огородят хлебные клади, открывали паскотину и выгоняли свой скот пасти на поля. Больше других имели стадо Василий Бельков, Фёдор Добрыгин, Меркурий Печёнкин, Игнатий Колесников и Николай Зуев. У двадцати пяти хозяев было более трёхсот коров. У Белькова и Пчёнкина было по сорок дойных коров. Бельковы носили на завод молоко сами, благо жили неподалёку. Три человека по два ведра на коромыслах, причём каждый ходил по два, три раза. Добрыгин имел свой сепаратор и через день возил с заимки из Плотникова лога сливки на завод по нескольку фляг.
