Юрий Герт - Кто если не ты
§1
Клуб носит имя человека, который первым на земном шаре всю жизнь словом и делом боролся за Город Солнца.
§2
Член клуба имени Кампанеллы всегда и при любых условиях следует принципу: «Общественное — все, личное — ничто» .
§3
Каждый член КИКа считает своим долгом вести борьбу с врагами коммунистического общества, как открытыми — мировая буржуазия, так и скрытыми — мещане.
§4
Член КИКа является (независимо от возраста) гражданином и бойцом; это значит, что совершенствование своей личности — дело важное и необходимое, но его надо сочетать с ежедневной активной борьбой за счастье всего человечества.
§5
КИК добьется, чтобы директора школ выполняли указания Карла Маркса: каждый человек с двенадцати лет способен к труду (развить: колония Макаренко — школьный завод — общественная работа). Никто не имеет права быть паразитом!
§6
Члены КИКа не признают никаких различий пола. Полное равенство!
§7
Члены КИКа считают главным правилом: говори, что думаешь, делай, что говоришь. Приспособленчество, трусость и лицемерие несовместимы с пребыванием в КИКе.
§8
Почетными членами Клуба имени Кампанеллы являются
Величайшие Борцы за Свободу и Счастье для Всех:
Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин, а также:
Спартак, Робеспьер, Марат, Фурье, Сен-Симон, Чернышевский, Луиза Мишель, Вера Засулич, Джон Браун, Эрнст Тельман, Роза Люксембург, Клара Цеткин, Крупская, Николай Островский и Владимир Маяковский.
23
Шум, поднятый скандальной историей, разрастался.
Раньше седьмую школу ничем не выделяли среди остальных школ города. И когда в ней случалось какое-нибудь чрезвычайное происшествие — не чаще, чем в других школах — в чуткой на ухо учительской среде говорили: «Непонятно, как там допустили такое!..» — точно так же, как о любом чрезвычайном происшествии в любой школе. Но теперь...
«Ах, это там, где директором Сирин?.. Все ясно и понятно...» Все, что относилось к седьмой, сопровождали многозначительным покачиванием головы... «Чего же от них можно ожидать?» Припоминали, как два месяца назад из седьмой школы отправили в детскую колонию одного ученика; как полгода назад какой-то класс вместо уроков отправился на каток; как прошлой зимой там чуть не загорелась елка; выяснилось, что учитель географии не живет со своей женой; а учительницу физкультуры частенько видели на улицах с молодыми офицерами. Более проницательные педагоги тонко улыбались, неожиданно восстановив в памяти выступление Сирина во время зимней учительской конференции, где он, якобы, намекая на пятую школу во главе с Калерией Игнатьевной, заявил, что «не признает аракчеевской дисциплины». Зная характер Алексея Константиновича, можно усомниться в точности этой цитаты, слишком для него резкой, но вполне допустимо, что он действительно выразился в этом духе. Словом, для многих событий теперь нашлось объяснение, и оно сводилось к тому, что в седьмой школе никогда не велось воспитательной работы, там всегда была развалена дисциплина, и вот — пожалуйста...
— Позор! — говорили в районо, если речь заходила о седьмой школе.
— Позор! — говорили в гороно, если речь заходила о районо, вполне справедливо полагая, что виноват и районо.
— Позор! — говорили в облоно, также не без основания обвиняя гороно в случившемся.
Правда, находились учителя, которые считали, что во всем надо разобраться толком, но к таким относились с подозрением:
— Нет,— смущенно отвечали «вольнодумцы»,— мы не поддерживаем... Но однако...
— Ну то-то же! — удовлетворенно заключали те, кому давно было все ясно и понятно, а иные добавляли:
— От всего сердца вам советую: попридержите-ка вы свои «но» при себе — так оно будет лучше и для вас и для...
Последнее соображение казалось особенно веским, после него мало находилось охотников продолжать спор.
Калерия Игнатьевна была одной из тех, кому все давно «ясно и понятно»; кроме того, Никонова отличалась особенной дальновидностью. Как опытный ревматик по ломоте в суставах определяет перемену погоды, так и она, прислушиваясь к тому, о чем говорят «в верхах», могла бы предсказать все наперед, вплоть до доклада завоблоно на летней учительской конференции, доклада, где в адрес к тому времени уже снятого директора седьмой школы обязательно будут брошены слова: «разложение», «попустительство», и «политическая близорукость». Ее узкий, но острый ум любую борьбу идей, мнений, течений всегда проецировал в виде интриг между людьми — интриг, где решали положение сила, ловкость и умение чувствовать дух времени. Поэтому одним из золотых правил Калерии Игнатьевны было правило контраста. Это правило подсказывало, что в упомянутом докладе завоблоно не сможет ограничиться событиями в седьмой школе. Ему не обойтись и без такого примера, в котором будут фигурировать слова «твердость», «принципиальность» и «высокая сознательность».
Правило контраста...
Но Калерию Игнатьевну не занимали общие формулировки — всякая идея у нее была конкретна, и, что-то задумав, она тотчас приступала к исполнению.
Так случилось и на этот раз.
Калерия Игнатьевна пригласила учителей в свой кабинет, где обычно проходили самые важные совещания. Прежде чем изложить свою мысль, она всегда делала некоторое вступление, благодаря которому каждый учитель доводился до состояния смутной треноги и торопливо припоминал, какая из всех его вин является самой последней и виноватой.
— Надеюсь, ни для кого из вас не секрет, что произошло в седьмой, школе,— торжественным тоном начала Калерия Игнатьевна, когда в кабинете наступила тишина и все уселись, кроме близорукого и немолодого учителя математики, которому никогда не хватало места, и он стоял, опершись спиной о дверной косяк, и, задрав подбородок, смотрел куда-то вверх, на шкаф, где красовались спортивные кубки, завоеванные школьными командами на соревнованиях. Филипп Филиппович — так его звали — был человеком серьезным и застенчивым и всем своим видом стремился показать, что ему безразлично — сидеть или стоять, и он вполне обойдется и так. И никто уже не предлагал ему места — все привыкли к странностям Филиппа Филипповича и, как и полагается истинному учителю математики, считали его человеком с чудачинкой.
— Надеюсь, что это ни для кого не секрет и нет необходимости повторять все снова...— Калерия Игнатьевна строго оглядела молчавших учителей.
— Собственно...— уронил задумчиво учитель математики.
— Может быть, уважаемый Филипп Филиппович, вы все-таки позволите раньше мне?..
Математик поежился под осуждающими взглядами учителей и сосредоточился на кубках.
— Да, так вот. Что касается седьмой школы, то ею еще займутся... Разумеется, в другом месте... Но известно ли учительскому коллективу, что у нас также далеко не все благополучно? Многие ученицы докатились до того, что приняли участие в пьесе и диспуте. Кто виноват в этом, если не классные руководители, которые не сумели оградить своих воспитанниц от порочного и разлагающего влияния?.. Больше того! За спиной учителей проводятся сборища по классам. Известно ли, о чем говорят на этих сборищах?..
— Я провела в своем классе работу...— рискнула заметить Людмила Сергеевна — та самая молоденькая учительница, которая не умела надлежащим образом одеваться. Но Калерия Игнатьевна даже не посмотрела в ее сторону, хотя и дала понять, что расслышала ее слова.
На месте некоторых она лучше бы помолчала... Воспитательная работа?.. А известно ли, какие высказывания стали распространяться в школе? Высмеивают борьбу с космополитизмом, распространяется повальное критиканство... Незачем много говорить, достаточно привести только один пример... Была повторена фраза о попугае, вызвавшая немедленную реакцию:
— Ах, какой ужас!
— Кто это сказал?..
— Так говорят ученицы, которым вскоре должны вручать аттестат зрелости!
— Может быть, вам передали... неточно?..— сказала классная руководительница из десятого «Б», старая учительница, которая всегда была с директрисой на ножах.— Я никогда не поверю...
— Вы очень плохо знаете своих учениц, иначе не я, а вы сообщили бы здесь подобные вещи!
