Игорь Ушаков - Семейная сага
пяти?
— Да, пять с половиной… Ну, я бегу! Мне нужно очень
многое успеть сделать. Очень было приятно тебя встретить,
Сережа. Пока!
— До свиданья, Алла!
Вот тут я понял, что не зря говорят "Первая любовь не ржавеет": столько лет прошло, а в груди еще смятение живет!. А Алла — молодец! Она повела себя так, будто мы всю жизнь были самыми лучшими друзьями и не виделись каких-нибудь пару недель! А может, тогда, в далеком-далеком детстве, мне не казалось, что между нами натянута какая-то ниточка, а может, она действительно была?..
Михаил. 1959, 18 августа
Сережа со своими приехал сегодня на мой день
рождения: сегодня вторник, поэтому они с Людой ушли с полдня с работы, а на завтра взяли отгул. Мария испекла традиционный яблочный пирог — она восстановила старую
семейную традицию семьи Макаровых, за что я ей бесконечно благодарен. Собственно, она все делает так, что у меня постоянно поддерживается повышенное настроение. Я обо всем этом рассказал Сереже с Людой, что им очень понравилось: они тоже решили завести какие-нибудь свои традиции. Тогда Мария рассказала им о том, что мы с ней каждое седьмое число отмечаем "месячину" нашей свадьбы. Это вообще привело ребят в восторг.
С легкой руки Марии, мы с Сережей начали рисовать. Он, правда, когда-то еще в школе учился частным образом у учителя рисования, но дальше этого не пошло. Нужно сказать, что те уроки не прошли все же даром: у Сергея хорошая композиция рисунка, умело подобранная цветовая гамма, поставлена рука. Я же леплю все, как попало, по наитию. Спасает общая культура и любовь к импрессионистам: много насмотрелся, что-то запало в память, но вот техники явно не хватает, поэтому я обычно предпочитаю копировать, а не рисовать с натуры.
Когда Сергей приезжает, мы уходим из дома где- нибудь перед обедом часа на два порисовать, а в основном, чтобы пообщаться, поговорить по душам. Так же было и сегодня.
Мы опять рисовали "на пленэре": вдали через речку виднелась убогая подмосковная деревенька. А у меня почему- то перед глазами всплыл образ одной из картин моего любимого Мориса Вламинка, которая мне нравится больше всего: броские красные крыши под тревожным свинцовым небом… Я рисовал, а в голове слагались стихи.
Вьется дорога. В небе душно. Тревога!.. Тревога Закралась в душу…
Рвутся деревья Ветвями все выше. Вдали — деревня
С красными крышами.
Незряче, слепо Свинцовое небо. Лишь света полоска Надеждою броской…
Сережа. 1959, 18 августа
Сегодня мы втроем, Люда, Света и я, поехали к папе на
день рождения. Свете уже около трех. Они очень интересно общаются с Дашей, которой уже почти шесть лет. Света бегает за Дашей хвостом, слушается ее, как старшую, а может, даже еще лучше. Мария смотрит на них со свойственным, наверное, только женщинам, умилением. Она часто играет с ними, а Свету она покорила своим вниманием и лаской: как только та появляется в доме, Мария хватает ее на руки, кружит по комнате, целует в животик, чем вызывает приступы звонкого безудержного хихиканья Светы.
Когда Даша увидела Свету первый раз, то спросила Марию: "Это моя новая сестренка?" Мария сказала, что Света моя дочь, а поэтому она Дашина племянница. Даше долго объясняли, что это значит. Выслушав все, в конце концов, она заявила: "Не хочу, чтобы Света была племянница. Пусть будет моя сестренка!" На этом все и договорились.
Я с каждым визитом к отцу все больше и больше не понимаю, зачем мама пыталась отторгнуть меня от него. Ведь я не стал бы ее любить меньше, если бы общался все это время со своим отцом. А так, когда я понял, что она делала, у меня возникает только чувство горечи…
Как благодарен я Ксении за то, что она вернула мне
папу!
Как-то Люда по простоте душевной стала рассказывать
папе что-то про мою маму. Он при всей своей деликатности прервал ее: "Я ничего не хочу слышать об этой женщине…" Я его хорошо понимаю, хотя для меня мать есть мать! Я люблю маму и многое ей прощаю, даже то, что она сделала по отношению ко мне, пытаясь разлучить меня с моим отцом.
Она хотела заменить его на суррогатного отца в лице дяди Павла, чтобы потом счастливо жить в этом фальшивом выдуманном мире… Мне порой становится ее даже жалко: ведь все, что она делает, показывает, что она глубоко несчастный человек, хотя сама себе никогда в этом не признается. А может, это такая форма счастья? Кто знает, что такое счастье? Оно ведь у каждого свое!
Часа за три до обеда мы с папой пошли порисовать вдвоем. Мы так делаем почти каждый раз, когда я приезжаю, потому что есть вещи, о которых мы не можем говорить, не будучи одни. Спасибо Марии: это была ее идея сделать из нас
"художников". Ясно, что художники мы никакие, но порисовать для души приятно.
Обычно мы вспоминаем разные смешные эпизоды из прошлой жизни, когда я был еще маленьким. Но сегодня он заговорил о другом. Он сказал, что ему нравятся наши дружеские и очень теплые отношения между мной и Марией. А потом рассказал, что она фактически спасла его в очень трудный момент его жизни, когда он почувствовал непереносимую тяжесть одиночества и никчемность жизни:
— Я был на грани отчаяния. Жена меня предала с моим родным братом… И ты молчал, не отвечал на мои письма. Это было тройное предательство… Именно в этот трудный период своей жизни я встретил Марию и полюбил ее, хотя она была замужем. Я догадывался, что ее личная жизнь не совсем благополучна, но мы просто вели переписку, которая поддерживала во мне хоть какое-то желание жить.
Но потом я понял, что остался один на один с жизнью, которая не нужна ни мне, никому. Я ждал очередного дежурства по училищу, чтобы совершить последнее в своей жизни должностное преступление… Ты же знаешь, за что меня уволили из Военно-воздушной академии? Там я нарушил армейский устав, напившись пьяным при исполнении обязанностей. Сейчас я говорю о другом виде преступления: я хотел воспользоваться огнестрельным оружием, чтобы свести счеты с жизнью…
Я принял твердое решение, но тут на следующий день пришло письмо от Марии, в котором она написала, что
развелась с мужем… Она так и не знает об этом! Я не хочу ей об этом говорить: у нее такая тонкая, я бы даже сказал хрупкая структура психики, что я боюсь, что она будет слишком сильно переживать за прошлое! Ее начнет мучить мысль, а что могло бы произойти, напиши она письмо, скажем, на три дня позже?
Она, например, до сих пор без содрогания не может вспомнить о том, как однажды Олег чуть не попал под поезд. Это было лет десять назад, а у нее и теперь глаза наливаются слезами, когда она вспоминает этот эпизод. И мне стоит больших усилий успокоить ее.
Мы стояли с папой на берегу речушки, какого-то притока Пахры, и рисовали подмосковную деревеньку, разбросавшуюся на другом берегу. Погода была немного пасмурная, моя палитра была подстать серому небу и блеклым краскам. Когда мы кончили рисовать и собрались домой, я посмотрел на картину папы: у него было нарисовано тревожное небо, затянутое тучами, которых на самом-то деле, когда мы рисовали, и не было, а крыши домов были пунцово- красные, будто черепичные, а не унылые серые…
Я подумал: а может, так и надо рисовать? Рисовать не то, что видишь, а то, что чувствуешь в данный момент? А может, дело не только в этом: ведь мой отец пишет стихи, а это означает определенный склад души.
Михаил. 1960, 18 августа
У меня сегодня юбилей — мне пятьдесят лет. Пятьдесят
лет, а жизнь только началась! Сегодня опять собрались всей семьей: Мария с Дашенькой, Сережа с Людой и Светой. И Олег приехал из Ленинграда, где он учится в Техноложке. Приехала и Ксения с Виктором, но они рано уехали, поскольку завтра рабочий день, а им добираться — к черту на рога.
Олег приехал к нам на неделю. Он сейчас живет в Ленинграде у своего отца, который оказался очень порядочным и глубоко интеллигентным человеком. Мы
познакомились с ним, когда Олег еще жил с нами, и тот приехал навестить своего сына.
И вот сегодня опять все в сборе! И главное — Мария рядом, согревающая своей любовью мою душу.
Воистину жизнь у меня счастливая и полнокровная,
какую я бы хотел пожелать всем-всем!.
Я постепенно утопаю в счастье…
Писать стихи нет видимых причин.
Я стал к весне как будто бы причастен, Ответствен стал за то, куда бегут ручьи, Как светит солнце, набухают почки, Щебечут птицы, и цветут цветы…
За то, чтоб ты меня любила очень,
Так, как любить умеешь только ты…
Сережа. 1960, 2 сентября
