Игорь Ушаков - Семейная сага
Сережа. 1960, 2 сентября
Сегодня я опять поехал к Лёне и около дома встретил
Аллу, шедшую с намотанной на руку авоськой — наверное, за хлебом. Она шла глубоко задумавшись, никого и ничего не замечая вокруг. Я не стал отрывать ее от ее мыслей своим здоровканьем.
Лёню я не застал, поэтому опять вышел на улицу и стал прогуливаться вдоль дома. Вдруг я увидел Аллу опять, входящей в дом, действительно, с парой батонов в авоське.
Она быстро скрылась за дверью подъезда.
Тут во мне проснулась решимость: если она вдруг выйдет еще раз, то — поклялся я себе торжественно — я подойду к ней и заговорю! (И все это происходило примерно так же, как тогда, 17 лет назад, когда я впервые увидел ее на той же лестнице!)
Я решил подождать десять минут. Они истекли… Я продлил себе срок ожидания еще на десять минут, потом еще… И — о чудо! — она вышла! Я смело, как и обещал себе, подошел и сказал: "Здравствуй, Алла…" — "Здравствуй, Сережа…" Все произошло опять как-то просто и естественно, как в тот последний раз, когда я повстречал ее на лестнице со
Светой на руках. Алла как-то очень добро посмотрела на меня, будто и сама давным-давно ждала этой встречи. А может, мне и показалось… Ведь чего только не привидится, если этого очень сильно пожелать!
— Ты куда-нибудь по делу? — Спросил я.
— Да нет. Просто прогуляться…
— Может, пойдем в Петровский парк?
— С удовольствием! Это как раз по пути к моему дому… Я ведь живу в "генеральском" доме со вторым своим мужем. А сюда я приходила навестить свою маму.
Мы шли рядом, не касаясь друг друга, и говорили, говорили, в первый раз в жизни по-настоящему говорили! Она расспросила меня о моем житье-бытье, потом рассказала мне про свою жизнь… Жизнь у нее, по ее словам, вроде бы и во второй раз не очень складывалась…
— А ты знаешь, Алла, ведь я был в тебя безумно влюблен, когда мы учились в школе!
— А что ж ты ни разу даже никакого знака не подал? Ведь ты мне тоже очень нравился. Но ты был такой закрытый…
— Я помню, как я первый раз увидел тебя…
— И я помню: я бежала домой, а ты спускался по лестнице вниз…
— Не может быть! Ты помнишь это?!
— Что значит "не может быть"? Если было, то "может быть". — С иронической улыбкой заметила она.
— Значит, ты помнишь и тот "ручеёк"?
— Конечно! Я тогда решилась и выбирала тебя три раза подряд.
— А потом… — Начал я.
— Да, а потом Петровская аллея… Ты что думаешь, если бы не ты был тогда с Юркой Малышевым, пошла бы я с ним?
Вот так мы с великим опозданием объяснились друг другу в любви… Я довел Аллу до ее дома. Я подал ей руку, она протянула свою, но потом вдруг порывисто обняла меня и чмокнула в щеку, а потом так же резко повернулась и побежала в свой подъезд. Открывая входную дверь, она
обернулась и помахала мне рукой. Мне показалось, что глаза ее налились невольными слезами. У меня тоже зачесалась переносица, сердце как-то тревожно защемило. Я почему-то подумал, что вижу Аллу последний раз…
Я очень благодарен ей (да и себе тоже!), что мы не обменялись телефонами, не условились о следующей встрече. Пусть сохранится эта первая любовь чистым и незапятнанным цветком, о котором всегда можно будет вспоминать с теплой и светлой грустью.
Катерина. 1962, 15 сентября
Мне уже пятьдесят… Можно сказать, что жизнь
прошла. Что я в жизни видела? Вся жизнь была ожиданием какого-то "завтра". И вот "завтра" сбылось… Павел — верный муж. Без каких-либо пороков — ни курит, ни пьет, безропотно все выполняет, о чем бы я его ни попросила. Казалось бы, чего же больше? Но потерялось что-то, что склеивало нас в те далекие тридцатые… Та его пылкость, которая и меня зажигала, у него прошла. Впрочем, пылкость — удел зеленой молодости!
Живет Павел будто отрешенный от реальной жизни. С Павликом он тоже не проявляет каких-то пылких чувств, какие бывают обычно к детям. Павлику ведь уже десять, ему нужен отец-партнер, который и посоветует, что надо, и поможет в трудную минуту.
Сережа к нам часто заходит с Людой и Светой. Девчонка — очарование. Иногда я даже думаю, что лучше бы у меня вторым ребенком была бы дочь, а не сын. Девочки мягче, они больше тянутся к матерям. Света вон совсем еще малышка, а как к нам приходит, все норовит меня чем-нибудь занять. Даже зовет меня "Мама-Катя".
Сережа по-прежнему ласков ко мне, но стоит спросить хоть слово про Михаила, замыкается и отвечает: "Мам, давай не будем об этом". Совсем душой к отцу приклеился.
Иногда удается с Людой поговорить, она по простодушию своему многое рассказывает: и что Мария очень добрая и очень любит Сережу, и что Сережа очень любит
своих сводных сестру и брата, и что Михаил с женой часто бывают у них в гостях.
Говорила еще, что Ксения с Виктором часто у Михаила бывают. К нам Виктор приходить не любит, мы с ним все время цапаемся: сует он нос не в свои дела. Видите ли, я с Павлом плохо обращаюсь.
Одна у меня отрада — Павлик, но он весь в отца, такой же тихий и молчун, живет, как на расстоянии: общается с друзьями, но их к нам не водит. Приходит после школы, уроки тяп-ляп — и во двор гулять допоздна.
Хотела бы я с Михаилом повидаться, интересно, как он живет… Ведь столько лет прошло, мог бы меня и простить, мог бы и наладить нормальные отношения. Павлу бы я все объяснила… Да и не обязательно его и посвящать во все детали моей жизни!
А ведь я его и на самом деле любила, Михаил-то. Иногда и вспоминаю о нем со странным чувством чего-то несвершившегося в моей жизни. Но, видимо, все это невозможно: сама в свое время все напрочь отрубила… Может, зря?
Михаил. 1964, 5 сентября
Сегодня был на защите кандидатской диссертации
Сергея. Выступал он блестяще, хотя, возможно, мое суждение и пристрастно. Одно то, что у него оба оппонента были доктора, говорит о качестве работы, причем один из них — известный математик академик Владимир Борисович Вороной.
Конечно, Сергей волновался, но на все вопросы отвечал уверенно и четко. Оппоненты выступили очень кратко, отметив, что работа у них не вызывает никаких сомнений, а число публикаций превышает все обычные стандарты: у Сергея уже опубликовано около двадцати пяти статей и даже одна монография. Голосование было единогласным.
Потом был скромный банкет, на котором был только узкий круг его коллег. Но что было приятно, оба оппонента
пришли и даже сказали несколько приятных тостов. Меня поздравляли с "таким замечательным сыном". Ну что ж, я — и правда — им горжусь.
Когда кто-то произнес тост в мою честь, я ответил алаверды, рассказав, как Сергей в детстве сделал свою первую
"научную работу", изрезав два тома Брэма. Все долго смеялись, а академик Вороной даже заметил, что в таком случае "научный стаж" у Сергея всего на пять лет меньше, чем у него.
После банкета я поехал ночевать к Сергею, чтобы не тащиться в Академгородок ночью. Решили, что в ближайшее воскресенье Сергей со всей своей семьей приедет к нам, и мы отметим это событие в семейном кругу.
Сережа. 1967, 4 декабря
Сегодня у меня огромное событие: родился сын, Игорь.
Отвез я Люду с утра в роддом, а сам помчался на работу — у нас проходит конференция молодых специалистов нашего
"ящика", я же — Председатель Совета молодых специалистов, а посему должен открыть и вести ее работу. К Люде я намеревался поехать сразу же после работы.
Вот веду я конференцию, проходит несколько докладов. На первом ряду сидит наш директор — академик Сергей Владимирович Семенов. Все идет — лучше некуда. Вдруг ко мне к моему председательскому столу подходит мой друг и сотрудник моего отдела Феликс Фишман и шепотом на ухо сообщает, что звонили из роддома по просьбе Люды, что у меня родился сын. Я на радостях похлопал Феликса по спине. В это время Сергей Владимирович, который обладает феноменальной памятью и помнит чуть ли не всех сотрудников предприятия по имени (а их у нас несколько тысяч), говорит:
— Феликс, что ты там с Сергеем шепчешься? Это нехорошо! Скажи-ка всем нам.
— Сергей Владимирович, у Сергея родился сын…
— Ну, что ж товарищи, — сказал директор, — поздравим Сергея Макарова с сыном. Я думаю, что ему нужно срочно ехать в роддом забирать жену. А уж конференцию я закончу за него сам. Надеюсь, что у меня это получится, хотя, возможно, и с меньшим успехом, чем у Сергея Макарова.
Я помчался в родом. Счастливая, хотя и уставшая от родов Люда подошла к окну на втором этаже и в форточку прокричала мне, что выпишут ее не раньше, чем завтра утром. Тут подошла медсестра и, отругав Люду, закрыла форточку. Я еще несколько минут видел Люду через проталинку в окне, но потом ее, видно, и оттуда прогнали. Я поехал домой и почему-то без всяких раздумий придумал сыну имя — Игорь. Не знаю почему, мне это имя всегда нравилось.
