Игорь Ушаков - Семейная сага
Я вот только никак не могу понять, зачем Екатерине нужно было все это делать? Сохранить сына? Ну, а разве сейчас она не ставит под угрозу свои отношения с Сережей? Дай-то Бог, чтобы у него не ожесточилось против нее сердце: ведь мать есть мать, никто никогда ему ее не заменит…
Сергей. 1956, 1 января
На празднование Нового года к папе мы с Людой
приехали с утра 31-го числа. Опять дверь открыла приветливо улыбающаяся Мария:
— Проходите, проходите! Милости прошу! Михаил Платонович вот-вот придет: он побежал в институтский распределитель за полагающимся "новогодним пайком" — дефицитное шампанское, копченая колбаса, сыр и еще какая- то невидаль…
Они познакомились с Людой. Мы разделись и прошли в комнату. Скоро в дверь кто-то забарабанил ногой.
— Это мои дети пришли с гулянья! — сказала Мария и побежала открывать дверь.
В двери появился высокий симпатичный парень, а с ним снежный ком, который топал ножками и радостно верещал. Мария отряхнула Дарью, стряхнула веником снег с валеночек, раздела ее, и та, разгоряченная с малиново- красными щеками, с криком: "Селёза!" бросилась ко мне. Я подхватил и закружил ее по комнате так, что валенки разлетелись в разные стороны под ее пронзительный хохот. Потом она с любопытством подошла к Люде:
— Здваствуй! — Сказала она. — А ты кто?.
— Я жена Сергея, Люда…
— Знасит, моя новая сествитька?
Мы, засмеявшись, согласились. Тут подошел Олег и мы с ним по-мужски крепко пожали друг другу руки. Красивый, высокий для своих лет парень, с добрыми ироничными глазами.
Некоторое время спустя, появился и папа с грудой пакетов в руках. Он проскользнул на кухню, оставил там все пакеты и, не раздеваясь, подошел к нам с Людой.
— Значит, вы — Люда? А я Михаил Платонович.
Остальные все уже знакомы.
Только после этого он подошел ко мне и крепко-крепко меня обнял. У меня опять навернулись слёзы радости, но я, конечно, сдержался. Сегодня было гораздо проще это сделать, чем в первый раз.
Опять был обед, опять на столе появилась бутылка армянского коньяка, в которой я узнал ту самую, недопитую на Октябрьские праздники бутылку. "Вот так алкоголик!" — Подумал я про себя.
Налили рюмки. Опять папа произнес тост. На этот раз он встал, окинул всех нас взглядом и опять очень коротко, как всегда сказал:
— Провозглашаю этот тост за воссоединение моей семьи, нет, НАШЕЙ семьи!
У всех невольно заблестели повлажневшие глаза. А Даша, сидевшая на коленях у Марии захлопала в ладошки и громко закричала: "Ув-в-а-а-а!"
После обеда все занялись своими делами: папе, как всегда, нужно было что-то срочно напечатать, Сережа побежал к друзьям по соседству, Люда с Дарьей вешали на елку последние еще не повешенные игрушки. А мы а Марией пошли на кухню покурить, закрыв дверь, чтобы дым не шел в комнаты.
Мария очень много меня расспрашивала про мою жизнь, про Люду, про Людиных родителей, про то, как мы с Людой познакомились. Мои ответы она выслушивала внимательно, понимающе кивая головой. Сказала, что ей очень понравилась Ксения, что они почувствовали сразу же симпатию друг к другу. Но при этом не было ни одного скользкого вопроса, ни одного комментария по поводу старой жизни папы. Мне это очень понравилось. Образ "хищницы" растаял в моем сознании полностью…
Мы закурили по второй сигарете. В это время в стекле кухонной двери показался папа. Я помахал ему рукой и показал сначала пальцем на часы, а потом растопырил пятерню. Он понял, что минут через пять мы придем. Мы продолжили наш разговор. Я себя чувствовал очень комфортно. Мария вызывала у меня все больше и больше симпатий. Я начал понимать, почему ее выбрал папа.
Потом мы встретили Новый год, шепотом прокричали
"ура" после боя курантов, чтобы не разбудить Дашу, которая совсем недавно только угомонилась. Легли мы где-то коло двух. Олег уступил нам с Людой свою комнату, а сам устроился на диване в столовой. Хорошо, все-таки, иметь большую квартиру!
Когда мы легли, Люда сказала мне:
— Хороший у тебя папа! И мачеха у тебя неплохая…
— Ну, какая она мне мачеха? Она уж по возрасту скорее старшая сестра. Да и ведет она себя без всякого выпендрежа…
— А как же так вышло, что ты не получил от отца ни одного письма за все эти годы? Кто мог это сделать? И главное — зачем?
— Кто, кто… Дед Пихто! Давай спать.
Михаил. 1956, 21 января
Сегодня день рождения Марии. Даже трудно поверить,
что мы женаты всего два с небольшим года! Столько событий, столько переживаний, что кажется, что мы живем друг с другом целую жизнь. Все, что было до Марии, было будто не со мной.
Конечно, умом я не простил двойного предательства Павла и Катерины, но это теперь где-то далеко, и совсем меня не волнует. Я только иногда с ужасом представляю, а что было бы со мной, если бы не Мария? Собственно, что значит,
"что было бы"? Да ничего не было бы, меня не было бы, вот,
что было бы!
Сегодня я принес огромный букет белых роз. Я знаю, что Мария очень любит цветы, а особенно розы. И это теперь у нас традиция: каждый день ее рождения — букет белых роз, хотя среди зимы найти такое и невероятно трудно — только у заезжих кавказцев, которые и сами-то, по-моему, перекупают их в подмосковных оранжереях. А каждое седьмое число — в день "микро-юбилея" нашей свадьбы — тоже букетик, хотя и поскромнее.
Минуты высших наслаждений Ты каждый вечер даришь мне И на стене мелькают тени,
Как крылья бабочек в огне.
И мы горим и не сгораем,
Чтоб завтра снова жить, горя… Адам и Ева скучным раем Пренебрегли совсем не зря!
Павел. 1956, 18 июля
Мы втроем — Катя, Павлик и я — отдыхаем на Кавказе.
Елена Степановна не в лучшей форме, поэтому мы попросили ее сестру Прасковью приехать на время нашего отпуска из Заволжска. Сергей на все лето командирован в Ленинград: там идут испытания какой-то военной системы, которую разрабатывают в почтовом ящике, где он работает. Поэтому Люда жила летом у нас, поскольку она была в декретном отпуске: у нас телефон, так что, если понадобится всегда можно позвонить.
И вот вчера я зашел на почту, как всегда, идя с пляжа. Катя с Павликом пошли домой. Получаю срочную телеграмму от Люды: "ЕЛЕНА СТЕПАНОВНА СКОНЧАЛАСЬ СЕГОДНЯ ТЧК ПОХОРОНЫ ЧЕРЕЗ ДВА ДНЯ ТЧК ЛЮДА".
Я долго колебался, не решаясь показать телеграмму Кате. Конечно, мать — это мать, но мы всего провели десять дней на юге. За жилье уплачено вперед.
Я решил сказать Катерине о телеграмме завтра утром. Но с утра сегодня я не решился, а опять зайдя на почту, сделал вид, что только-только получил телеграмму.
Катя заплакала, сказала, что надо ехать в Москву. Но потом вдруг сказала:
— Но чем мы можем помочь? Да и билеты поменять трудно — телеграмма-то не официальная. Да я и все равно уже не успеваю на похороны… Как-то все глупо… Я же ведь тетю Пану из Заволжска вызвала специально вызвала, да и Люда там… Может, Сережу вызовут из Ленинграда… А ты, Павел, что думаешь?
— Я не знаю… Но телеграмму мы получили. Нужно что-
то решать и сообщить в Москву, едем или нет.
— Ну, телеграмма могла и не придти, или ее могли не в тот ящик на почте положить… Не на ту букву, например…
— Значит, молчим, как будто ничего не знаем, да?
— Ну, а что ты предлагаешь?
— Катя, я не знаю. Это твоя мать, тебе и решать…
И вот опять обман… Как я устал чувствовать этот постоянный гнет неправды, как он мешает жить!
Сережа. 1956, 21 июля
Вчера после работы я получил телеграмму от Люды:
"СРОЧНО ПРИЕЗЖАЙ ТЧК УМЕРЛА ЕЛЕНА СТЕПАНОВНА". Я тут же помчался на Московский вокзал, купил билет на "Красную стрелу". С билетами в день отъезда было туго, пришлось впервые в жизни купить билет в
"буржуйский" СВ. А на вечер у меня был давно уже куплен билет в Ленинградскую филармонию на "Реквием" Моцарта.
После суеты с билетом на Москву, до меня только уже в зале филармонии дошло, какая трагедия произошла в моей жизни: я потерял человека, которого любил больше всех в моей жизни. Бабушка была мне самым близким человеком. Она много мне рассказывала о своей жизни, беседуя всегда, как со взрослым. От нее я узнал массу библейских притч, она воспитала во мне христианский дух, хотя я так никогда и не смог принять идею Христа как Божьего сына — это всегда казалось мне нарочито притянутым за уши. Она и сама верила в Бога своеобразно: она относилась к Богу как к высшей силе, которая творит не только добро людям, но и много зла. Она приводила примеры этой несправедливости Божьей, который забрал преждевременно ее мужа, был так несправедлив к родителям моего отца. Но при этом она говорила мне: "Но то, что творит Бог — это на его совести. А ты, несмотря ни на что, должен творить добро. Бери пример со своего отца: он хоть и неверующий, но истинный христианин". Так я и не понял зачем же нужен Бог, если ты сам решаешь, что надо творить добро и любить ближних. Разве это не есть естественный закон нормального человеческого общежития?
