Лорен Вайсбергер - У каждого своя цена
Меня встретила ярчайшая, самая агрессивная вспышка фотоаппарата, какую я когда-либо видела. Не меньше минуты я простояла под обстрелом частых вспышек, от шока не имея сил пошевелиться.
— О, простите, я ошибся дверью, — послышался голос Джона, одного из привезенных нами фотографов.
— Какого черта, что происходит? — загремел Сэмми.
— Подожди, я с этим разберусь. Останься здесь. Я вышла в коридор и закрыла за собой дверь.
— Какого черта, что происходит? Что ты себе позволяешь? — заорала я.
— Эй, детка, я же извинился! Ни о чем не волнуйся, я ничего не видел, — очень неубедительно заверил фотограф.
Джон был самым скользким типом из всей группы и с самого начала вызвал у меня инстинктивное напряжение: он пользовался славой отъявленного папарацци, продавал скандальные снимки гнуснейшим таблоидам, заламывая самые высокие цены. На его присутствии в поездке настояла Келли, потому что газеты хватают на лету все, что он предлагает.
— Почему ты следишь за моим номером? В смысле — его номером? Я с раннего утра обхожу гостей, обсуждаю расписание на сегодняшний вечер, что в этом интересного? Сам должен понимать…
— Слушай, мне все равно, с кем ты трахаешься, — гоготнул Джон. — Конечно, можно найти тех, кому покажется любопытным, что девушка Филипа провела ночь с другим, но ты хорошо относилась к нам в этой поездке, поэтому давай забудем об этом.
Негодяй откровенно разглядывал измятое платье и смазанный макияж доказательства секса ночь напролет.
— Кроме того, — продолжал Джон, отсоединяя вспышку от фотоаппарата и убирая ее в черную сумку на плече, — то, что происходит в апартаментах Филипа, намного круче, чем твой перепихон с парнем Изабель.
— Что ты сказал?!
Мне хотелось придушить мерзавца, посмевшего покуситься на прелесть нашей с Сэмми ночи, за то, что не поверил смехотворной истории насчет согласования расписания на вечер, и за то, что у него хватает наглости утверждать, что Сэмми принадлежит Изабель. Естественно, в нужный момент в голову не пришло ничего хоть немного оскорбительного или умного.
— Ну, скажем, источники не исключают небольшую групповуху с участием твоего бойфренда и его старых подружек Лиззи и Тары. — Джон обнажил зубы и десны в улыбке, самодовольно бросив: — Под «бойфрендом» я имею в виду Филипа Уэстона.
Я подавила гнев.
— Мм-м… очень интересно. Мне пора продолжать обход номеров, так что извини… — И я гордо прошла мимо Джона босиком, с босоножками в одной руке и сумочкой в другой, к лифтам, путь до которых занял целую вечность.
Чем больше я думала о случившемся, тем меньше видела причин для беспокойства, учитывая, что Джон вроде бы не очень заинтересован в наличии или отсутствии пикантной ситуации, связанной со мной или Сэмми.
Оно ему надо? Человек тратит жизнь, бегая за непомерно известными представителями светской тусовки и запечатлевая на пленку связанные с ними скандалы. С какой же стати ему опускаться до малозначительной пиарщицы, в кои-то веки сбегавшей налево? Вокруг знаменитостей пруд пруди. Правда, остается Филип. Если Келли узнает, что меня накрыли в постели эскорт-мальчика Изабель, я буду тут же уволена. Да и сама Изабель вряд ли придет в восторг, не говоря уж о дяде Уилле: племянница снова попадет в героини рубрик светских сплетен, причем не в том ракурсе, которым он сможет гордиться.
Хотя, скорее всего, я зря себя накручиваю: Джон обещал не болтать, а если даже что-нибудь растреплет, вряд ли газеты сочтут произошедшее сенсацией.
Разве что Водоворот изойдет слюной, но у нее щупальца коротки дотянуться до Стамбула. Причина испорченного настроения при встрече с фотографом отчасти состояла в том, что на благословенные 24 часа я забыла, что, значит, быть уязвимой и преследуемой. Отделенная от Эбби пятью тысячами миль, я не испытывала омерзительного ощущения, что мою личную жизнь выставляют на всеобщее обозрение. Отвыкнув от непреклонного чужого стремления меня унизить, я невольно расслабилась и с утренним визитером столкнулась неподготовленной. Глубоко вздохнув, напомнила себе, что могло быть хуже, причем намного, и возблагодарила Бога, что Водоворот находится на другом континенте.
Из-за неплотно закрытой — не заметишь, если специально не приглядеться, — двери апартаментов доносились неясные звуки. На часах было начало девятого — можно сказать, полночь, с учетом того, что я вернулась в отель в три утра, а Филип оставался в «Белле». Значит, пресловутая групповуха в самом разгаре. У меня мелькнула мысль постучать, но я толкнула дверь и вошла.
Пройдя через гостиную к французским дверям, ведущим в спальню, я увидела на кровати вольготно раскинувшегося обнаженного Лео и лишь спустя секунду поняла, что шевелюра, ритмично двигавшаяся вверх-вниз пониже его пупка, и приветственно поднятая в моем направлении голая задница принадлежат мистеру Филипу Уэстону. Прежде чем я опомнилась, Лео меня заметил.
— Привет, Бетт, что стряслось? — спросил он небрежно, не делая попыток прикрыться или заслонить любовника.
Услышав мое имя, Филип резко поднял голову, открыв взгляду еще несколько дюймов тела Лео, которыми я не успела полюбоваться.
— О, привет, малышка, как жизнь? — спросил он, незаметно вытирая рот углом подушки. — Где ты была целую ночь?
— Где я была всю ночь? — Как обычно, от шока я утратила способность ясно мыслить и могла лишь повторять, словно передразнивая, слова собеседника.
— Любимая, я ждал целую вечность, — капризно пожаловался Филип, бодро соскочив на пол, словно маленький мальчик в рождественское утро, и накинул халат.
— Целую вечность, значит? — блеснула я находчивостью.
— Вернись ты вовремя, Лео не оказался бы в моей постели. Ведь так, малышка?
Это чересчур. Я расхохоталась:
— Филип, перестань. Ты еще ни разу не захотел со мной переспать за…
— Расслабься, куколка, успокойся немного. Наш общий знакомый вернулся пять минут назад и сразу вырубился. Я, должно быть, тоже заснул. Конечно, мы сглупили, столько выпив, но, по крайней мере, теперь у нас все прошло.
— Ты всерьез пытаешься утверждать, что я не видела того, что только что отлично рассмотрела? — Если бы хоть у одного из них хватило такта по крайней мере притвориться смущенным, я бы еще как-нибудь пережила зрелище.
— Знаете что, пойду-ка я возьму кофе, апельсинового сока да еще, пожалуй, круассанов. Чувствую, надвигается грандиозное похмелье, — заявил Лео, дотянувшись до пульта от телевизора.
Не меняя живописной позы, он принялся переключать с канала на канал. По кабельному телевидению отеля крутили разные фильмы.
— Отличная идея, друг. Возьми мне двойной эспрессо, несколько таблеток аспирина и самую большую «Кровавую Мэри», — отозвался Филип.
— Ущипните меня, я сплю, — тупо произнесла я, гадая, в какой момент истекшая ночь и вся моя жизнь превратились в сумеречную зону. Ощущение, будто я попала в другую реальность, причем оказалась там в одиночестве.
— А? — отозвался Филип, без стеснения сбросив перед нами халат, и удалился в душ, оставив дверь открытой. — Лео, не сочти за труд, попроси свою сотрудницу прекратить пи… галдеж. Мы с тобой добрые приятели, вот и все.
Лео, наконец, выпутался из простыней, смятых так, будто на них резвились несколько часов, и натянул джинсы, не позаботившись надеть нижнее белье.
— Конечно. Бетт, милая, мы с Филипом просто приятели. Принести тебе что-нибудь поесть?
— Нет-нет-нет, спасибо, я позавтракаю внизу. Увидимся позже. — Схватив чистые джинсы, футболку и босоножки, я сунула все в пластиковый пакет, предназначавшийся для грязного белья, и бегом бросилась из комнаты, борясь с тошнотой. Пусть Филип и Лео наслаждаются почти семейным утром.
Я отправилась убивать время и перекусить в ресторан на первом этаже, собираясь вернуться в номер позже, но когда официант принес кофейник с чашкой и корзину с восхитительным печеньем и оладьями, в зал на подламывающихся ногах вошла Элайза и уселась напротив.
— He помешаю? — спросила она. — Не могу спать, на фиг, уже готова сдохнуть.
Я запаниковала, решив, что Элайза узнала от фотографа об утреннем происшествии, — в такой час все наши видели десятый сон, — но спутанные волосы, черные круги вокруг глаз и заметно дрожащие руки указывали, что вчера бедолага перебрала с кокаином, сна нет и в помине, и она спустилась в ресторан посидеть и подождать, когда пройдет искусственное возбуждение.
— Конечно, присаживайся, — сказала я по возможности небрежно, сидя как на иголках при мысли, что ей все известно.
Официант тут же принес Элайзе чашку с блюдцем. Остекленевшими глазами Элайза уставилась на посуду, словно никогда раньше не видела, но очнулась и налила себе кофе.
— Ты что-то рано. Где Филип? — Она судорожно выхлебала черную жидкость.
— Филип? — Я попыталась беспечно рассмеяться, но получилось похоже на полузадушенное кудахтанье. — Спит, наверное. Я зачем-то поднялась ни свет ни заря. Наверное, разница во времени.
