Кихару Накамура - Исповедь гейши
Их будущим детям было бы крайне горько, если бы они не могли увидеть свадебную фотографию своих родителей. Поэтому мы сделали снимок доктора в его кимоно, украшенном семейным гербом (впрочем, он смотрелся великолепно и в пиджаке с брюками), с госпожой Судо, на которой было белое подвенечное кимоно из американской парчи.
Сегодня, тридцать лет спустя, этот снимок, подобно картине, висит в гостиной их прекрасного дома в Массачусетсе. Доктор и сейчас выглядит весьма импозантно и, как преуспевающий ученый, находится в расцвете сил, тогда как его жена почти не состарилась (что совершенно непостижимо). Никто не дает им их лет. Завидная пара. Судьба послала им сына. Этот молодой отпрыск тоже будущий врач.
После них еще многие подходящие пары сошлись благодаря моему содействию, пусть порой это были и неравные браки. По мере роста таких союзов я стала называть себя «брачной конторой, местопребывание Нью-Йорк». Между тем минуло тридцать лет, в течение которых многие из этих пар прожили счастливую жизнь.
Сорокапятилетний юбилей Ботанического сада в Бруклине был значительным местным событием, по случаю которого мои девушки и я, вшестером или всемером, выступали в кимоно. Фудзиэ должна была вот-вот рожать. Но она очень хотела непременно участвовать вместе с нами.
Все боялись, что роды могут начаться преждевременно. Но она не преминула подняться на сцену со своим большим животом, который пыталась упрятать за рукавами кимоно.
— Привезенные сюда пятьдесят лет назад из Японии саженцы теперь стали такими большими… Цветение вишни в Вашингтоне столь же великолепно, как и у нас в Ботаническом саду, — начала я свое выступление по-английски. Мы, шесть японок в кимоно, прохаживались с раскрытыми зонтиками от солнца по сцене, изображая небольшое представление. Бывший мэр Токио, Одзаки Юкио, подарил саженцы вишен Вашингтону и Бруклинскому ботаническому саду. Как всегда, нас фотографировали многочисленные посетители. С вишневыми цветами на заднике сцены все выглядели очень красиво. Фудзиэ предприняла все возможное, чтобы скрыть свой живот под зонтиком. Все стояли, и лишь она одна сидела. Другие постоянно наклонялись к ней и шептали:
— Не вздумай только здесь рожать.
Внутренне я очень волновалась, но наше выступление на сцене прошло с успехом, как говорится, без сучка и задоринки.
Через три дня у Фудзиэ родилась девочка. После этого мы стали чаще выезжать на природу и сообща заботились о малышке, словно это был наш общий ребенок. Маленькая Фудзиэ сейчас изучает юриспруденцию и будет адвокатом…
Моя лавка, а также мой дом все чаще становились местом встречи молодых японцев. Конечно, им недоставало родителей, ведь они жили в далекой, чужой стране. Те, что женились или вышли замуж за американцев, особенно тосковали по японской речи и хотели услышать ее. По выходным все наведывались ко мне, и, хотя я готовила лишь простые кушанья вроде одэн, тонкацу и риса с карри, они им чрезвычайно нравились. Несмотря на то что прошло уже тридцать лет и выросло уже новое поколение, мое жилище и поныне остается местом встречи молодежи. Сегодня на каждом углу встретишь японский ресторан, но цены там не по карману студентам. У меня же можно поболтать по-японски и подкрепиться, что всем очень нравится. Каждое воскресенье мой дом бывает полон молодежи. Общаясь с молодежью, я как бы тем самым продлеваю свою молодость.
Но вначале я кое-что оговариваю: «Готовить я обожаю, но мыть посуду не люблю до смерти, поэтому, будьте добры, мойте посуду после себя». Так что молодежи приходится, теснясь в моей небольшой кухне, заниматься мойкой посуды.
Поскольку японские студенты порой приводят с собой своих однокашников, то вокруг слышится разноплеменная речь: говорят по-японски, по-китайски, по-филиппински, по-английски и по-испански. Некоторые неловко орудуют палочками (за исключением японцев и китайцев). В их обществе я чувствую себя превосходно.
— Возможно, кто-то из вас в свое время получит Нобелевскую премию, — часто повторяла я.
Все, кто тридцать лет назад уплетал рис с карри и суп, сегодня преуспевающие люди. Они стали управляющими, входят в наблюдательный совет акционерных обществ, а те, что были начинающими врачами, теперь профессора.
Когда я бываю в Японии, они всегда встречаются со мной. В последний раз (в июне 1986 года) многие родители этих молодых людей и даже ставшие весьма важными особами бывшие студенты самолично посетили меня в театре «Симбаси», где шла пьеса, поставленная по моей книге.
Это крайне меня обрадовало.
Нью-Йорк между тем сильно изменился. Прежде я могла, отужинав после работы на цветочной выставке или автомобильной ярмарке со своими спонсорами или сотрудниками, ничего не боясь, в полночь или в час ночи идти по улицам Манхэттена и Бруклина. Да и молодые женщины могли без опаски ездить в подземке.
Тридцать лет назад в чудном Нью-Йорке почти не было преступности. Куда подевался тот Нью-Йорк, где дети и женщины могли спокойно днем и ночью гулять по улицам? Там было так чудесно и спокойно жить, что сегодня невозможно себе даже представить. Я очень тоскую по тем временам.
Мой сын в Нью-Йорке
Наконец свершилось.
Я смогла забрать к себе из Японии своего сына Macao, что оказалось невероятно сложным делом.
Требовался американский гражданин как поручитель и бумаги, содержащие сведения о его имущественном положении, нынешнем роде занятий и доходах. Все это требовалось представить иммиграционным властям. Помимо этого, следовало отослать различные бумаги в Японию, где опять же требовалось собрать многочисленные справки и передать их в американское посольство, которое затем связывалось с местными иммиграционными властями. Сыну следовало обратиться в посольство в Японии и получить разрешение на въезд. Я послала Macao авиабилет, и он смог наконец сесть в самолет.
Вся эта процедура для меня, вовсе не подозревающей о подобных вещах, как и для Роберта, который, хоть и был поручителем, однако был несведущ в таких делах, оказалась тайной за семью печатями. Но тут подоспела нежданная помощь в лице Стенли Окада, руководителя туристического бюро.
Дело не ограничилось только Нью-Йорком. В помощь моему сыну он направил своего приятеля из Камакура, который выполнил за него всю бумажную волокиту, сопровождал его при собеседовании в посольстве и посадил в самолет.
Что касается совершения всякого рода формальностей, то здесь мало чего можно было ожидать от шестнадцатилетнего юноши, но благодаря заботе Стенли Окада тому в итоге удалось прилететь в Нью-Йорк. Я была крайне признательна господину Окада, что он за маленькую плату, которую взимало бюро по туризму, взял все заботы на себя. О его содействии я буду помнить всю жизнь.
Когда мой сын ходил еще в среднюю школу, умерли одна за другой бабушка и мама. Мне очень хотелось полететь домой, но это перечеркнуло бы все мои тогдашние старания. (Как раз в то время решалось дело о моем бессрочном пребывании в Америке.) Я непременно хотела остаться в Америке. Поскольку я получила лишь телеграмму с извещением о смерти, возвращение бы ничего не изменило. Кроме того, если говорить начистоту, они были черствыми матерями, от которых мне пришлось много претерпеть до войны, во время войны и после. Возвращение в Японию фактически отрезало мне путь обратно в Америку. Я решила, что лучше останусь здесь и буду работать, чтобы по возможности скорее забрать к себе сына.
Теперь это наконец мне удалось. Я, мать Роберта, Тиэко и госпожа Судо поехали в большом пикапе Роберта встречать его в аэропорт. Macao сильно вырос и возмужал. Когда я оказалась рядом с ним и он возвышался надо мной, у меня выступили слезы.
Было непросто каждый месяц высылать в Японию деньги для сына и при этом копить средства для его поездки сюда. Поскольку у матери Роберта был большой дом, там были приготовлены две комнаты для нас с сыном. Мне доставило огромное удовольствие заново оклеить обоями комнату Macao, постелить там ковер и купить новую кровать и постельные принадлежности.
Я давно мечтала забрать его к себе и дать ему американское образование. Лишь для этого я и трудилась. Полагаю, никто не может понять, насколько я была счастлива наконец видеть лицо своего сына.
Однако он, похоже, вовсе не выглядел счастливым и угрюмо молчал. Он не поздоровался ни с Робертом, ни с его матерью, ни с Тиэко или госпожой Судо. В машине я и Macao сидели рядом с водительским креслом.
— Все, как бы они ни были заняты, выбрали время, чтобы встретить тебя. Хоть поздоровайся с ними.
— Я вовсе не хотел приезжать, — ответил сын.
— Почему же ты тогда приехал?
— Чтобы отомстить тебе, — сказал он.
— Отомстить? За что?
— Ты оставила меня одного. Главное, я не могу простить тебе, что ты была гейшей. Кроме того, мне не нравится, что ты вышла замуж за иностранца.
