Екатерина Минорская - Женского рода

— Дорогая моя, вы можете сказать ей о моем звонке, когда вернетесь с рандеву; мне, поверьте, все равно, но это в интересах ваших отношений — почему-то с годами я ста­ла сентиментальна и забочусь о чужих союзах: мне сказа­ли, что вы милая пара и Кирш повезло.

Алиса походила по дому в недоумении и, не в первый раз заглянув в комнату, где спала Кирш, наконец, закры­ла туда дверь. В сумке Кирш было расписание электри­чек — ближайшая на Москву через полчаса. Если она по­едет на ней, то прибудет к месту назначенной встречи на два часа раньше. «Но это лучше, — подумала она, — чем дожидаться пробуждения Кирш». Алиса взяла денег на билет до Москвы — это ничего, там, в Москве, уже деньги будут, потом присела к столу и, помусолив края блокно­та, написала: «Бегу от тебя, моя любимая, чтобы скорее вернуться к тебе!» Алиса проверила, работает ли телефон Кирш, и решила, что пожелает ей доброго утра уже из элек­трички, спросит, чего вкусненького купить к чаю, и обя­зательно на обратном пути найдет какие-нибудь симпа­тичные занавески на кухню…

Белые поля проплывали мимо, домишки, осевшие под тяжестью собственных побеленных крыш… Какая скучная и однообразная, должно быть, жизнь у аборигенов этих придорожных деревушек, думала Алиса: только стук ко­лес проезжающих поездов да заботы о своем нехитром быте… Она попробовала набрать помер Кирш. Звонок не проходил, сообщение тоже. Алиса с досадой вдавливала и вдавливала кнопки аппарата.

Кирш тоже, едва проснувшись и прочитав записку, начала набирать телефон Алисы — механический женский голое в трубке объяснял; «Sorry, the mobile number is temporary blockcd!» Алисин телефон был временно забло­кирован.

— Блин! — Кирш схватилась за голову. — Ну куда ее понесло?!

Алиса не появилась ни в тот день, ни на следующий. На утро третьего дня Кирш, не спавшая уже две ночи, с отчаянием захлопнула дверь и направилась к станции.

Человек не может жить в мире, который не может объяс­нить. Осознание — первый шаг к приспособлению, к адап­тации, к выживанию. Умение объяснить себе ситуацию — это залог человеческого спокойствия. Если гремит гром и небо рассекает гигантская огненная стрела, значит, это не что иное, как волеизъявление богов, если на лугу пасется огромный мамонт, а желудок сводит от голода, значит, они — мамонт и желудок человека — созданы друг для дру­га; если к соседке приходит мужчина, значит, это ее любов­ник. Это не логика, это гарантия обывательского несумасшествия. Не истина, так хоть что-то похожее на нее. Если Алисе пришло сообщение от влюбленной в нее Рэй, кото­рое та сочла компрометирующим и стерла, а на следующий день после него Алиса исчезла, значит, она поехала к Рэй.

Уже в электричке Кирш набрала номер Рэй — автоот­ветчик грубоватым голосом хозяйки отвечал: «Если вы слышите эту запись, значит, я катаюсь по питерскому мет­ро!» Кирш швырнула телефон в сумку.

В Питер поехали, голубки!

Уже на подъезде к Москве Кирш почти успокоилась. Выпив по дороге три бутылки пива, она рассуждала: ко­нечно, она уехала — там у нее жених, бабушка, интерес­ная работа; а Рэй неприхотлива, она может безропотно состоять при всем этом, совмещая понравившуюся ей утон­ченную Алису с кучей других баб… Кирш знала, что с ней тяжело, но никто никогда не уходил от нее, заскучав, все­гда удалялась она. От трогательной девушки, бросившей ради нее церковь, от женщины, сорвавшей из-за Кирш свои полковничьи погоны, и от многих, многих других, Алиса была первой женщиной, оставившей Кирш… Четвертая бутылка пива на голодный желудок явно была лишней — Кирш начало мутить.

…Следователь — невысокая полная женщина со ста­ромодной шестимесячной химией и маленьким загнутым книзу носом — смотрела на Алису круглыми выпуклыми глазами.

— Милочка, здесь не вы обвиняете, а вас собираются обвинить. Вы утверждаете, что вас, попросту говоря, под­ставили, по пока я этого из вашего рассказа не увидела: вас задержали с большим свертком героина и вы оказали сопротивление сотруднику милиции, да еще какое сопро­тивление! А вы говорите, что во всем виноват какой-то звонок!

Алисе казалось, что она сходит с ума. Она прокручи­вала эту историю вновь и вновь, рассказывала ее в под­робностях и не понимала, почему люди в погонах не слы­шат се…

Встреча произошла в центре Москвы. В той женщине, вызвавшей Алису из их с Кирш затворничества, почти все было изысканно — даже придававшая ей какую-то манерность большая темная родинка над верхней губой, от кото­рой Алиса поспешила отвести взгляд. Незнакомка же, не стесняясь, оглядела Алису с ног до головы через тониро­ванные очки и, бросив быстрый взгляд по сторонам, неза­метно передала ей ключ от камеры хранения на вокзале.

— Я немного пьяна и боялась таскать с собой такую сумму, я проездом в столице!.. Там деньги и шкатулка с драгоценностями Кирш, ключ у нее есть, я выбросила его, чтобы не было искушения продать их, как она и предлага­ла в пору моих сильных материальных затруднений…

— Кирш носила драгоценности? — Алиса смотрела на собеседницу то ли с удивлением, то ли с подозрением.

Женщина поправила очки пальчиком с французским маникюром.

— Мадемуазель, драгоценности не носят, в них вкла­дывают деньги!

Алиса несколько раз повернула ключ и открыла двер­цу ящика в камере храпения. Там был пакет, в котором лежали долларовые купюры — целая пачка, считать Али­са не стала, и действительно запертая деревянная шкатул­ка. Она забрала пакет, переложила его в свою сумку. Те­перь в ее ближайшие планы входило заплатить за мобиль­ный и скорее связаться с Кирш. Денег у нее не было: Зна­чит, надо менять доллары. Но подойдя к обменному пун­кту и снова заглянув в пакет, Алиса поняла, что не может трогать эти деньги, что отвезет их Кирш, а та сама пусть уж решает — тратить их или выбросить в окно. Алиса уже жалела о своей поездке и бежала на электричку, желая ско­рее увидеть Кирш и объяснить, что хотела сделать ей при­ятное, что просит прощения за свой глупый поступок… Она села к окну, прижав к себе сумку. Электричка тронулась, картинки за окном начали наконец незаметно перетекать одна в другую; ей казалось, что поезд тянется еле-еле… Перед следующей станцией двое крепких мужчин, кото­рые ехали вместе с Алисой от самой Москвы, вдруг вста­ли со своей скамьи и направились к ней.

Надо же, контролеры! «И ведь видели, что я не поку­пала билет…» — вдруг подумала Алиса и съежилась.

— Пройдемте, девушка! — сказал один из мужчин, то­ропя Алису выйти на платформу.

— Но это не моя станция! — запротестовала девушка.

Когда электричка ушла, мужчины представились оперуполномоченными, и перед Алисиным носом мельк­нули соответствующие корочки.

Они спустились с платформы на маленькую станцион­ную площадь, где уже стояла наготове милицейская ма­шина, возле которой курили два человека в форме.

— Наконец-то, — сказал один из местных милиционе­ров, заметив приближающуюся троицу. — Кого они там приволокли-то?

— Да девку какую-то они ждали… Говорят, много «бе­ленького» у нее.

Они смерили Алису взглядом и кивнули подошедшим с ней операм на мужчину и женщину, стоящих неподалеку:

— Вот двух местных подогнали в понятые!

Понятые переглянулись и придвинулись ближе. Уже у машины один из онеров лукаво улыбнулся Алисе и, достав нож, ловко вскрыл запертую шкатулку — в нее до самого верха были утрамбованы пакетики с белым порош­ком. Вскрыв один из них, опер довольно принюхался,

— Что итребовалось доказать! Что ж ты, Алиса, та­кую кучу героина — ив электричке!

У Алисы дрожали губы; ее не смутило, что милицио­неры знают ее по имени, она понимала только, что сейчас ей наденут наручники и она не сможет вернуться к Кирш. Алиса попятилась, озираясь по сторонам, будто на этой серой пустынной даже средь бела дня станции может от­куда ни возьмись появиться космический корабль, способ­ный спасти ее. Но вместо космического корабля рядом громоздилась лишь куча металлолома,

— Некуда бежать, мадам, лет на семь казенные апар­таменты вам обеспечены! — съязвил второй — лысый — оперативник и попытался схватить Алису за руку.

Она отскочила в сторону и, чувствуя, как бешено бьет­ся сердце, выхватила из кучи металлического хлама кусок арматуры.

— Да ты у меня за такое, подружка, еще раком вста­нешь! — Лысый опер сплюнул в сторону и ловко ухватил Алису за шиворот. В следующую секунду он уже лежал на земле, и двое — Алиса и другой оперативник, — опешив, смотрели на то, как медленно краснеет возле его лысой головы грязный снег.

… В милицейской машине Алиса видела только одну точку — пересечение двух царапин возле крошечного окна. Она перерождалась, а может, умирала, если умирание — это когда замерзают внутри все чувства и мысли, когда испуганно прячется на недосягаемую глубину память и страх парализует настолько, что уже ничего, кроме него, страха, не можешь ощущать… Сколько жизней прожила Алиса этой зимой, думала она о себе безразлично в тре­тьем лице: вот только недавно простилась с той Алисой, что жила в Питере, собиралась замуж и хотела создать такой психологический метод, который мог если не осча­стливить человечество, то хотя бы раскрасить мир крас­ками для самых отчаявшихся его представителей… С той Алисой простилась, глядя на заснеженное поле в малень­ком окошке деревенского домика. А сейчас, глядя в ма­ленькое зарешеченное окошко милицейской машины, она прощалась с той Алисой, которая едва успела начать дру­гую жизнь — ту самую, которую хотела разделить с Кирш.