Григорий Ряжский - Дом образцового содержания
Сразу после рождения дочери Ангелины Сара Чепик задумалась серьезно о том, как им с маленькой Гелькой жить дальше в родном окраинном бараке города Житомира. Думала она долго и в итоге надумала – жить стали, как все: голодные ясли, нищий сад, поликлиника, на другом краю от болезней и людей, средняя школа для девочки в том же Заводском районе, зарплата – девяносто пять, алименты – ноль, будущее – минус единица.
Так минули первые четырнадцать лет из двадцати двух, а начиная с пятнадцатого, полувзрослая Гелька отправилась зарабатывать ученицей намотчика на ниточную фабрику, хорошо к тому времени понимая, что как бы мать ни возражала, она во что бы то ни стало должна хотя бы частично разгрузить непосильную трудовую мамину повинность. Сама Сара работала там же, полноценной намотчицей, и поэтому долгих колебаний насчет трудоустройства Гельке испытать не довелось. Другое дело, что намотчиком-наставником на том же производстве оказалась не мама, а такой же, как и сама Гелька, ученик, на год с небольшим всего-то и старше: веселый, рослый и влюбчивый паренек с красивым именем – Галимзян Хабибуллин.
Ухаживать за Ангелиной Галик начал сразу, как только заметил ее в цеху, с первого трудового дня. Сначала, приглядевшись к Гелькиной чернявости, легкой смуглости кожи, смышлености и внимательному интересу, проявленному ученицей к новому для нее делу, подумал, что она из своих. Потом, поразмыслив еще немного, сообразил, что восток широкий и большой и девчонка вполне может оказаться, к примеру, случайной жидовочкой – обратной к национальному интересу. Но при этом та мило улыбалась окружающим, чувственно хохотала, никого не обманывала, на работу являлась точно в срок, так что никак принадлежность свою к нехорошему пороку не подтверждала.
А затем просто выяснилось, что Ангелина-то Сары Петровны родная дочка, чисто Чепик, а ни чья другая. Сама Петровна, хоть и тоже сильно русой не была, имя свое носила в силу факта Зининой странности, и это знали все вокруг. Чепик – они всю жизнь Чепик были: местные, Зинаиды-покойницы отпрыски. Выходило, что и не своя вроде, но зато и без непреодолимых препятствий: хохлы для татар все ж сильней годятся, чем носатые, те вовсе ни в какие ворота не пролазят: ни по вере, ни по привычке, ни по телу, ни по судьбе.
В общем, взялся за дело Галимзян серьезно и системно, как учит ислам в пределах любительского курса. Первый закидон начал с того, что через год с немногим в армию ему, и заодно поинтересовался шутейно, будет ли Гелька ждать его. Затем пригласил в местный кинотеатр, единственный на всю окраину. А потом Галику повезло, потому что в результате долгой и продолжительной болезни скончался вождь Константин Устинович Черненко и по всей стране объявили траур, оборвав по телевизору фильмы и нормальные передачи. В общем, нечего смотреть было полных дня три. Кино также позакрывали на траур, и тогда Галимзяну ничего не осталось, как погасить электрический свет и обнять Гелю у себя на тахте, пока мать с отцом мотались в Кривой Рог за титановым котлом для шестисоточной нужды. Кроме того, поведал, что в жизни одному нельзя никому, а он, Хабибуллин, отслужит в армии и вернется, чтобы сделать их счастливыми и богатыми, а не гнить на местных нитках и катушках.
Гелька поверила и постаралась – не подвела родню, поддержав весь прошлый семейный опыт набухшим вскорости животом, о котором сама узнала немного поздней, чем позволяло своевременное вмешательство женской консультации в беременный вопрос.
Дело закончилось хорошим и плохим. Плохим – из-за того, что недовольными, кроме Гельки, остались все: Сара Петровна, родители Хабибуллины и сам Галимзян, никак не ожидавший, что его же собственные необдуманные слова получат такое быстрое развитие, перейдя в идиотическое отцовство. Родители, мало того что не могли простить сыну неверный выбор, в смысле, выбор неверной, не мусульманки, а простой хохлушки без отца и без денег, еще и озлобились на Сару, как не удержавшую несовершеннолетнюю дочь от необдуманного поступка по отношению к их сыну.
– Что ж ты такое наделала, Сара Петровна? – озлясь не на шутку, пытала ее Хабибуллина-мать. – Почему дочь не смотрела, как надо? Что ж, нам теперь всю жизнь лямку на вас тянуть за ребенка непрошеного?
Сара ничего не отвечала, потому что ответить ей на справедливый упрек татар было нечего. Она сначала встречно спросить хотела, что зачем, мол, ваш Галимзян сам-то дочь мою искушать первым начал… Хотела, да не стала – вспомнила, как сама когда-то, уши в тридцать лет почти развесив, отступала к окну, отступала… пока не уперлась ногами в продавленную Федькину кушетку у окна, куда и опрокинулась, потеряв рассудок. И никакие пружины изнутри диванчика не остановили той любви, потому что сказал он, что – именно любовь, а не что еще. А тут девчонка совсем, малолетка безотцовая…
Так и выжидали они, и Чепик и Хабибуллины, пока живот до семи месяцев зрелости не добрался, не решаясь предпринять что-либо ни в одну, ни в другую сторону от общей беды. А на восьмом месяце решились. Отец в военкомате вызнал, что родителя молодого в армию не возьмут, по закону не положено. Это и решило дело в конце концов. Собрали семейный совет, взяв на время мораторий, и на нем же, на совете, и постановили: раз такое происшествие имеет над всеми над ними моральную власть, то и сопротивляться тогда больше не будут. Пусть живут молодые по закону жизни, как муж и жена, но только одно надо выдержать, самое неотменное условие, как сказано в Коране: «…всякий неверный не может быть мужем правоверному мусульманину или же женой его стать, коли не принял мусульманство и не разделил с супругом своим веру во всемогущего Аллаха…»
Сара подумала и согласилась. С Гелькой и советоваться не стала, сказала татарам «да», понимая, что отец для ребеночка поважней будет, чем дальний Бог или другой какой Аллах.
И машина закрутилась. Исполком местного совета вынес решение: «… согласиться на досрочный брак, принимая во внимание обстоятельство ранней беременности невесты и идя навстречу заявителям в целях образования семьи и законного отцовства, разрешить гражданину Хабибуллину Галимзяну Метхатовичу 1969 г. р. и гражданке Чепик Ангелине Федоровне, 1970 г. р. зарегистрироваться в виде исключения до момента достижения брачного возраста невестой».
Жить после свадьбы Гелька переехала к новой родне и в положенный срок родила двух хорошеньких пацанят, смолисто-черных и скуластых. Первый серьезный скандал в семье возник, когда пришло время получать свидетельства о рождении сыновей и вписывать близнецам имена. Тут-то и возникла встречная непримиримость. С хабибуллинской стороны предлагался Ринатик и Маратка, со стороны же Чепик – Семен и Петро.
Бабушка Сара хотела так мальчиков назвать в честь своего безвестного отца по имени Петро и незнаемого ею покойного мужа Розы Марковны, знаменитого академика Семена Львовича Мирского, в доме которого она прожила без малого 11 лет. Хотела и сумела убедить в этом Гельку. Противная сторона, однако, стояла насмерть: татарские имена, плюс послушание жены, плюс татарская кухня – никаких там пампушек ваших с салом от грязной свиньи.
Сойтись удалось в единственном – в обрезании. Саре было глубоко наплевать – подумаешь, кончик кожи пиписечной аккуратненько отхватят: говорят, для гигиены мальчуковой хорошо только будет, при чем Аллах-то?
Дебаты длились месяц, пока не завершились к общему компромиссному неудовольствию сторон. Поделили новорожденных так: Ринат и Петро, оба Хабибуллины. В какой-то момент проскользнули у Сары Петровны сомнения относительно материнского тогдашнего мычания, что-то там про отец – не отец. Но, подумав, Сара все ж списала затяжное предсмертное Зинино «м м-м» на начавшуюся уже тогда у мамы смертную агонию. А Петро был всегда – так и в паспорте записано, как законное отчество. Одним словом, перетянул Петро Маратку и перевесил Семена, хоть и Роза Марковна тоже родной была, как никто в этой жизни другой, кроме дочки.
После раздела имен по национальному свойству нелады в семье продолжились и длились по разным поводам вплоть до неопасного теперь уже для Галимзяна Хабибуллина ближайшего армейского призыва. Ни денег раздоры эти, ни радости никому не добавили. И тут случилась неожиданность. Галик сам отправился в военкомат и написал заявление, что отказывается от отсрочки для прохождения службы в рядах вооруженных сил и просит призвать его в армию в соответствии с законом о всеобщей воинской обязанности. Почему сделал так – не понял никто, да и сам он не вдумывался особенно. Просто подумал, затянет семейная жизнь в безрадостную заботу, а тут приключение хотя бы какое-никакое. Вернется – видно будет, как жить. А сейчас – долой, подальше от совершенной глупости и вечных склок внутри всех новых и старых Хабибуллиных.
Слюней на прощанье не распускал – Ринатика чмокнул в обе щечки, а Петро – так, потрепал по черным волосикам. И сгинул в службу. Однако далеко, к счастью родных, сгинуть не вышло – по соседству направили, учитывая малых детей, в пожарные войска, в район Припяти. Оттуда, долго не думая, в ликвидаторы – это восемьдесят шестой шел, май, сразу после Чернобыля дело было, когда хорошо еще не разобрались в зловредности ударившего по всем невидного облака. Так что особо не умничали и не мудрили: откомандировали в составе подразделения на ликвидационные работы – он и отбыл.
