Григорий Ряжский - Дом образцового содержания
– Украина?
– Житомир, – ответила Гелька, не предполагая от власти дурного.
– Регистрация есть?
– Чего? – не поняла она.
– Того, – ответила власть и сунула паспорт в карман. – Разбираться пошли, гражданка Хабибуллина.
Разбирались недолго: для начала сунули в обезьянник, к алкашам. Затем, выдержав прелюдию, завели в кабинет.
– Ну что? – спросил уже другой, незнакомый, в погонах с мелкими звездочками. – Отстегнешь или отсосешь?
– Вы что? – ужаснулась Гелька. – Вы кто?
– Ясно, – осклабился третий, совсем без погон. – И денег нет, и мама заругает.
– Мне домой надо, – все еще думая, что произошла ошибка, сообщила милиционерам Гелька. – Меня подруга ждет, волнуется.
– Ничего, подождет, – ответил тот, что с погонами, и глянул на часы. – Как раз к самой работе поспеешь. Ты где стоишь-то – на Тверской? Или на Ленинском?
– Я нигде не стою, я работать приехала, поваром. Я намотчица, у меня второй разряд.
Сержантик заржал:
– Я и говорю, минетчица в чистом виде. Вот и поработай по профессии, только не по второму разряду, а по самому первому. У нас второй не канает.
Он подошел к ней и с улыбкой протянул навстречу руки. Гелька, как загипнотизированная, подала навстречу свои. Тогда сержант резко перехватил их и одним коротким движением заломил их за спину, развернув ее к себе спиной. Одновременно он согнул Гельку пополам и завалил на стол, так что она ударилась лбом о столешницу.
– Ста-а-а-ять, Житомир! – приказал сержант и расстегнул форменные брюки. Тот, что без погон, сделал пару неспешных шагов к столу и, задрав девушке юбку, стащил с нее трусы. Гелька замычала, но сержант вдавил ее голову в стол, расплющив губы о дермантиновую папку, затянутую на тесемки. Однако звездному офицеру такой расклад истории не пришелся по душе. Тот приподнял недовольно бровь и задал строгий начальственный вопрос:
– А это что здесь происходит, хотел бы я знать?
Гелька уже соображала плохо, она даже не могла заорать: ни сил не было, ни возможности. Одно успела осознать краем головы – сейчас главный их наведет порядок, образумит негодяев и все закончится, весь позор ее и все это столичное недоразумение.
– В чем дело, говорю, старший сержант Ханютин? А ну смирно! – Тот с неохотой оторвался от Гельки и лениво выпрямился. – То-то, – ухмыльнулся старший по званию и распустил брюки сам. – Тебе чего, неизвестно, кто у нас в наряде под номером один, что ли? Дай лучше гондон и постой. А то дергаться начнет еще, да дурковать. Тоже мне, мотальщица. – Он натянул презерватив и запустил руку Гельке в промежность, выщупывая нужный вход. В этот момент на столе разбитым звуком затрезвонил аппарат. Беспогонный взял трубку, послушал.
– Срочно, товарищ лейтенант, – отрапортовал он по всей форме. – Свежий труп на Никитских. Машина уже прибыла, майор сам позвонил.
Лейтенант выругался и стянул презерватив обратно.
– Хер с тобой, Житомир. – Он хлопнул Гельку по голому заду и натянул брюки. – На сегодня свободна, мотальщица, а то убийц из-за тебя упустим, – он игриво натянул ей трусы и дернул за резинку, так, чтобы девушка развернулась лицом к нему. – Другой раз осторожней с регистрацией попрошу, гражданочка… – Он заглянул в разваленный тут же на столе Гелькин паспорт, – гражданка Хабибуллина. Все ясно?
Она мотнула слабой головой, то ли от себя, то ли к себе, то ли туда, где должно висеть небо, и медленно, словно не до конца веря в собственное освобождение от лютых столичных людей в погонах, пошатываясь, пошла на выход…
– Ну чего? – справилась у Гельки землячка, когда та добралась до съемного жилья. – Как денек прошел? – и сама же вбросила предложение, покачав головой. – Можешь не отвечать – вижу, что хорошо.
– На точку когда выходишь? – спросила Гелька, подняв голову, и наткнулась на насмешливый подругин взгляд.
– Завтра, – информировала гостью внучка Рахили, – менц успешно завершен, пора подумать о бюджете.
– Лягу я, ладно? – Не дожидаясь ответа, Гелька прошла в комнату и опустилась на раскладушку. – Сил нет…
Затем она легла на спину и прикрыла глаза. Когда снова открыла, то вместо пустого чемодана, с которым приехала из дому, обнаружила на шкафу Галимзяна. Гелька сразу его признала, мужа законного. Тот сидел, свесив ноги, в форме рядового пожарных войск и улыбался. На голове его вместо положенной пилотки была намотана чалма, усы, огибающие рот, плавно переходили в такую же жгуче-черную бородку, выполненную на мусульманский манер; вдобавок к этой странности сапоги его также сильно отличались от обычных солдатских наличием мягчайшей тонкой кожи и полнейшим отсутствием каких-либо каблуков. Руками он обнимал наконечник брандспойта, при этом глаза его излучали слабо-фиолетовое сияние. Галик кивнул на сапоги, покрутив ногой так и сяк, и, явно оставшись доволен произведенным эффектом, осведомился у жены:
– Нравятся? – тут же, не дожидаясь ответа, пояснил: – Ичиги, национальные ботиночки. Отслужу – татарчатам нашим перешьем с них, как раз на школьный размер хватит.
– Ты вернулся уже? – удивилась Гелька. – А почему не сказал заранее, мы б с детьми тебя встретили, как полагается, с Ринатиком и Петрушкой. Они теперь самостоятельные, в школу скоро, уже вот-вот. Тебя все ждали, спрашивали, где, мол, папка наш, какую он службу несет, в каком еще там Чернобыле.
– А я вот сам решил, без вас, – он снова расплылся в улыбке. – Сюрприз!
В этот момент в дверь позвонили. Далее Гелька услыхала топот солдатских сапог, и в комнату вошли трое.
– Свободна! – бросил в сторону Рахилевой внучки погонный офицер, тот самый, что не дал себе совершить преступный акт в связи с убийством у Никитских.
– Слушаюсь, гражданин начальник! – коротко отрапортовала хозяйка арендованного жилья, отсалютовав на пионерский манер, и вышла.
– Ну что, Житомир? – улыбнулся старший наряда. – Продолжим регистрацию?
Гельку свело судорогой от нового страха, повторного, но все же у нее хватило воли поднять глаза и посмотреть на шкаф. Галимзяна, как ей показалось, прибытие милицейского наряда в солдатских сапогах нисколько не шокировало. Он лишь снова таинственно улыбнулся жене и приложил палец к губам – тише, мол, все под контролем пожарных частей.
– В общем, так, – распорядился главный мент, – вы двое обыскиваете помещение. Найдете гондоны – тащите сюда. А мы пока без них начнем, на чистом энтузиазме, на чувстве гражданского долга и без никаких.
Старший сержант Ханютин и второй, который так и остался в штатском, засуетились, принюхиваясь, словно служебно-розыскные псы, и отправились рыскать по углам. Лейтенант же присел к Гельке на раскладушку и положил ей руку на промежность. Но уже не так, как сделал это в прошлый раз: не грубо, с ласковостью и неспешностью в заходе.
– Ты и нас пойми, сестренка, – обратился он к ней по-отцовски. – Мы власть все ж, а не просто потребители человеческого достоинства. Нам, бывает, и самим тошно приходится от своего же труда. Но согласись, Житомир: ну как, к примеру, не потрогать тебя, если татарин твой вернуться не захотел даже, а решил тебя с мальцами вокруг пальца обвести?
Гельку, парализованную явлением в квартире лютых людей, лейтенантский тон понемногу начал успокаивать, и она начала вслушиваться в слова, которые он ей говорил, веря немного успокоенным разумом, что уже все теперь обойдется. Верила, потому что сообразила – все до этого самого момента являлось лишь шутейной проверкой ее на стойкость к задуманному внучкой Рахили. Она незаметно глянула на шкаф, не очень догадываясь о том, что же собирается предпринять в этот суровый и непредсказуемый момент ее законный супруг Галимзян Хабибуллин. Тот же, казалось, уже сидел не на шкафу, а словно парил на вершине счастья. На этот раз он уже обеими руками, выкрутив ладони от себя, с выражением полного удовлетворения от происходящего внизу показал Гельке, что беспокоиться теперь вообще уже не о чем: самое главное препятствие между гостями и хозяевами успешно преодолено. Осталась ерунда – проставить финальную точку.
– Так что, в этом все и дело, гражданка Хабибуллина, – перешел к финалу визита лейтенант и крикнул сыскарям, не оборачиваясь: – Нашли гондоны?
Те, не прерывая поиска, ответили одновременно:
– Никак нет, нету их тут! Так давайте, товарищ главный, без них.
– Ну нет так нет, – вздохнул погонник и прижал руку к Гелькиной промежности еще сильней, чем раньше. Другой рукой потянулся к штанам, распустил ремень, ослабил пояс и вжикнул молнией вниз.
– Нет… – тихо сказала Гелька, – нет…
– Да… – так же негромко, но жестко ответил офицер и скинул левый солдатский сапог.
– Негодяй, – сказала Гелька и закрыла глаза, хорошо понимая, что ничего уже ее не спасет и что все разговоры эти ментовские были всего лишь ширмой для подготовки троицы к большому и долгому удовольствию от употребления Гелькиного несогласия с властью.
