Т. Корагессан Бойл - Дорога на Вэлвилл
– Добро пожаловать, леди и джентльмены, достопочтенные наши гости! – воскликнул Келлог, благословляя взором свою паству. Никакое зло не постигнет их. Они не познают склеротического огрубения артерий, учащенного трепетания сердца, опухолей и язв, дрожи в руках и неверной походки – избранные и призванные, праведные, осененные его присутствием.
– Итак! – с места в карьер ринулся он. – Следуя духу Простой Жизни, сразу, без всяких проволочек, возьмемся за сегодняшнюю тему. Что тут у нас? – прокашлялся, поправил белую оправу очков. – Ага. Вопрос от… – развернул листок, – от мистера У. Б. Дж. об опасностях животной пищи. Зачитываю: «Нам известно, что потребление животной пищи чрезвычайно опасно. Не говоря уже о том, что оно противоестественно и противоречит всем законам божеским и человеческим, оно также вызывает автоинтоксикацию и становится причиной многих болезней, зачастую фатальных, если не применить своевременное лечение. Сопряжены ли с употреблением животной пищи и другие опасности, и если да, то какие?» – Оторвавшись от листочка с вопросом, доктор искренне похвалил: – Прекрасный вопрос, мистер У. Б. Дж. – поздравляю! Итак, не вдаваясь в подробности относительно прискорбного состояния, в каком находятся бойни нашей страны – о чем я уже говорил с этой кафедры две недели назад… – Тут доктор приостановился. – Да. Именно две недели. Тем, кого тогда не было с нами, позвольте порекомендовать обратиться к великолепному роману «Джунгли» мистера Элтона Синклера – кстати говоря, этой осенью он был в числе наших гостей, большая честь для нас, – и, разумеется, к моей книге на ту же тему «Следует ли нам убивать ради пищи», которая была опубликована нашим санаторским издательством за год до выхода замечательного произведения мистера Синклера. Каждый из вас может приобрести эту книгу за весьма умеренную цену. Все деньги пойдут на научно-исследовательскую работу Санатория. Но оставим это в стороне. Я не собираюсь нынче наводить на вас страх историями о том, как выделения животных, их фекалии, кровь, урина и даже блевотина попадают в фарш для сосисок или в банки с тушенкой; я не стану упоминать про обыкновение перемалывать мясо животных, больных туберкулезом… Я уже вижу, в какую пучину отвращения повергает вас одно перечисление этих установленных фактов. Разве не должен цивилизованный человек содрогнуться от негодования? Попробуйте хоть на одно мгновение вообразить себе вопли ужаса, испускаемые беспомощными телятами, ягнятами, поросятами, цыплятами, утятами и индюшатами, ведомыми на заклание и обоняющими запах крови, уже пролитой их сородичами, их братьями и сестрами, их предками и родителями!
Руки оратора вновь простерлись к аудитории:
– Да, я не собираюсь ныне разоблачать это преступление против жизни и здоровья, это изуверство, продолжающееся и ныне, в тот час, когда мы беседуем здесь! Нет, сегодня я только отвечу на вопрос мистера У. Б. Дж. и поведаю вам, со всеми тошнотворными деталями, о еще более коварном зле.
Взгляд доктора прошелся по лицам: ряд за рядом, до распахнутых в конце зала высоких дубовых дверей, а за ними, в коридоре, сгрудилось еще двадцать, а то и тридцать человек.
– Сегодня, леди и джентльмены, я намерен рассказать вам кое-что о паразитах, иначе говоря, о червях, что таятся в каждом кусочке мяса, который вы сознательно или бессознательно позволили себе вкусить – я имею в виду до обращения к физиологической жизни.
Наступал момент торжества, одно из тех мгновений, ради которых жил этот маленький человечек, – момент, когда он чувствовал, что держит публику в руках. Ни вздоха, ни шепота, ни, упаси бог, зевка – все они в его власти.
– Прекрасно, – произнес он. – Возьмем для начала трихинеллу. Trichinella spiralis, по-научному говоря. Бич людей и животных – недавние исследования обнаружили этого паразита в разных частях света. Червь обязан своим мерзопакостным существованием обычаю мясоедения. А к людям попадает преимущественно в результате поедания плоти свиньи. Ничего удивительного, что древние обитатели Леванта, как евреи, так и арабы, не допускали мясо этого грязного животного на свой стол… О, если бы они наложили запрет также на говядину и баранину! – Оратор испустил горестный вздох.
– Из свинины, приготовленной с нарушением технологии, не подвергшейся достаточной кулинарной обработке, во время переваривания в желудке начинают выделяться личинки трихинеллы. Они могут таиться в мускульной ткани хозяина сколь угодно долго – известны случаи, когда личинки сидели в своих капсулах годами. Но, когда мясо начинает перевариваться, личинки высвобождаются из капсул и проникают в пищеварительный тракт. Каждый паразит порождает тысячу себе подобных. Эти новорожденные черви пролагают путь сквозь стенки кишечника и вместе с кровью отправляются к конечной цели своего путешествия – в мускульную ткань тела. И там они будут жить, построив себе новые цисты, покуда и эта плоть в свою очередь не будет пожрана – что применительно к человеку весьма маловероятно, разве что мы попадем в плен к каннибалам южных морей. Нет – эти паразиты поселяются в нашем теле раз и навсегда. Спасения нет.
Он сделал паузу, выжидая. Пусть хорошенько припомнят каждый ломтик бекона, каждую отбивную, каждый кусочек нежного филе.
– Не могу вам передать, – голос стал глубже, торжественней, – сколько раз я был свидетелем мучений, вызванных этими паразитами, бессильным свидетелем, ибо не мог помочь, несмотря на те физиологические орудия, которые Всевышний вложил в мои руки. О, эти скрипящие плечи, эти щелкающие коленные суставы! Пораженные дыхательные органы, превращенное в решето сердце! Однажды ко мне обратился больной, много лет подряд злоупотреблявший мясной пищей. Фермер из Айовы, он каждую осень резал кабанчика. Этот несчастный не мог поднять руки на уровень плеч – так забиты были его мускулы трихиновыми цистами. Душераздирающее зрелище. Он пытался изо всех сил – тянул руки вверх, содрогался от невыносимой, режущей боли… – Речь прервалась, глаза оратора затуманились, он не сразу справился с душившим его волнением. – Скажу вам как на духу, этот звук – цисты, скрежещущие о кости и мускулы, – никогда не изгладится из моей памяти. Он всего лишь хотел поднять руку. А там как будто ореховые скорлупки внутри. Вы можете хоть на миг вообразить себе боль, терзавшую этот жалкий человеческий остов?
Молчание. Ужас в глазах слушателей. Так и надо.
– К счастью, друзья мои, ему уже недолго оставалось страдать – он погиб, не дожив до сорока лет. Коварные паразиты проникли в сердечный мускул – там завелись черви, черви, черви, дамы и господа! – Доктор скорбно покачал головой. – А все потому, что он слишком любил свинину.
Теперь настала пора проиллюстрировать доклад фокусом, похожим на тот, с помощью которого доктор (отвечая на вопрос миссис Тиндермарш) сорвал покровы с бифштекса. Из ледника, дожидавшегося своего часа позади оратора, была извлечена свиная лопатка от Туккермана, завернутая в хрустящую белую фирменную бумагу Туккермана и перевязанная фирменной же бечевкой Туккермана («Свежесть гарантируется», – прокомментировал доктор). Фрэнку Линниману было велено приготовить три тонких среза мяса и положить их на стеклышки микроскопов, выстроившихся на столе в дальнем конце сцены. Трем добровольцам из публики предложили исследовать кусочки мяса на предмет обнаружения пресловутых спиралек в образцах мускульной ткани.
Джон Хэмптон Кринк, распутник, ренегат, Фома неверующий, изо всех сил замахал рукой, но доктор даже глазом не повел. Для такого случая требуется женское изящество, крепкая маленькая ножка, хорошо развитая грудь. Ида Манц! На одну крошечную долю секунды доктор засомневался в собственной непогрешимости – если б он сразу понял, как плохи ее дела, он бы ни в коем случае не допустил эту пациентку в Санаторий. Анемия. Пустяк для такого специалиста, как он. И все кончилось провалом, одной из самых серьезных неудач в его карьере – какой урон для репутации учреждения! На похоронах родители Иды – омерзительные личности, жалкие толстосумы – только что не вслух обвиняли его, словно он не сделал все возможное, чтобы преодолеть последствия многих лет злоупотребления мясной пищей, к которому они сами принуждали дочь! И все же червячок сомнения грыз душу: быть может, он назначил ей слишком большую дозу радия? Или недостаточную? В самом деле, так ли уж чудодейственен этот чудо-элемент?
Но что толку горевать о сбежавшем молоке! Отогнав воспоминания, доктор вызвал на сцену Элеонору Лайтбоди (сногсшибательная красотка, только очень уж тощая), юную леди из Хо-Хо-Куса, штат Нью-Джерси (пришлось спросить ее имя, что за досада, последнее время имена вылетают из головы) и Вивиан Делорб, актрису с Бродвея. Все трое обнаружили очевидное доказательство, мерзких маленьких червячков, свернувшихся, точно змейки, в своих капсулах и поджидающих удобной минуты, чтобы вырваться на волю и заполонить не ожидающий ничего дурного организм. Мисс Делорб даже издала несколько вполне убедительных и весьма театральных возгласов отвращения.
