Роже Вайян - Бомаск

— Я очень беспокоился, как бы он не заснул за рулем.

— Он ведет машину очень осторожно. Помолчи, мой Красавчик… Скоро уже четыре часа. Недолго мне нежиться в твоих объятиях.

— А о чем вы разговаривали с Жакларом по дороге? — спросил он.

— Я уж позабыла, — ответила она. — Распусти косу, я люблю, когда ты перебираешь мне волосы.

— Верно, опять он рассказывал тебе, какие у него неприятности с директором школы?

— Ну разумеется, — ответила Пьеретта. — Ты же его знаешь. Обхвати мне голову ладонями. Так приятно чувствовать твои руки.

Он обхватил ее голову ладонями, касаясь мизинцами висков, а большими пальцами сжимая шею.

— А мне Жаклар ничего не передавал? — спросил он.

— Просил, как всегда, передать тебе привет. Ты ведь знаешь, он хорошо к тебе относится… Красавчик, Красавчик мой!.. Поцелуй меня…

Притянув к себе голову Пьеретты, он приблизил ее лицо к своему лицу, сжал руками ее шею под резко очерченной челюстью и, ощущая на ладонях сладостную тяжесть сонной головки, прильнул долгим поцелуем к губам Пьеретты.

Вдруг он резко запрокинул ей голову и крепко стиснул шею.

— Мерзавка! — прорычал он.

Пьеретта сразу очнулась от дремоты.

— Troia! — крикнул Красавчик.

Пьеретта напрягла плечи и спину. Силой она была под стать своему дяде, крестьянину-хлеборобу, и такая же жилистая, как ее отец и мать — рабочие фабрики. Она вырвалась и, вскочив на ноги, отпрянула от него.

— Я солгала тебе, — крикнула она. — В Турнье меня возил Миньо.

— Хорошо он тебя распотешил?

— Я солгала потому, что ты ревнуешь. Вот как все было. В последнюю минуту Жаклару пришлось поехать в Гренобль, чтобы там отпечатали листовку. Тогда стачечный комитет решил, что в Турнье меня повезет Миньо: пока я буду выступать у металлистов, он съездит в Бийон, установит связь с рабочими завода электроприборов…

Красавчик сидел неподвижно и молча слушал.

— Ну и вот, — продолжала Пьеретта, — поднялся туман.

Красавчик оборвал ее.

— Опять лжешь! — сказал он. — Я ведь только что видел Кювро. Он мне все сказал. Жаклар уехал в полвосьмого, еще до того, как я заходил в комитет…

— Верно, — сказала Пьеретта. — Я опять солгала. Стоит только раз солгать, и потонешь во лжи. Но клянусь тебе, у меня никогда ничего не было с Миньо… Ну чем мне тебе поклясться?

— Все равно не поверю, — сказал Красавчик.

— Нет, ты должен мне поверить, — взволнованно воскликнула Пьеретта. Спроси у Миньо, он сам тебе скажет… И все товарищи подтвердят… В маленьком городке все друг про друга знают. Ничего тут не скроешь. Спроси кого хочешь…

— Да разве я могу кому-нибудь поверить, раз ты, ты мне солгала?

— Если б ты не вел себя так мерзко на прошлой неделе, мне сегодня не пришлось бы лгать.

— Ну конечно… Что тебе стоит солгать дураку макаронщику, раз он по глупости поверил, что такая распутница будет принадлежать только ему одному.

— Замолчи! — крикнула Пьеретта.

— Сколько у тебя было любовников с тех пор, как ты стала моей женой?

— Довольно! — крикнула Пьеретта. — Замолчи! Если ты не прекратишь своих подлых оскорблений, я все равно не останусь с тобой, даже после того, как ты придешь просить у меня прощения.

И она посмотрела ему прямо в лицо.

— Вон как ловко разыгрывает комедию! — заметил он. — Теперь уж никому не поверю. Теперь я знаю, что грязная шлюха, если захочет, может смотреть на человека гордым взглядом.

Она все смотрела на него в упор.

— Опусти глаза, — сказал он. — Распутная баба не имеет права смотреть таким взглядом, будто она честная женщина.

Он подошел к ней.

— Я тебя заставлю признаться, что ты распутничала.

И он замахнулся на Пьеретту.

— Женщину нельзя бить, — раздался насмешливый голос за его спиной. Нельзя бить женщину, даже цветком нельзя ее ударить…

Бомаск обернулся. В комнате оказалось четверо незнакомых мужчин. Они вошли беспрепятственно, так как дверь в квартиру никогда не запиралась.

— Мадам Амабль, — сказал полицейский комиссар, — я должен арестовать вас, у меня ордер… Судя по той картине, которую я застал сейчас, вы можете этому только радоваться. Полиция Республики о вас позаботится. Нигде вам не будет так хорошо, как в тюрьме. Полнейшая безопасность!..

Полицейский продолжал отпускать шуточки. Бомаск, задыхаясь, смотрел на него. Пьеретта несколько раз глубоко вздохнула, потом заложила руки за спину и, расправив плечи, подошла к комиссару.

— Предъявите ордер, — сказала она.

Полицейские повели ее.

Когда они выходили, Бомаск, опомнившись, бросился за ними, но они уже были на площадке лестницы. Комиссар, выйдя последним, захлопнул дверь перед его носом и запер ее на ключ, торчавший снаружи в замочной скважине.

Бомаск слышал, как все четверо полицейских дружно захохотали.

Он со всего размаху ударил плечом в дверь.

— Жена моя! — закричал он и принялся колотить в дверь кулаками, бить в нее ногой.

— Помогите! Помогите! Пьеретту арестовали, ее уводят!

Потом он подбежал к окну, распахнул его.

— Помогите! — кричал он в темноту. — Товарищи, помогите! Шпики уводят Пьеретту.

И снова он ринулся на дверь, налег на нее с такой силой, что выворотил замок.

— На помощь, товарищи! — звал он, наклонившись над лестничной клеткой. — Шпики уводят Пьеретту!

В доме поднялся глухой шум. Из квартир выбежали люди.

— Помогите! Шпики пришли! — кричал Бомаск не своим голосом, опрометью сбегая по ступенькам.

Но черный автомобиль, увозивший Пьеретту, был уже далеко от рабочего поселка.

Парадный завтрак предполагалось устроить в приемном зале фабричной конторы. Валерио Эмполи, его дочь Натали и гость их Джонатан Джонстон, американский представитель в ОЕЭС, прибыли в Клюзо ближе к полудню.

Все магазины были заперты, железные шторы на витринах и дверях спущены; на Лионской улице, по которой проехал автомобиль, приезжим не попалось ни души, кроме патрулей, состоявших из охранников.

— Словно в городе осадное положение, — удивился американец.

— Такова обычная атмосфера у нас в провинции в праздничные дни, объяснил Валерио Эмполи.

— И везде полицейские с ружьями, — продолжал свои наблюдения американец.

— Во Франции полиция — непременная участница всех празднеств.

На площади Франсуа Летурно, отделявшей здание фабричной конторы от главных фабричных ворот, закусывали охранники, собравшись около павильона американской выставки.

— Смотрите, — заметила Натали, — у них уже начался банкет.

Филиппа в конторе не оказалось. Никто его еще не видел в то утро. Эмполи попросил дочь сходить за ним.

— Он, наверно, забыл, что должен исполнять обязанности хозяина за столом, забыл, что «Рационализаторская операция» носит его имя.

Эмполи подмигнул дочери и улыбнулся. Нобле и Таллагран совсем растерялись — они никогда еще не видели, чтобы их патрон был в таком веселом настроении.

Натали застала Филиппа в халате, он, как видно, дня три не брился.

— Я мерзавец, — начал было он.

— Довольно, — оборвала его Натали. — О своих любовных делах расскажешь мне в другой раз. А сегодня мы немножко позабавимся… Если бы ты знал, какую я свинью подложила им всем: и американским компаньонам твоей мамаши, и моей тетушке Эстер, которая нам морочит голову своим Дюран де Шамбором, и даже самой мамаше, которая плюет на тебя и вздумала было отправить твою Пьеретту в Америку!

— Подложила ты свинью или не подложила, а мою мамашу тебе все равно не перещеголять. Нам не под силу с ней тягаться. Она даже твоего отца провела и украла у него АПТО…

— Ну нет, АПТО принадлежит мне, — сказала Натали.

Она взяла листок бумаги и принялась писать имена и цифры. Филиппу волей-неволей пришлось ее выслушать, она говорила еще более властным тоном, чем всегда. Впрочем, его и самого до некоторой степени заинтересовали ее разъяснения: он надеялся, что, может быть, поймет хоть теперь, чем вызваны подозрения товарищей Пьеретты Амабль.

— Вот как в настоящее время распределяются в процентном отношении акции АПТО, — говорила Натали. И она написала:

Валерио Эмполи и английские Эмполи, действующие с ним заодно — 45

Эстер Эмполи-Дюран де Шамбор и ее американские друзья — 35

Эмили Прива-Любас-Эмполи — 10

Лионская группа — 4

И я сама, Натали Эмполи — 6

Итого: 100

— Эстер Дюран де Шамбор и Эмили-Прива-Любас, то есть моя тетушка и твоя мамаша, заключили союз. Если они добьются, что АПТО согласится увеличить капиталовложения на двенадцать процентов, этот добавочный капитал будет внесен мужем Эстер, и тогда у них окажется в руках контрольный пакет акций… — Она написала: