Холдор Вулкан - Жаворонки поют над полем
Услышав эти слова, супруги с удивлением переглянулись, и Гурракалон сказал:
— Бедняга, он, кажется, свихнулся. Тут нет возможности позвонить в «скорую помощь», так как нет сотового телефона, который лежит дома, без зарядки, так как в сети у Таппикасода нет света. Придется его нести в село, пока он окончательно не сошел с ума. Ведь, плохой он или хороший, человек всё-таки — сказал Гурракалон.
— Ты не беспокойся, милый. Я сама разбросаю оставшиеся химические удобрения в нашу шолипою. Ты иди, отнеси беднягу в Таппикасод. А ты, сынок, возьми его опрыскиватель с жестяной бочкой и отвези его домой на его велосипеде — сказала Фарида.
После этого Гурракалон поднял своего соседа по шолипое Парпеддуна Паттиё и пошел в сторону села. За ним последовал Ильмурад, который погрузил на велосипед опрыскиватель с жестяной бочкой с пестицидом Парпеддуна Паттиё.
56 глава Злые квартиранты
В Таппикасоде опять отключили свет, и село погрузилось во мрак, словно заброшенное старое кладбище. Но в отличие от людей, Бог включил небесное светило, и оно начало светить безопасно и совершенно бесплатно. Луна сияла так сильно, что освещала не только поля, сады, огороды, гнёзда спящих птиц, но и интерьеры низких лачуг и хижин Таппикасода.
Оставив Ильмураду спящих Мекоила и Зулейху, супруги пошли сторожить свое рисовое поле, чтобы злоумышленники не перекрыли воду в их шолипою. Они шли, отмахиваясь от москитов и прихлопывая их иногда ладонями. Гурракалон шагал со свёрнутым самодельным гамаком подмышкой, а Фарида с фонарем в руке, который они взяли с собой на всякий случай. Над тропой тихо пролетела в сторону кладбища одинокая сова, ужасно ухая. Её зловещая тень скользила по зарослям и по траве, которые освещала луна. Безмолвно пролетела стая летучих мышей, сверкая своими кожаными крыльями при свете небесного светила. Мембрану ушей Фариды и Гурракалона пронзали монотонные звуки поющих хором сверчков.
— Гляди, любимый, какая ночь! Какая луна! Какие звезды! Небо словно усыпано бриллиантами! — сказала Фарида с восхищением.
— А как поют сверчки! — сказал Гурракалон.
Супруги продолжали свой путь по знакомой тропе в сторону спуска. За ним следили их тени, похожие на стукачей, которые тайно преследуют людей, собирая информацию о них.
Наконец, они спустились туда, где располагался полевой стан дехкан и рисоводов, в котором они прятались от ливня и от знойной жары. Пробравшись на крыльцо стана, вокруг которого росли высоченные тополя, старые ивы и лохи и откуда как на ладони были видны рисовые поля, Гурракалон натянул веревки гамака и привязал их морским узлом к деревьям. Потом, проверяя гамак на прочность, сказал:
— Пожалуйста, Ваше величество, располагайтесь.
— Милый, я боюсь забираться в гамак. Опасаюсь, что его веревки порвутся, не выдержав мой вес — сказала Фарида смущенно.
— Это самые прочные веревки в нашем округе. Они сплетены из высококачественного шелка. Не бойся, дорогая, я удержу тебя, если они оборвутся — успокоил жену Гурракалон.
Фарида послушалась его и полезла в гамак.
— Ну, как, удобно? — спросил Гурракалон.
— Аха — кивнула головой Фарида, улыбаясь.
После этого Гурракалон натянул и второй гамак, куда полез сам. Лежа в гамаках, супруги счастливо улыбались друг другу, а луна всё также сияла над рекой, образуя огромный светлый круг. Вдалеке над тугаями мерцали звезды. Со стороны рисовых полей и тростников доносилось пение лягушек, которое напоминало звук кипящего супа в открытой кастрюле.
— Тишина-то какая! — снова восхитилась Фарида.
— Да-а-а, словно, кроме нас, никого нет на свете — сказал Гурракалон.
Вдруг они оба испуганно вздрогнули, услышав громкий крик:
— Жить-жить-житталалалу-лалула! Жить-жить-житталалалу-лалула!
Супруги соскочили со своих гамаков, рассмешив Далаказана, который стоял над глубоким оврагом, со шкафом на спине. Он смеялся диким смехом, сверкая в свете луны белками глаз, зубами и полированным шкафом.
— Ну, ты дурак! С ума, что ли, сошел?! Я чуть в штаны не наложил! Прежде чем кричать, надо предупреждать. Ты впрямь как пересмешник в ночных джунглях Амазонки, который кричит голосом, похожим на ужасный смех — «гыыыыйк — гыыыыйк-хак — хак-хак хак!» — сказал Гурракалон.
Далаказан засмеялся громче прежнего. Потом, попросив прощения у своих соседей, ушел обратно в село, с криком:
— Жить-жить-житталалалу-лалула! Жить-жить-житталалалу-лалула!
Супруги снова забрались в свои гамаки, и, лёжа под луной, глядели на широкую реку, на берега, на рисовые поля, на тростники, в которых сонно крякали водяные птицы. На лунной тропе бродила одинокая пушыстая серая лиса в поисках еды. На противоположном берегу шёл и свистел товарный поезд, нарушая тишину стуком колес вагонов и постепенно отдаляясь. Вокруг светящего фонаря весело кружили мотыльки, вращаясь, словно планеты вокруг солнца. Под ушами супруг надрывным, жалким голосом хором плакали комары. Некоторые из них больно кусали. Со стороны реки дул не очень сильный, но прохладный ветер.
— Вчера мне приснился странный — сон сказала Фарида. Ты знаешь, что у меня хорошая память. Я хотела рассказать тебе об этом сне со всеми подробностями.
— Какой сон? — спросил Гурракалон сонно зевая от усталости.
Фарида начала рассказывать:
— Во сне я видела, как ты стоишь на берегу океана в плаще и в шляпе и кормишь крошками хлеба чаек, которые шумят и проворно ловят на лету корм.
Тут, слава богу, чик — и я проснулась — сказала Фарида, закругляя рассказ о своем сне.
Когда Фарида повернулась в сторону мужа, то она увидела Гурракалона, который уже уснул и тоже видел сны не менее интересные, чем сны Фариды.
Ему снились три типа — один бородатый, другой безбородый, а третий усатый в бейсбольной кепке. Все трое были в возрасте от двадцати пяти до тридцати лет. Они искали в городе дешевое временное жильё.
Безбородый нёс подмышкой нагару — прозрачный музыкальный инструмент цилиндрической формы. Безбородый был горбуном. Когда он смотрел на что-то тараща своих козьи глаза, шея его поворачивалось вместе с телом. По своим политическим взглядам он был убежденным неокоммунистом. Усатый, в бейсболной кепке, был демократом и ходил не расставаясь с дорожным радиотранзистором, слушая программи радио службы «Озодлик», BBC, «Голос Америки», «Немецкая волна» и так далее. Бородатый в длинной белой одежде был без головного убора, с молельной скатертью, похожей на гобелен, который он носил в хозяйственной сумке, где еще лежали пара книг и дорожный магнитофон «Весна». Вдруг усатый демократ сделал знак рукой, чтобы бородатый и безбородый замолчали и не двигались с места. Те остановились, затаив дыхание. Усатый демократ, который слушал радио, вдруг заулыбался.
— Ура, поймали и отправили на тот свет одного кровавого диктатора! — сказал он радостно.
Услышав это, безбородый начал греметь прозрачной нагарой, которая находилась у него подмышкой:
— Дандала — дидан! Диндала — дидан! Дандала — дидан! Дандала — дидан! Дандадидан — дандала — дидан!
Усатый демократ начал танцевать под музыку, которая взбудоражит кровь любого человека, если он не глухой и не больной.
— Астагфируллах! Астагфируллах! Спаси меня, Аллах, от этих шайтанов! — сказал бородатый.
Тут он увидел на стволе дерева приклеенное объявление, и начал записывать адрес в свой маленький блокнотик.
«Объявление: Есть дешёвое временное жилище. Оплата осуществляется наличными. Обращаться по адресу: Село „Таппикасод“, Далаказан Оса ибн Коса.»
Усатый с безбородым заметили это, и тоже спешно записали адрес в свои тетради. Бородатый направился в сторону автобусной остановки, а неокоммунист с демократом следили за ним.
— А вы куда, и почему вы всё время преследуете меня, словно злые тени доносчиков — сказал бородатый, оглядываясь назад.
— А тебе какое дело, мулла? Мы — свободные люди, и куда хотим, туда и поедем — сказал усатый демократ.
Услышав его слова, безбородый снова загремел нагарой, держа её подмышкой.
— Дандала — дидан! Диндала — дидан! Дандала — дидан! Дандала — дидан! Дандадидан — дандала — дидан!
Демократ начал танцевать. Услышав звук нагары, люди, стоящие на автобусной остановке с любопытством смотрели на танцующего. Некоторые улыбались, хлопая в ладоши в такт звуков нагары. Наконец, приехал автобус, дергаясь и чихая. Пассажиры вошли в автобус, и он поехал в сторону села «Таппикасод». Через некоторое время усатый демократ в бейсбольной кепке, подняв руки, закричал:
— Тише господа!
Пассажиры, которые шли в шумной толпе, замолчали. Усатый демократ, подставив к уху свой дорожный радиоприемник, слушал голос журналиста по имени Сарвар Усман и широко улыбался. Потом крикнул: