Питер Абрахамс - Живущие в ночи. Чрезвычайное положение
— Мириам!
— Да?
— Ты веришь, будто я убил ма?
— Нет.
Постепенно его охватывало чувство облегчения.
— Она попросила меня сходить к тете Элле.
— Да?
— А я не пошел из-за этого ветра.
— Ты поступил нехорошо.
— Но я пошел потом.
— Знаю.
— А когда вернулся домой, ма была уже при смерти.
— У нее был удар.
— По моей вине, Мириам?
Он впился в нее взглядом, губы его затрепетали.
— Нет.
— Значит, я не убийца?
— Нет.
— А Джеймс так сказал.
— Джеймс не прав.
— Но он сказал, что я убил ма.
— Не сердись на него, он был вне себя от горя.
— И я не бил миссис Хайдеманн.
— Я в этом уверена.
— Только толкнул ее, потому что она пыталась меня обнять.
Мириам криво усмехнулась, и это лишь усилило его смущение.
— Я хочу сказать, что она старалась утешить меня. Я хочу сказать… Мириам, ты понимаешь, что я хочу сказать?
— Да, Эндрю, понимаю.
— Вот я и толкнул ее.
Слышалось лишь щелканье спиц. Эндрю знал, о чем его сейчас спросит Мириам, и заранее боялся этого вопроса.
— Почему ты не был на похоронах?
Снова воцарилось молчание. Только деловито щелкали спицы. Усилием воли он взял себя в руки.
— Мне было страшно, Мириам.
— Кого?
— Джеймса и Питера. И Аннет, и Филипа, и Дэнни, и тебя.
— Ну, меня-то ты мог не бояться.
— Но больше всего я боялся ма.
Она поглядела на него странным взглядом и снова уткнулась в журнал. Пальцы ее продолжали быстро двигаться.
— После того как Джеймс избил меня, я сперва отправился к Форшору, а потом пошел по Нэшнл-роуд. Все шел и шел. День и ночь, пока не решил пойти к тебе.
— Три дня.
— Да.
— Но ты пропустил занятия.
— Да. Я помню об этом.
— Ты вернешься назад?
— Не знаю. Не думаю.
Он запнулся перед следующей фразой.
— Мириам, я боюсь вернуться к Джеймсу.
— Куда же ты денешься?
— А у тебя я не могу остаться?
— Не знаю, что тебе ответить. Я должна поговорить с Кеннетом и Джеймсом. У нас не так много свободного места.
— Больше мне некуда идти.
— Я должна сперва обсудить это с Кеннетом.
Он чувствовал себя слабым, беспомощным и беззащитным. Ненавидел Каледон-стрит и триста второй. И боялся Джеймса. Вернуться в комнаты, где все напоминает о матери! В грязь и убожество трущоб! В Шестой квартал! К Джонге, и Броертджи, и Амааи! К пьяной миссис Хайдеманн и тете Элле!
— Пожалуйста, Мириам. Я так хотел бы остаться у вас.
— Я должна поговорить с Кеннетом.
Она налила еще кофе — и ему и себе, — и они молча стали пить. Когда кофе был выпит, она поднялась с деловым видом.
— Я постелю тебе в свободной комнате. Мне кажется, тебе нужно отдохнуть. Но сначала прими ванну. Горячая вода — в кране с алым кружком.
Долгое время он лежал без она, с широко открытыми глазами и настороженный. Неужели Джеймс вышвырнет его вон, бросит на произвол судьбы? Убийца матери! Эндрю невольно съежился, подавленный этим обвинением. К дому подъехала машина. Должно быть, это Кеннет. По аллее заскрипели шаги, и в замке щелкнул ключ. На его памяти зять всегда держался холодно и отчужденно. Светлая, болезненно бледная кожа и тусклые зеленые глаза, лишенные всякого выражения. Что же все-таки скажет Кеннет? И он возмущен тем, что Эндрю не был на похоронах?
После долгого безмолвия он услышал голоса, доносившиеся из спальни. Очевидно, речь шла о нем, и разговор вела Мириам. Эндрю напряг слух, но не мог расслышать отдельных слов. Наконец, измученный душой и телом, он впал в глубокий сон.
Он все еще дремал, когда услышал, что Мириам раздвигает шторы. Какой-то миг он не мог понять, где он, но потом все происшедшее разом воскресло в его памяти.
— Вставай, уже семь часов.
— Извини, Мириам.
— Ты должен поспеть в школу.
Эндрю пытался протестовать. У него ведь нет чистой одежды, учебники на Каледон-стрит, он даже не знает, где ему приклонять голову.
— Вставай, лежебока! Я буду готовить завтрак, а ты пока приведи себя в порядок. Потом заезжай домой — напомни, чтобы я дала тебе денег на автобус, — переоденься и возьми учебники. Джеймс будет на работе, так что ты в безопасности. Когда Кеннет проснется, он привезет остальные твои вещи.
— Мириам!
— Все улажено. Я присмотрю за тобой. А ну, вылезай из кровати!
Он едва не рыдал, идя в ванную. Наконец-то у него есть дом. Он будет жить в Уолмер-Эстейт, вдали от Джеймса и Питера. И Броертджи и Амааи. Бму будет не хватать только Дэнни. И ма.
Сквозь окошко в ванной пробивались яркие солнечные лучи.
Глава шестнадцатая
Руфь принимала душ, когда к ней пришли двое из полиции. Она как раз думала об Эндрю, боялась, как бы он не натворил глупостей. Она знала, что к нему уже несколько раз являлась полиция, и положение все более и более осложнялось. Иногда, особенно в последнее время, он вел себя как-то непонятно. Подолгу раздумывал, молчал и только прокручивал — одну за другой — пластинки. И слишком много курил. Что, если бы ее родители проведали о них двоих? Кошмар! Слава богу, что они далеко отсюда — в Трансваале. В последний раз отец прислал ей наспех нацарапанную открытку после событий в Шарпевиле; он ходит вооруженный и учит ее мать стрельбе. Эти туземцы все наглеют и наглеют. Будь осторожна, моя дорогая, и не доверяй небелым. Все они одним миром мазаны — все-все! А она готова пожертвовать всем, что у нее есть, ради цветного мужчины. Готова даже пожертвовать своими родителями. По правде говоря, они никогда ее не понимали. В сущности, она сама себя не понимала. Может быть, это к лучшему, что она приехала в Кейптаун, чтобы изучать театральное искусство и заодно вырваться из удушливой атмосферы родного городка. Впрочем, родители всегда ее баловали — ведь она единственная дочь биржевого маклера Джеймса В. Тэлбота, который ей ни в чем не отказывал и даже разрешил, несмотря на свои страхи и опасения, учиться в Кейптаунском университете… Она открутила крап с горячей водой, подставляя под пляшущие струи свои плечи и небольшие, налитые груди… Только бы пришел Эндрю! Ей нравится смотреть, как он слушает пластинки. Нравится его прическа, его полные губы, квадратный подбородок и выгиб его шеи. Затрещал звонок. Должно быть, Эндрю? Она поспешно вытерлась, даже не выключила воду.
— Иду, дорогой.
Звонок задребезжал снова.
— Не будь таким нетерпеливым! — весело воскликнула она.
Руфь накинула халат, сунула ноги в туфли и быстро протерла полотенцем свои черные волосы. Потом радостно засеменила к двери, собираясь распахнуть ее рывком — так, чтобы захватить его врасплох.
— Вы мисс Руфь Тэлбот?
— Да, — ответила она, разглядывая двоих незнакомцев.
— Мы хотим поговорить с вами.
— О чем?
— Я сержант из политического отделения.
— О! — вырвалось у нее. Голова внезапно закружилась. Она стояла растерянная, не зная, что предпринять.
— Можно войти?
— Да, конечно.
Она сделала шаг в сторону, и агенты вошли, шаря глазами по комнате. Ее очень смущало, что на ней нет ничего, кроме халата.
— Извините меня.
— Куда вы?
— Переодеться.
— Идите, — разрешил агент, оглядывая ее подозрительно.
Она вернулась, одергивая юбку, и забросила мокрые волосы за плечи.
— Мисс Тэлбот, вы учитесь в университете?
— Да.
— Но родом вы не из Кейптауна?
— Нет. Из Трансвааля.
— Веренигинг?
— Да.
— Это очень далеко.
— Ну и что?
— Мы должны вас оберегать.
— Разве я нуждаюсь в защите?
— Полагаем, что да. Времена сейчас беспокойные.
А ваши родители знают?
— О чем?
— Об Эндрю Дрейере.
Она снова ощутила слабость и испугалась, как бы ее не выдало лицо. Необходимо взять себя в руки. Это крайне важно. Взять себя в руки. Ведь еще не ясно, много ли им известно. Тем временем другой полицейский просматривал ее книги.
— К чему вы заговорили о мистере Дрейере?
— Вы с ним знакомы?
— Видела его в университете.
— Вы — как бы это сказать? — довольно близкие друзья.
— Я с ним несколько раз разговаривала в университетском дворе.
— И ничего больше?
— Не понимаю, на что вы намекаете.
— Разве вы не больше, чем просто друзья?
— Я протестую против такого вопроса.
— Бесполезно, мисс Тэлбот. Вы, конечно, слышали, что есть такой закон — «О борьбе с безнравственностью».
— Допустим, слышала.
— Шесть месяцев тюрьмы — дело нешуточное.
— Если вам нечего больше сказать, прошу вас, оставьте меня.
— Мы как раз связываемся с вашими родителями.
