Тимур Зульфикаров - Земные и небесные странствия поэта
Я сразу узнал по твоим глазам и рукам какой дар томится таится в твоем узелке…
Я мог бы порвать унять тебя моим двуострым каратагским ножом пока ты долго развязывал платок…
Но ты ведь в моей кибитке гость…
И потому первая очередь за тобой родной брат…
Ты гость и первая очередь твоя…
А первая тут и последняя брат…
…Тогда он рыдает он совсем мальчик отрок молочный агнец в майских травах…
Тогда он бросает на глиняный пол моей мазанки глухой автомат
— Зиерат-Шо возлюбленный брат… сынок…
Садись… будем пить зеленый самаркандский чай…
А потом пойдем по первому снегу к Варзоб-дарье…
Там от воды тепло…
Там от речного тепла струистого первобытного расцвел первый куст миндаля…
Пойдём любоваться жемчужным кустом миндаля!.. Он мудрей нас!..
Дервиш сказал:
— Но печалит меня то, что теперь убийц палачей множество
в народе моем…
И руки их возлюбили лелеять автомат а не кетмень-лопату…
И нескоро они бросят о землю автоматы и придут к мин-
дальному кусту у реки…
Но есть и иные блаженные мужи в народе моем.
Они как златые форели в алмазно вспыльчивом ручье!..
Вот Ахмаджон-декханин-крестьянин божий святой раб!..
Вечен народ в котором творит таких мужей всевидящий Аллах!..
Аллаху Акбар!..
Аллах велик а человек мал!.. Аллах как Вселенная велик а человек как земля мал…
Глава XXXI
АХМАДЖОН-ДЕХКАНИН
Ахмаджон-дехканин ранним сизым утром один вышел в хлопковое поле где несметный белопенный урожай хлопка плыл снежным избыточным облаком…
Один он собирал в поле гиссарском родимом колыбельном урожай неслыханный…
И быстро наполнил мешок-канар…
И понес его улыбчиво на пустынный голый хирман — хранилище покоище хлопка…
…Тут пуля кочевая рдяная среди альпийского снежного поля хлестнула неслышно словно слепень сочно мясисто загробно рванула его в правую руку которой он проворно тяжкий канар перезревшим летучим хлопком набил набрал…
И вначале от нежданного удара пули он покорно вожделенно упал на свой мягкий канар как в постель взбитую родной дальней матерью Зайнаб-биби и подумал: «Вот умру усну истеку алой кровью в снежный мягкий мой канар. И станет мой канар мой саван кафан как у бухарских шейхов белопенная чалма…»
Но потом Ахмаджон сметливый дехканин раб земли увидел что тронута пулей лишь его кровотекучая рдяная рука а тело невредимо не течет…
И тогда он улыбчиво с канара встал оставив на канаре еще начальный небогатый след ал…
И пошел к родному городу Душанбе который был недалеко и который он кормил укропом луком редисом морковью яблоками с чахлого но радушного своего хавли-надела-сада…
И он пришел на окраину Душанбе и постучал в первый встречный дом чтобы люди помогли ране его и перевязали ее жгутом потому что сам он не мог ее перевязать и остановить кровь что становилась все обильней и щедрей и теплей и слаще и веселей…
Кровь ласково уносила его с земли… как весенний ручей…
Но из первого дома не ответили ему хотя он видел в окнах лица утренних глазастых розовых людей…
Тогда он пошел к другому дому….
И в грушевую дверь тихо постучал…
Но и там не открыли ему…
Только собаки лаяли с цепей визжащих судорожных…
Тогда он пошел к другим домам но нигде не открыли ему…
И он вначале звал на помощь а потом шептал потому что иссякла кровь его а за ней и голос его вослед и жизнь сама ме-лела…
И на всех дверях и калитках он рдяный кроткий покорный кровавый след подбитой руки оставлял…
…Ай Аллах ай щедрый Хозяин мой!..
Как же много крови ты одному человеку дал что Ахмаджон полгорода обошел и оставил рдяный возлюбленный молочный стыдливый след на многих дверях и вратах…
И иные чистоплотные хозяйки вослед ему обиженно смывали арычной водой алый след живой жизни его с дверей и врат…
Ахмаджон уже не мог шептать слова но мог улыбаться…
И он улыбался и думал:
— Как прекрасен мой утренний росный родной Душанбе!..
Слава Тебе Аллах что столько крови ты одному человеку дал, что полгорода я обошел…
На весь не хватило…
Велик мой родной город…
А кровь моя уже коротка мала…
Да жаль только мой канар с хлопком что сиротой остался в поле — дождь пойдет блаженный смоет мою долгую кровь на чужих дверях да вратах чтоб людям не напоминать… но намочит мой канар а там на три одеяла ваты и на одну бутыль хлопкового масла семян…
О Аллах не дай дождя пока пули в таджикском невинном поле летят и дехкане кормильцы боятся выйти в поля и забрать мой канар мой урожай…
О Аллах не хочется умирать уходить солнечным утром ведь для смерти есть сумеречный вечер и утробная блаженная ночь…
Да…
Ах хватило бы крови сладимой моей до ночных Плеяд!..
Но!..
Аллаху Акбар!
Аллах велик а человек мал как в поле забытый сиротский дождливый хлопковый мешок канар…
Дервиш сказал:
— Великих блаженных мужей порождает война…
И тем кому не помогают человеки — помогает сам Аллах!..
Аллаху Акбар!..
..Вот Эшниез-хан…
Глава XXXII
ЭШНИЕЗ-АЛЛАУДДИН ЛАЗОРЕВЫЙ БИРЮЗОВЫЙ ВИНОГРАДАРЬ
Эшниез-Аллауддин блаженный виноградарь…
Вот уже лазоревый вечер сумерки в родном сиротском нашем убитом военном Душанбе грядут плывут густеют…
И скоро убийцы с автоматами пойдут по улицам пустынным чтобы убивать тех кто не спит и бродит по улицам очарованным сапфирным сиреневым лазоревым…
…О мой вечерний родной былой город где люди торопятся в глухие норы щели пещеры дома и не узнают друг друга на улицах опасных таящихся…
Эшниез-Аллауддин!..
Самый лучший виноградарь в моей махалле ты — истинный устод-мастер лозы…
И нынешней осенью ни у кого не уродился виноград не отяжелела не обвисла блаженная лазоревая рубиновая кисть «тайфи» иль «козьих сосцов»…
А пришел урожай гранатовых убитых отроков и мужей на родину на землю мою…
…О Аллах! О Господь!..
Где?.. в каком кишлаке? на какой козьей тропе провинился мой народ?…
За что кровавую кару несет?..
Может тут и моя вина?… что не всех людей любил? что не всем нищим странникам подавал?..
И потому брата сладостно убивает брат а недозрелый сын слепо восстает на отца?..
И потому нищ не уродился не налился мой виноград?..
О Аллах…
Но у тебя Эшниез-Аллауддин виноградник родил избыточные гроздья тучные…
И твой виноградник высоко витает над бедным домом твоим и он оплетает высоко крышу дома твоего…
…И всякий вечер ты словно витаешь летаешь в темно-лазурном уже бирюзовом небе по высокому винограднику своему…
И обрезаешь медовые тесные гроздья и даруешь их многим соседским детям что уже днем ждут виноградного бронзовомедового вечера твоего и твоих щедрых улыбчивых медовых ягод…
Вот и сегодня я иду мимо виноградника твоего и ты витаешь в небе над домом твоим…
И в руках у тебя нож для обрезанья тучных бирюзовых ягод твоих…
А под виноградником твоим томится стая чужих детей хотя не бывает чужих голодных детей…
И ты улыбаешься мне виноградарь:
— Дервиш! брат!.. ака Ходжа Зульфикар!..
Я хотел подавить потомить текучий яхонт янтарь виноград для вина и угостить тебя но не уродился виноград в махалле и во всей родине моей…
А детям нельзя пить вино а нужен виноград яр спел ал рдян…
Дервиш! возьми лови кисть «тайфи» вместо пиалы вина!..
Да она уже переспела перебродила и ты будешь золотисто пиан — ведь ты стар серебряный дервиш а старцу уже нужно не вино а нужен его предшественник скоротечный предтеча безмолвный первоапостол виноград…
Серебряным старцам нужен золотой виноград!.. да!
И Эшниез-Аллауддин виновато дивно улыбается мне:
— Сейчас я срежу сниму тебе самую тучную лучистую кисть-гроздь ака брат…
…Тут он ложится опускается на виноградник ласково умело спело и тянется ножом к сокровенной далекой курчавой грозди моей…
— Гляди брат кисть гроздь уже перезрела уже каплет течет рдяными каплями она кисть твоя…
Эй брат открой рот как в детстве и закрой глаза…
И медовые капли упадут в твои сухие уже беззубые уста уста уста…
…И я закрываю глаза и открываю рот и отворяю уста навстречу медовым каплям.
И капли от перезрелой томящейся грозди летят мне в уста…
